МЕЧ и ТРОСТЬ

КЛИП, ТЕКСТ «Степь, прошитая пулями, обнимала меня…»

Статьи / Литстраница
Послано Admin 15 Мар, 2016 г. - 17:22

С Леонидом Ивановичем Бородиным я был лично знаком. К этой фотографии он отношения не имел, но в душе, порыве, храбрости у него было как у этого неизвестного мне офицера.

В 1989 году я впервые поехал в США, и мои друзья из национально-патриотической русской писательской общественности попросили меня зайти в Нью-Йорке в книжный центр, который распространял диссидентскую русскоязычную литературу, за книгами. Советская власть -- "Софья Власьевна", как иронически-закодированно от КГБ называла ее инакомыслящая интеллигенция, еще не пала, горбачевская гласность набрала темп, но транспортировать "антисовецкую литературу" аж из Штатов было неспокойно. И все же в Нью-Йорке, когда передо мной выложили огроменные стопки книжек, которые читались в СССР только ночью с фонариком под одеялом, душа моя уже однажды репрессированного по малолетке арестом политзэка-отца затрепетала.

Я накинулся на эти кучи "чистым весом", чтобы забить ими положенный мне вес авиабагажа. Тут были перлы: лондонского издательства Overseas Publications Interchange Ltd -- Ф.Степун "Бывшее и несбывшееся", А.Тыркова-Вильямс "На путях к свободе"; нью-йоркского "Телекса" -- З.Гиппиус "Петербургские дневники 1914-1919", вплоть до такой штучности, как, например, сборник "П.А.Столыпин. Речи в Государственной думе и Государственном совете 1906-1911" с предисловием сына реформатора А.П.Столыпина. Эти книги, обозначенные изданием 1990 года, мне отвешивали уже в декабре 1989-го -- горячее свеженьких кренделей не бывает!

Главным адресатом книг был мой давний друг писатель В.И.Лихоносов, которому держатели американо-подпольного "интеллект-общака" подобрали самые малоизвестно-драгоценные. Причем, отпускавший бесплатно добро вместе с пожилой старой эмигранткой молодой человек, недавно прибывший сюда из СССР, сказал с завистью:

-- У вас там сейчас свободы больше чем у нас.

Они спросили вдогон:

-- А Леониду Бородину возьмете?

Как откажешь, коли знаешь, что каждая страничка этой литературы "вымечтана" наверняка Бородиным, как и любым заядлым книгочием-литератором, давным-давно для поминутно-отсмакованного чтения, да не раз и не два? А Бородин ко всему прочему был такой же политзэк, как мой отец, из самых крайних вернувшихся с заколюченного "передка", сидел за Русскую Православную Идею. Бородин последний раз освободился с зоны в 1987 году -- за два года до этого.

Еще больше того. Именно с Виктором Ивановичем Лихоносовым на Кубани в таманской станице Пересыпь на его даче на берегу Азова мы "открывали" по только-только свинцово-затяпавшим строчкам еженедельников старую и новую Истинную российскую литературу. При зажегшейся Гласности на газетных полосах расцвели изыски бывшего бойца врангелевского бронепоезда Гайто Газданова, будто купленные нами в парижском киоске с утра. Заполыхали слова бывшего деникинского улана Ивана Савина, бывшего командира роты у Юденича Леонида Зурова, других белогвардейцев, словно вымазавших сажей их почерневших ран свои удивительно-терпкие вещи вроде "Вечера у Клэр"... А главное -- им вдруг по искренности, сердечному всплеску не уступила проза и наших малоизвестных современников, таких, как Бородин.

Я запомнил, как стремительно вышагивал Лихоносов под раскидистыми черешнями, неотступно расклеванными скворцами-шпаками, в дачном саду, потрясая простынкой очередной бородинской публикации:

-- Нет, я никого-никого из наших не упустил. Я каждого заметил, увидел и знаю. Вот это -- такой парень!

В Москве я пошел к Бородину с заокеанскими гостинцами в убогий дом на окраине из самых тухлых хрущоб. Он встретил меня в своей "двушке", где его спаленка-кабинет была рядом с кухней и санузлом через узенький проход. Вдвоем в этой комнатухе было не развернуться, и я сидел на кровати.

Повадкой Бородин напомнил мне моего батю, отбывшего 11 лет в ГУЛаге за три "ходки". Сдержанность до желвачности, цепкий, но не напористый взгляд усталых глаз, изнуренные складки кожи лица, будто впитавшие пот и кровь решеток и "шконок". Доконало, что пепел серых сигарет без фильтра Леонид Иванович стряхивал в стеклянную банку 0,7 литра из-под "лечо"...

Ну какой там Нью-Йорк для нас из Русской сумы и тюрьмы? Я только это с режущей душевной болью втянул в себя на вечную память.

+ + +
Этот некролог я написал 6 лет назад, а на днях снова перечитал бородинскую знаменитую «Психическую атаку». Уже подошли и мои сроки падать из сего мира лицом в землю. Посему печатаю эти стихи.

ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА

Поручик выпьет перед боем
глоток вина в походной фляге.
Он через час железным строем
уйдет в психической атаке.

Поручик курит до сигнала.
На фотографии в конверте
десяток слов, чтоб та узнала,
как он любил за час до смерти.

Давно проверены мундиры:
тут заблестеть, где блеск положен.
И офицер и командиры
уже торжественней и строже.

Вопрос решен, итог не важен.
За Русь, за власть, за честь, за веру
идти им полем триста сажен,
не прикасаясь к револьверу.

Красивый жест, игра дурная...
А Русь - на Русь, и брат - на брата.
Добро и зло земля родная
ты перепутала когда-то.

Падет поручик. Алой змейкой
метнется кровь из губ горячих -
подарок русской трехлинейки -
кусок свинца ему назначен.

Что ж каждый должной смерти ищет.
И не закон мы друг для друга.
Но Русь совсем не стала чище -
судьба моя тому порукой.

И я пишу девиз на флаге,
и я иду под новым флагом.
И я в психической атаке
немало лет безумным шагом.

И я иду по вольной воле,
по той земле, где нивы хмуры.
И мне упасть на том же поле,
не дошагав до амбразуры.

И десять строчек на бумаге -
прощальных слов для самых близких...
И сколько нас в такой атаке
падут костьми в полях российских?


Леонид Бородин







ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА



Поручик выпьет перед боем
глоток вина в походной фляге.
Он через час железным строем
уйдет в психической атаке.

Поручик курит до сигнала.
На фотографии в конверте
десяток слов, чтоб та узнала,
как он любил за час до смерти.

Давно проверены мундиры:
тут заблестеть, где блеск положен.
И офицер и командиры
уже торжественней и строже.

Вопрос решен, итог не важен.
За Русь, за власть, за честь, за веру
идти им полем триста сажен,
не прикасаясь к револьверу.

Красивый жест, игра дурная...
А Русь - на Русь, и брат - на брата.
Добро и зло земля родная
ты перепутала когда-то.

Падет поручик. Алой змейкой
метнется кровь из губ горячих -
подарок русской трехлинейки -
кусок свинца ему назначен.

Что ж каждый должной смерти ищет.
И не закон мы друг для друга.
Но Русь совсем не стала чище -
судьба моя тому порукой.

И я пишу девиз на флаге,
и я иду под новым флагом.
И я в психической атаке
немало лет безумным шагом.

И я иду по вольной воле,
по той земле, где нивы хмуры.
И мне упасть на том же поле,
не дошагав до амбразуры.

И десять строчек на бумаге -
прощальных слов для самых близких...
И сколько нас в такой атаке
падут костьми в полях российских?

Леонид Бородин










Эта статья опубликована на сайте МЕЧ и ТРОСТЬ
  https://apologetika.eu/

URL этой статьи:
  https://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3536