МЕЧ и ТРОСТЬ

В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ: НОВЫЙ РОМАН «МЕЧ И ТРОСТЬ». ЧАСТЬ III, финальная «КАТАКОМБА И БОМБА»

Статьи / Литстраница
Послано Admin 17 Ноя, 2014 г. - 19:48

Владимир Черкасов-Георгиевский. Меч и Трость. Роман. 2014 год

ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ>>> [1]




В.Черкасов-Георгиевский, Москва, сентябрь 2014 года

ЧАСТЬ III. КАТАКОМБА И БОМБА
Глава 1. Полковник Ферапонт в Москве>>> [2]
Глава 2. Колобановцы>>> [3]
Глава 3. Из Вербинки>>> [4]
Глава 4. Петр Конеграй на Дону>>> [5]
Глава 5. Захваты>>> [6]
Глава 6. Геенна и Христос>>> [7]

+ + +
ЧАСТЬ III, финальная «КАТАКОМБА И БОМБА»

Глава 1. Полковник Ферапонт в Москве


Летом 2014 года полковник ФСБ, ранее работавший в США по легенде иеромонаха РПЦЗ Ферапонта, сидел в своем номере московской гостиницы, анализируя данные по агентуре,  внезапно и одновременно погибшей в здешних РПЦЗ-осколках. После возвращения домой ему не повезло на полноценную награду за  операцию «Зарубежная Церковь» – высокую должность в  западно-европейской резидентуре или в России, где в заварухе войны на Украине раздавали синекуры. Основной кусок РПЦЗ, слившись с Московской патриархией в 2007 году, был под надежным  руководством  завербованного еще  в СССР митрополита Илариона Кадрала и  в США надзирательства не требовалось, лакомое назначение Ферапонта было уже на подписи. И надо же, чтобы одного за другим вдруг скосило последних троих опытных агентов в столичных РПЦЗ-осколках! Дали Ферапонту за американские достижения звание полковника, орден и поручили срочно разобраться.

Осколками этих непримиримых к МП церквей, выделившихся из старой РПЦЗ,  всерьез ФСБ  не занималась, их иерархи, что на западе, что в РФ,  лишь изображали  исповедничество уровня митрополита Виталия: ни антиправительственных акций, ни  проповедей. По малому влиянию на церковную, общественную российскую жизнь внедрять новую агентуру в них не стоило. Не шатко, не валко поплескивало это  болото, однако ведь кому-то  зачем-то понадобилось убрать ветеранов-сексотов  под шумок  украинской горячки.

Кандидатами на ликвидаторов подходили колобановцы. Когда-то сложившаяся группа из мирян и священников в РосПЦ(Д) митрополита Дамаскина (Колобанова) проходила по признакам террористической. В нее типа монашеского, рыцарского  ордена сплотились игумен – бывший командир  роты разведки в Чечне, другой игумен – бывший матрос военно-морского Балтийского флота, диакон – бывший член «Русского национального единства», они обросли боевой, исповеднически настроенной молодежью, бойкими интернет-публицистами. А теперь с  этими колобановцами вошел в контакт прибывший из-за границы иеромонах Антипа. Сей поп, знаменитый по  деятельности РПЦЗ в Грузии, бившийся  врукопашную с прихожанами против ОМОНа, затем скрылся на западе; там стал, очевидно,  доверенным у митрополита Виталия. Установлено, что  он общался с митрополитом в канадском Магоге перед смертью Виталия, после какой с его счетов исчезли миллионные капиталы.

Одной из задач Ферапонта в США был перевод этих денег на зарубежных агентов в возглавленной  Виталием РПЦЗ(В). Ничего не удалось сделать, даже узнать, куда ушли деньги, поэтому для полковника новое задание было и делом чести. За приехавшим Антипой, который, видимо,  снял с витальевских счетов огромные средства; возможно, стояли боевики, контролируемые ЦРУ. Его поиск контактов, встречи с былыми ударниками Колобанова и гибель  агентуры сплелись клубком. Ферапонта назначили командиром опергруппы этого розыска и ключевым оперативником  по его старой легенде иеромонаха, теперь ушедшего из эмпешной РПЦЗ И.Кадрала, ищущего пристанища в РПЦЗ-осколках.

Ферапонт просматривал по компьютеру агентурные дела. Обдумывал возможные проколы, приведшие к разоблачению агентов, их убийству людьми Антипы, видимо, прошедшего спецподготовку в ЦРУ. По российско-украинским делам тайная война разведок США и РФ по-боевому обострилась. Причины смерти нестарых агентов походили на умелую зачистку. Зачем ее провели? Возможно, погибшие агенты нащупали подполье колобановских террористов, которые по классике «пятой колонны» теперь должны громить тыл России, «гибридно» воюющей в Донбассе против Украины и США. Возможно, что-то узнал лишь один из агентов, но при напряженности украинского фронта вникать некогда – убрали всех троих. У колобановцев счеты с такими сексотами старые. Самоотверженными трудами этой агентуры распалась РПЦЗ, фанатичные исповедники считают таких не людьми, а бесами, их уничтожение не грех, а доблесть. Ферапонт выбрал самое существенное из личного дела каждого.

Агентка «Мадам ПМ», монахиня РосПЦ(Д) Татьяна. Москвичка, завербована в СССР буфетчицей круизного судна, совершавшей хищения. Оперативный псевдоним связан с ее настойчивой просьбой вооружить пистолетом Макарова (ПМ), в чем отказано. В заграничных плаваниях по оперработе постоянно подвергалась сексуальным насилиям, что обусловило ее пострижение в монашество. Монахиня РПЦЗ. До раскола этой церкви была на послушании в Леснинском монастыре РПЦЗ во Франции, теперь находящегося под управлением РИПЦ. Имела агентурную связь с епископом РПЦЗ Варнавой Петляевым, завербованным как доверенное лицо (по компрматериалу гомосексуалиста) в СССР при его поездке в Москву на рукоположение епископа Лазаря Журбенко – будущего главы РИПЦ (завербован по компрматериалу гомосексуалиста при отбытии наказания за подпольную религиозную деятельность в ИТЛ СССР). Агентка истово верит в Бога, склонна к мистике, убеждена в своей особой роли по разоблачению врагов православия, захвативших РПЦЗ, работающих на ЦРУ. Была членом РПЦЗ(В) митрополита Виталия Устинова, РПЦЗ(В-В) архиепископа Владимира Селищева, контролировала РИПЦ по ее старым связям с Леснинскими монахинями во Франции и в РФ, в последний период жизни являлась монахиней РосПЦ(Д) в Москве. Пишет духовные стихи. Психически неустойчива, подвержена приступам раскаяния, тогда рыдает, близка к обмороку. Недостаток в оперативной работе – злоязычна, при эмоциональных стрессах способна на болтовню, выдающую ее как агентку. В беседах с разными объектами, например, называла уроженца Франции епископа Варнаву Петляева «Варнавкой», утверждая, что так его прозвали в Леснинском монастыре еще до раскола. Утверждала, что располагает данными об агентурной работе Петляева. Скончалась от сердечного приступа (тело обнаружено в ее пустой квартире) в возрасте 63-х лет.

Агент «Водяной», прихожанин РПЦЗ(В-В) Максим. Москвич, бывший фельдшер «скорой помощи», завербован в РФ «врачом», незаконно выдающим себя за специалиста по купированию запоев, получавшим крупные гонорары. Оперативный псевдоним связан с тем, что уволен из медработников по признакам обсессивно-компульсивного синдрома (синдром навязчивых состояний) – стремление избавиться от нечистоты, постоянное мытье рук. Объясняет это, что должен избавляться от микробов – носителей бесовства. Вступил в РПЦЗ, чтобы очистить ее от грязи еретиков, был членом РПЦЗ(В), затем в РПЦЗ(В-В). В РПЦЗ(В) проводил оперативную акцию по компрометированию правящего на Европейской части РФ епископа Виктора Заварова, открыл сайт «Осторожно – заваровщина!» с публикацией негативных материалов о Заварове. Фанатичен, склочен, обращается в суды по незначительным поводам: судился с соседями по подъезду, со случайными водителями, мешающими его проезду (имеет дорогостоящий автомобиль). Недостаток в оперативной работе – при стрессах способен на разнузданные выходки и поступки, выдающие его как агента. Например, на сайте «Осторожно – заваровщина!» публиковал цветные фотографии фекалий. Для компрометирования оппонентов провоцировал их на неосторожные высказывания в телефонных разговорах, подключал при этом подслушивающее устройство (оргтехника не выдавалась, купил сам в коммерческих структурах). Затем выкладывал эти записи аудиороликами на своем сайте, иногда фальсифицировал их монтажем для очернения собеседников. Погиб в автокатастрофе, врезавшись на своем автомобиле во внезапно загородивший дорогу КАМАЗ, в возрасте 42-х лет.

Агент «Читатель», иерей РПЦЗ(А) Вячеслав. Москвич, неудачник-художник, неспособный обеспечить случайными оформительскими заказами свою семью, где несовершеннолетний сын. Всецело зависим от жены-риэтлера. Завербован по незаконным сделкам жены. Оперативный псевдоним связан с тем, что долгое время был клиросным чтецом в московском храме РПЦЗ в Новогиреево. После раскола РПЦЗ перешел в РИПЦ, затем рукоположен епископом РПЦЗ(В) В.Заваровым (позже организовавшим с архиепископом РПЦЗ/В/ из США Антонием Урловым группировку РосПЦ) в священники, потом являлся настоятелем храма на подмосковном дачном участке жены в РосПЦ(Д) Д.Колобанова. По оперативному заданию перешел в РПЦЗ(А) Агафангела Сошковского из Одессы, где занял влиятельную позицию, открыл приходской сайт и возглавил молодежную группу националистически настроенных прихожан. Безволен, склонен к лживости, неустойчивым настроениям. Недостаток в оперативной работе – при стрессах способен на деятельность, выдающую его как агента. Так, на своем сайте проводит антисемитскую, профашистскую линию, лично ей симпатизируя. Нуждался в оперативном прикрытии, когда против него выступили авторитетные антифашистские члены РПЦЗ(А), что было обеспечно через агентуру на Украине, связанную с А.Сошковским. Скончался от внезапного прободения язвы желудка, в возрасте 44-х лет.

Ферапонт усмехался, натыкаясь на оперативные недостатки троих. Он матеро трудился среди безукоризненных агентов во внешней разведке как за каменными глыбами. А что в здешней РПЦЗ? Навербовали черт знает кого. Эти словно напрашивались, чтобы их прикончили. Одна болтушка, второй полусумасшедший, третий психопат... Каждый агент знает, на что идет, в том числе и на расплату за свои неквалифицированные поступки, кураж. Вечная им память, но подставлялись сами. Беда для госбезопасности, что, провалившись, агенты оставили без ушей, глаз, контрразведывательных ударов оперразработку по РПЦЗ-осколкам тут. Правда, кто мог предположить, что она понадобится в этом болоте?

Еще полковник подумал, что выпади ему операция не в РПЦЗ, а среди уцелевших в РФ катакомбных групп, было б невпротык. Там не то, что агент, а и простое «доверенное лицо», стукач никогда не выживал долго. Катакомбники рассчитывали только на себя, в отличие от пижонистых эрэфовских РПЦЗешников, имевших покровителей вплоть до послов США. Со времен СССР катакомбные аввы выстаивали на любых допросах с физическими методами, под угрозой расстрела. Смерть для них святой переход в жизнь вечную. Как можно агенту, «наседке» заморочить тех, кто незначительно менял на тюрьмы, лагеря обычное свое житье в сырых, волчьих хатах, из которых то и дело приходилось уходить от «наружки»? Такой кременевый народ то ли зверино, то ли ангельски чует людское нутро. По оперативным отчетам Ферапонт знал, что в СССР элита катакомбников сидела всю жизнь по неколебимому исповедничеству. После освобождения из лагеря такой катакомбник был на свободе ровно столько, сколько надо было ему добраться до ближайшего храма МП. Там он сходу начинал огневую проповедь, за которую новый арест и срок. Беда, если такого замеса свалившийся в Москву иеромонах Антипа.

Что это за «Российская православная церковь» Дамаскина Колобанова? Ферапонт вчитывался в ее оперативное досье.

Колобановская РосПЦ(Д) была последним всплеском исповедничества витальевской РПЦЗ(В), вылившимся в антиправительственный экстремизм. Ее создали в 2007 году Колобанов с другим епископом Иоанном Зиновым, когда их дотоле общая РосПЦ, преобразованная в 2006 году из части РПЦЗ(В) во главе с Урловым, Заваровым, изгнала затмившего их популярностью Колобанова, правившего в центре РФ. Потом колобановцы заимели общины по РФ, Украине, Молдавии, Белоруссии, в Сербии, США, Израиле, располагали сторонниками на Афоне. Авторитетность обусловило их экстремистское Вероисповедание. В нем Великая Отечественная война рассматривалась Второй Гражданской, РФ – незаконным государством в створе истории Российской Империи, МП – чекистско-сталинской сектой. Текст Вероисповедания в 2009 году судебно запрещен, включен в Федеральный список экстремистских материалов, после чего произошел раскол колобановцев. Причина – смягчение Колобановым некоторых позиций Вероисповедания, в основном по оценке ВОВ. Несогласная с этим группа священников и мирян, установленная возможным террористическим сообществом, рассеялась по РПЦЗ-осколкам или перешла на катакомбное положение. Их-то и выискивал Антипа сейчас в Москве, как докладывали розыскники опергруппы полковника Ферапонта.

Полковник еще раз глянул основные пункты оперразработки по Д.Колобанову, с которым уже встречался в его подмосковном храме. Уроженец липецкой деревни, сын председателя колхоза, активного коммуниста, 58 лет. Студентом 3-го курса сельхозвуза г.Курска написал работу по улучшению государственного строя СССР с критическими оценками его экономики. Работа установлена сексотом из студенческого окружения Колобанова, давшим ее читать близким сокурсникам. После допроса в УКГБ Курска Колобанову разрешено выехать в районы Сибири, Севера. Уголовное дело не возбуждено в связи с заверением Колобанова не заниматься антисоветской деятельностью, с учетом его предыдущей лояльности. В Сибири, на Севере Колобанов работал золотоискателем, разнорабочим, подрывником, промысловым охотником, начальником охраны аэродрома. Вернулся в центральную Россию во время Перестройки. Был послушником монастыря МП, затем в РПЦЗ. Рукоположен в иеромонахи В.Заваровым, выезжал по приходам РПЦЗ(В) стран Западной Европы, Северной и Южной Америки. В 2006 году рукоположен в епископы А.Урловым и В.Заваровым в Канаде. Богословски малообразован, любительски пишет стихи и беллетристику. Проживает в Тульской области. Не располагая собственными финансовыми средствами, зависит от И.Зинова, имеющего спонсорами криминалитет на Украине. Склонен к лживости, фантазированию. Так, рассказывает, что в Якутии готовил подрыв райкома КПСС, являлся вождем стачки, пользовался высоким уважением у местных воровских авторитетов. Во время следственных действий прокуратуры в 2009-2011 годах с активистами РосПЦ(Д), распространявшими запрещенное Вероисповедание, не проявил активности по их защите.

+ + +
Расследованием обстоятельств смерти Мадам ПМ, Водяного, Читателя занимались оперативники группы полковника. Задачей Ферапонта был прямой розыск в РосПЦ(Д).

Для этого он приехал в подмосковный храм колобановцев на железнодорожной станции Вербинка, где познакомился с Дамаскиным Колобановым и прихожанами. За общей трапезой после литургии Ферапонт рассказал, что покинул ставшую окончательно сергианской РПЦЗ И.Кадрала. Долгожданно прибыл в Россию, за свободу которой сражался у Деникина его дед. Иеромонаха Ферапонта, знаменитого тем, что почти на его руках умер главный предатель РПЦЗ Лавр Шкурла, слушали с острым вниманием. Он, бичуя лавроиуд, привычно морщинил в сокрушенность, подсмаркивал нашлепкой носа, чадил раскаянно коромыслом рта в спутанной пегой бороде. Прихожанки прослезились. Одна, восхищенно сияющая на него смородиной глазок на заплывающем жиром лице с дорогими серьгами в ушах под кудрявой прической без платка, бойко обратилась к отцу Ферапонту:
-- Батюшка дорогой, а я о вас давно знаю. Я сама приехала из США. Я Алла Литце.

Сейчас Ферапонт открыл в компьютере файл с подготовленной для него после визита в Вербинку оперустановкой на дамочку.

Алла Литце (фамилия по мужу-американцу) – урожденная Изюмова, 51 год. Родилась в сибирском поселке в семье военного летчика. Закончила фортепианный факультет Ленинградской консерватории. Подруга балерины Ленинградского театра оперы и балета имени С.М.Кирова Г.Сезенцевой, работавшей приглашенной балериной в 1990-х годах в Национальном балете Шотландии, после чего Сезенцева проживает за границей. Изюмова была приглашена ею как импресарио для своей работы в различных балетных труппах мира. Изюмова после замужества с американским менеджером компьютерного бизнеса П.Литце взяла его фамилию. После развода с мужем Изюмова-Литце проживает вместе с закончившей балетную карьеру Сезенцевой в одном доме в штате Алабама, США. Брат Изюмовой-Литце, выехавший также в США, был секретарем перебежчика Г.П.Климова (И.Б.Калмыкова), шарлатана «дегенералогии». Националистически настроенная Литце вместе с Сезенцевой имела частое общение с Климовым. Обе активистки РПЦЗ, Литце – как близкая помощница епископа А.Урлова из Калифорнии. Литце, Сезенцева были изгнаны из вирджинского прихода РПЦЗ по негласному обвинению в лесбиянстве. В 2000-х годах Литце, Сезенцева вместе с А.Урловым примкнули к РПЦЗ(В), нередко проживали в Мансонвиле, Канада, в скиту митрополита Виталия Устинова. Литце активно писала статьи в интернете, занималась открытием сайтов. После раскола РПЦЗ(В) в 2006 году на группировки Селищева-Жутова (затем создавших свои «юрисдикции» РПЦЗ/В-В/ и РПЦЗ/В-А/) и Урлова-Заварова встала на сторону последних в основанной ими РосПЦ. После раскола между Урловым (возглавившим РосПЦ/А/) и Заваровым (возглавившим РосПЦ/В/) была помощницей Заварова. Кубанскими казаками, церковно окормляемыми Заваровым, была произведена в чин хорунжего. В последнее время Заваров от услуг Литце отказался. Литце прибыла в Москву для перехода к колобановцам. Паталогическая интригантка, способна на любые ухищрения для достижения своих целей.

В Вербинке Ферапонт с Литце уеденился, чтобы поговорить по душам. Щупая ее лицо умильными глазами, заговорил с жаром:
-- Как я рад увидеть такого чистосердечного человека, как вы, из Русского Зарубежья. Я в России впервые, никого и ничегошеньки не знаю. Помогите советом. Вы здесь уже бывали?

Алла оживленно задвигала перезрелыми перцами щек:
-- Я, батюшка, родом из Сибири, уже давно перебралась в США, теперь гостьей приезжаю в Россию. Помогала по простоте сердца, знаете ли, владыке Виктору Заварову с Кубани, который при митрополите Виталии управлял епархией европейской части России. Ну а потом именно он, а не его митрополит Антоний Урлов в РосПЦ, – уточнила она, дабы не испортить отношения с Урловым, нужным ей в США, – Заваров просто выгнал владыку Дамаскина на покой. Не смог вынести его великого исповедничества, позавидовал. Прости, Господи, ему прегрешение. Счастье, что владыка Дамаскин свое служение Божие не оставил, а возглавил истинную РосПЦ.
-- У вас имя многозначительное, сестра, – лучился ответно Ферапонт, называя Литце как инокиню, хотя по сережкам, простоволосо-модной голове ясно, что монашеством и не пахло. – Алла в переводе с германского, готского языка это «умеющая все»; известна святая Алла Готфская, а по-арабски Алла – «богиня».

Ферапонт промолчал о переводе имени с греческого – «другая». Рассматривая Литце, он подумал, что эта «умеющая все другая», отлично подходит для использования ее «в темную». Вербовать кого-то в местной каше Ферапонт не собирался.

-- Ну что вы, отец Ферапонт, – поблескивала угольками глаз Алла, – не дай Бог мне о себе подумать так дерзко и чуточку! А насчет совета, какие же советы могут быть от меня вам? Это я жду вашего мне духовного укрепления.

Полковник благостно перешел к сбору оперинформации:
-- Я еще тут ни в чем не разобрался. А шаг предстоит мне наиважнейший – обрести истинного владыку. Вы же по РосПЦ, наверное, все-все знаете?
-- Что знаю, то знаю, батюшка, ведь это моя жизнь. Когда-то была в музыке, в искусстве, а сподобил Господь – все мирское бросила.

Выспрашивать у Аллы было не надо. Она заканителила о церковных делах, интригах подробно, пересыпая благочестиво-показушно, то и дело поминая вряд ли близкого ей Господа Бога. Ферапонт легаво насторожился, когда упомянула, что к Колобанову хочет перейти еще один иеромонах РПЦЗ, только что приехавший с Запада – Антипа. По оперустановке о пропавших деньгах митрополита Виталия полковнику было известно, что Антипа добивался встречи с митрополитом, днями простаивая в молитве на коленях перед его окном больницы; у дежурной медсестры установили, что имел с ним свидание перед смертью. Затем Антипа единственным из окружения Виталия еще в Мансонвиле и в Магоге исчез из агентурного поля зрения. То, что его след и по гибели московской агентуры верен, Ферапонта осенило, когда от Литце узнал: Антипа уже бывал в Вербинке, расспрашивал, как связаться с бывшей гвардией Колобанова, бросившей его. Об Антипе Алла небрежно сказала:
Я видела его в Мансонвиле, когда митрополит Виталий был еще в полном здравии. Антипа не умел себя вести, лез в главные обличители эмпешников, за дерзость епископ Владимир Селищев выставил его оттуда. Антипа же запойный пьяница. В следующее воскресенье этот Антипа снова здесь будет – сами посмотрите.

Вечером этого дня Ферапонт, выйдя со станции метро «Красные ворота», шел по московскому Садовому кольцу к себе в гостиницу на Покровке. На Москву обрушился ливень, промозглый порывами, в каких прохожие будто растворялись в вату. Из мокрой мглы на Ферапонта вдруг вынырнул старичок, одетый в нечто вроде допотопного армяка, обвисшего под дождем. Он быстро сказал Ферапонту, то ли спрашивая, то ли утверждая:
-- Как ваше здоровье?

Полковник мгновенно выцепил его обличье: маленькие глаза, медвежьи запавшие под косматые брови; широкая блямба носа, седая бородища. Почти копия графа Льва Толстого, нарядившегося для крестьянской работы.

Старичок шмыгнул мимо. Ферапонт, чуя, что это неспроста, повернулся, нагоняя его. Дед бойко удалялся, вжав куст головы с прилипшими волосами в плечи. Полковник догнал старика, хотел схватить его за локоть, метнул руку, но странно – она промахнулась, пролетела по воздуху.

-- Эй! – крикнул он.

Старичок обернулся, остановился и прозвенел высоким голосом со слезой:
-- Отомсти-и-и!
-- Что? – вскрикнул Ферапонт, холодея от явной провокации по его московскому заданию.

Дед нырнул от него по тротуару. Полковник прыжком ринулся за ним. Но старичок исчез. Тротуар был прям, никаких закоулков и подъездов, деду некуда скрыться, Кольцо рядом лавинно замыкал поток машин. Ферапонт проскочил вперед, назад, сталкиваясь с прохожими. Старичок словно в люк провалился, но и люков здесь не было.

Полковник отер ладонями мокрые лоб, щеки, усы, бороду, но холод просочился на грудь. Его ознобило, он зашагал в гостиницу.

В своем номере Ферапонт долго стоял под горячим душем. Потом сел в кресло у окна, напряженно стал думать.

Он вспомнил, на кого ухваткой походил старичок с Садового кольца! Пересел за стол, распахнул ноутбук, набрал: «Анна Каренина. Старичок перед самоубийством». Открылась в Википедии «Анна Каренина». Нашел в части «Развитие образа»:

«...В предпоследнем, девятом варианте рукописи романа, Л. Н. Толстой описывает кошмар Анны:

Она заснула тем тяжёлым мёртвым сном, который дан человеку, как спасение против несчастия, тем сном, которым спят после свершавшегося несчастия, от которого надо отдохнуть. Она проснулась утром не освеженная сном. Страшный кошмар представился в сновидениях ей опять: старичок-мужичок с взлохмаченной бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговаривая Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir. Она просыпалась в холодном поте»...

Ферапонт перевел французские слова на русский: «Мы должны бить железо, молоть, месить».

Отчего-то ужас сжал его сердце, такой, какого никогда не испытывал за битую-перебитую свою службу! Тоска вдруг обрушилась на него изнурительным физическим ощущением, будто душа расставалась с телом. Он застонал, сжал веки и согнулся от свистопляски, высасывающей сердце.

Ферапонт не читал у Исаака Сирина, что сие есть «вкушение геены»:

«По замыслу благодати, большинство людей войдет в Царство Небесное без опыта геенны. Но не те, кто, из-за ожесточения сердца и совершенного уклонения в лукавство и похоти, не страдает и не сокрушается о своих ошибках и грехах... Сим наводится на человека дух исступления, из которого источаются тысячи искушений: смущение, раздражение, богохульство, жалобы на судьбу, превратные помыслы, переселения из одного места в другое, и тому подобное...»

Как известно, от геенского вкушения изнывал Л.Толстой.

В Бога Ферапонт не верил, но убедился, что существуют неведомые людям силы, способные перемолоть любую человеческую волю, судьбу. В практике иеромонаха он сталкивался с ними, когда прихожане, глубоко уверовав в Бога, излечивались от смертельных болезней, им приваливала удача бизнеса, встреч с нужными людьми. А бывало и так, что вознесшийся успешностью человек внезапно разбивался в ничтожество.

Полковник был уверен, что творит святое дело – воюет за Родину. Не сомневался, что СССР, РФ, Россия, государство, которым служили его дед, отец, грандиознее личной жизни какого-то человека. Это – спайка всего народа, вольного выбирать всякий путь, это могущественно, потому что веками вросло в одну шестую суши Земли. И потому что Ферапонт солдат, готовый за народ умереть, он осенен и от неведомых тех сил благодатью. С ним, полковник думал, особые высшие зачеты и защита. Богословски говоря, считал Ферапонт, сие как разница личного ангела человека и родового ангела. Персональный ангел хорош, но ангел рода-народа русского, теперь советского повыше персональных одиночек, родовой ангел вроде архангела Михаила. Именно всесилие народное во всех измерениях, верил полковник, опекало его.

Откуда же взялся этот старичок? Никогда с Ферапонтом ничего подобного не случалось, он обрыдло выслушивал на исповедях рассказы о посещавших прихожан ангелах и чертях, удивляясь людскому воображению. Но старик на Кольце наяву был и приказал «отомстить». Это укладывалось в роль высшего посланца Народа. А все-таки выщелкивал навык оперативника: не подослана ли антиповцами-колобановцами эта мохнатая сволочь, будто вынырнувшая с толстовских страниц? Меня опередили, уже расшифровали?

Тоскливый ужас сводил с ума, впиваясь вопросами. Куда и как старичок испарился? К деду газообразному нельзя прикоснуться, неосязаем?

Полковник лег на кровать ничком, корчился, скребя руками постель в выворачивающем страхе. Припадок волок и волок, пока Ферапонт не заснул как провалился в омут.

(Продолжение на следующих стр.)

Глава 2. Колобановцы

Отец Антипа и Петр Конеграй, выправив через посольство РФ в Германии свои старые паспорта, вернулись в Россию с разных сторон. Петр улетел на Дон, подобрать для их заполярного дела подходящих казаков. Антипа – в Москву, где начал искать в помощники истинно-православных христиан (ИПХ) через РосПЦ(Д) колобановцев. Этот РПЦЗ-осколок казался надежнее других. В РосПЦ(Д) состоял погибший вместе с Елизаровым в Италии иеромонах Стратон, прошедший полковником Сербскую войну, монахом – подвижничество на Афоне. Знаменито было Вероисповедание РосПЦ(Д). Отец Антипа познакомился на кафедральном приходе в Вербинке с ее первоиерархом митрополитом Дамаскиным (Колобановым), разными людьми, разговаривал с ними там, встречался в Москве. Увы, раскидывалась не такая, как на первый взгляд, обнадеживающая картина.

В 2009 году за брошюры с Вероисповеданием затаскали на допросы по указке ФСБ в прокуратуре Кирова деловитого поначалу среди церковных Дудасова. Он был старостой кировской полуподпольной общины РосПЦ(Д), собиравшейся в его домашней мастерской иконописца. Богомазы народ тихий, и Дудасов смиренно поглядывал с удлиненного лица в усиках. Но он и по-боевому записался в последыш исторически-звонкого Русского Обще-Воинского Союза (РОВС). Эту организацию, в 1924 году учрежденную генералом бароном П.Н.Врангелем, распустили в двухтысячном ее последние ветераны за границей. Однако затем "ровс" самозванно продолжил петербургский историк, бывший сержант Советской армии Лизкин. Там вместо дела осталась протухшая болтовня, но вятского Дудасова, как и других, заманило само название, измочаленное советской пропагандой. Окончательно опозорятся лизкинцы на украинской войне 2014 года, когда их группа встанет в Донбассе под команду полковника ФСБ Гиркина-Стрелкова, а Лизкин будет его начальником политотдела.

Дудасов по благословлению Синода РосПЦ(Д) напечатал в неприметной типографии пару сотен брошюр с Вероисповеданием, а попался эфэсбешникам по его рассеянным чувствам. Иконы по трафарету он писал безошибочно, да пуще всего на свете боялся свою жинку.

Дудасиха ненавидела РосПЦ(Д) за убогость богослужений в их и так изношенном доме, за стеснявшего ночевками священника -- бродягу по таким же российским приходам. Она едва терпела гурьбу "молельщиков", затаптывавших полы, живших "не как все люди". Дудасов полоумел под жинкиным гнетом до готовности принять теменем веник. Пьяницу-соседа эдак потчевала супруга, выметавшая замусоренную собутыльниками комнатуху мужа. Поутру сосед сидел на дырявом диване, склонив голову в похмелье. Жинка, дойдя до него подметанием, как бы в промежуточное место уборки -- по макушке мужа -- стегала веником. Сосед не поднимал головы как бы в задумчивости.

Нерасторопный Дудасов, получив тираж, не заметил, что на некоторых брошюрах типография по небрежности тиснула свои выходные данные, отчего он шифровался. По ним в загулявших по России брошюрах эфэсбешники нашли через типографию Дудасова.

Терриконы макулатуры шахтерски мечут на-гора политиканы, графоманы от литературы и религий. Они помойно гниют, как в СССР громоздился шлак марксизма-ленинизма. Однако брошюра РосПЦ(Д) в сотню страничек потянула на оперативную разработку Конторы Глубокого Бурения, как прежде называли КГБ. В Вероисповедании была огнепальная проповедь завета Христова, обличавшая поганую историю СССР и ее эрэфовской наследницы. На страницах, неярко тиснутых кировской типографией, словесная руда реакторно засияла, душа и дух светоносно расщеплялись. За сие шли на горемычность русские исповедники, каких в постхристианском XXI веке уцелели лишь горстки.

Вероисповедание слагала, гвоздями из Распятия вколачивала группа как бы монашески-рыцарского ордена митрополита Дамаскина Колобанова – отборные из отборных. Это основной автор текста Вероисповедания, секретарь-"уставщик" митрополита Дамаскина, богословский знаток, выпускник престижного Московского инженерно-физического института, исследователь Второй гражданской войны 1941-45 годов Андрей Изразцов. Холостяк под сорок лет, живший как монах. С ним его ровесники: активист национально-патриотических организаций "прусского" Калининграда, интернет-публицист, бывший балтийский матрос игумен Никодим (Черемисов) и бывший командир роты разведки, капитан, воевавший в Чечне, затем готовивший туда контрактников, член сибирского офицерского Братства Царя-Мученика Николая игумен Архип (Пастухов).

В резюме эксперта, от прокуратуры анализировавшего Вероисповедание, значилось:

«Текст ярко выраженного негативного пропагандистского и агитационного характера… содержит высказывания, направленные на пропаганду превосходства православной монархии перед другими формами государственной власти… пропаганда неполноценности иных религий, скрытые призывы к действиям, направленные на возбуждение национальной розни».

Дудасов запаниковал от экспертизы, секирной "разжиганием, экстремизмом" на 282-ю статью уголовного кодекса РФ. А следователь потянул на "беседу" и его зловещую жинку, какая за эдакое имела право лупить богомаза не веником, а поленом. Думая уладить со следователем, он скрывал ход допросов даже от митрополита Дамаскина, тогда жившего в Вербинке при храме РосПЦ(Д). Помалкивал, хотя Колобанов постоянно запрашивал его по телефону о встречах со следователем.

Дудасов боялся, что тот как узнает, так раззвонит, сделает "еще хуже". Он слишком хорошо думал о Колобанове, потому что того уже прижимали гебешники. Еще до истории с брошюрой к Дамаскину, жившему при храме на дачном участке: двухэтажный дом с церковью наверху, внизу митрополитовы покои и комнаты для приезжих, трапез, -- приезжали двое оперов ФСБ и мрачно приказали:
-- Закрывай свою лавочку.

Колобанов назывался по-церковному "владыка", но по своей госнезаконности, так как официально не регистрировал РосПЦ(Д), зависел от семьи владельца этого дачного участка, бизнесмена Корнеева. Ему с женой прежде всего выпало решать. Корнеевы могли стать исповедниками -- плюнуть на ФСБ, не выгонять митрополита Дамаскина, продолжать службы их единственного на Москву прихода РосПЦ(Д) до судебного запрета. Однако у Корнеева жинка нравом не уступала дудасовской, хотя пела на клиросе своего храма. Беспощадной за семейство Корнееву выковало, что из ее четверых малолетних детей двое слабоумные, плохо говорят и бьются припадками.

Оперативники в богатеньких костюмах, прибывшие на такой же "прикинутой" иномарке, сначала зашли в особняк Корнеевых по соседству с храмом. Как всегда, изучившие "объекты" заранее, они тет-а-тет Корнееву постращали: ежели митрополит не исчезнет вместе с церковными службами, то прикроют сначала бизнес ее мужа, а затем и сам он уйдет по кичманам.

Жинка струсила, а Корнеев в таких раскладах жил ее умом. Корнеевы после визита гебешников приступились к Дамаскину: жить их семье али погибать? Словно обездоленность, даже гибель важнее исповедания ими Веры Христовой, несмотря на любые гонения, испытания. Колобанов закрыл храм, уехал в Тульскую область. Однако за несколько месяцев до допросов Дудасова он службы в подмосковном храме с осмелевшими Корнеевыми возобновил, приезжая туда уже лишь на пару дней.

Теперь стало понятным, почему ФСБ снова не пресекла эту "дачу"-храм. Контора забурила еще глубже -- по самой зенице, Вероучению РосПЦ(Д).

Как бы не растерялся Дудасов, а сев за стол перед следователем, стал исповедником за Веру Христову – таким же, как миллионы христиан перед синедрионом допросчиков на Русской Православной Голгофе, особенно кровавой в 1917 – 1930-х годах. Это звание среди православных выше любого церковного чина, духовного сана, потому что на испытание за веру ставят не епископы, синоды, соборы, а Сам Господь. Высшее же Божие избранничество – мученичество земной смертью за Спаса Христа, что дружно приняли лучшие русские люди в прошлом веке на расстрелах, пытках,  лагерных нарах.

О последних из последних исповедниках богодухновенно изрекали мученики первых веков Христовых, многих из каких зажрали на аренах римских цирков цепные львы. Пророчили, что последним будет труднее первых. А кажется, что ничего нет ужаснее пытки, казни. Это ведь, например, выжигаться через ошметки кожи негашеной известью, крючиться от колеса в железных остриях, как припало Георгию Победоносцу.

Однако в XXI веке и вправду страшнее подползла тягота -- даже в сравнении с двадцатым веком Русской Голгофы! Теперь булькающее похотью, вопящее самостью, воняющее "баблом" чрево языческого Рима окрест пожирало ощущение Христа всего двумя расхожими напастями — погаными помыслами и болезнями. От помыслов, пухнущих грехами, нельзя уйти никому, они – причина болезней. Но от недугов глупцы, заполонившие Землю, пытаются спастись не Христовой жизнью, а медициной. Стало для человечества неотступным, зудящим даже во сне, будто кровотоком, звенящим сердечными струнами -- Бога "все-таки" нет!

Отец Антипа не думал строго о Дудасове, Корнеевых. Он после схватки с ОМОНом в Тбилиси на своих допросах царапнулся "колючкой", брякающей вонючей зэковской миской, да так что сбежал в Америку. Слава Богу, подумал, что не законопатили людей, отстоялись они в предбанниках, даже Дудасова не осудили.

Не беда, размышлял иеромонах, что приговорили к запрещению и распространению исповедническое Вероучение аж от имени министерства юстиции. Это вроде высшего сертификата качества, золота 999-й пробы. Причем, как этим засвидетельствовала РФ на высшем уровне, Вероисповедание -- опасность для страны не меньшая, чем воюющий Кавказ. В списке Минюста брошюра «Российская Православная Церковь и современная предантихристова эпоха. Вероисповедная концепция РосПЦ» стоит под №469 -- рядом с запрещенной статьей хозяина подпольного Кавказа, теперь погибшего, амира Докки Умарова "Мы не сомневаемся в нашей победе".

Беда, что благословивший А.Изразцова на написание Вероисповедания Дамаскин и подписавший его окончательный текст с Архиерейским собором РосПЦ(Д) не устоял, мало-помалу сдавая позиции, провозглашенные Вероучением. Когда допросчики взялись за Дудасова и других распространителей текста в интернете, Дамаскин не сказал публично ни слова в их защиту. Как рассказали Антипе, он сам готовился на главную роль исповедника. На вопросы, отчего не объявляет по приходам хотя бы молебны за допрашиваемых по этому делу, Дамаскин величественно отвечал:
-- Разве это дело? Вот когда возьмут меня, будет дело.

Его так и не взяли, потому что в скоропостижно изданной Дамаскиным новой брошюре, гораздо большим тиражом нежели первая, было изъято трактование Великой Отечественной войны как Второй гражданской, смягчены острые углы по оценке идеологии РФ. В последние годы Дамаскин ухнул еще гаже -- на своем синодальном сайте рассказывал, как любил Сталина народ. В интернет-высказываниях по российскому разжиганию войны на Украине завилял, но дал понять, что путинский курс не осуждает, так как воцарившиеся там бандеровцы «будут осквернять останки советских солдат». А потом вообще объявил, что нет такой национальности, как украинцы.

Отец Антипа пристально разглядел в Вербинке Колобанова. Высоченный, плечищи-ручищи, полуседая грива, бородища, острый взгляд темных глаз. Но ежели не вскидывал на кого-нибудь очи Дамаскин, в них плясала неуверенность. Говорил с простецкими улыбками, вплетая деревенские обороты, «народным» он себя и ощущал. Купавшись за границей в лучших белоэмигрантских православных кругах, Дамаскин вынес к ним лишь презрение, хотя получил сан в основанной ими РПЦЗ.

Антипа, зная о рассказанных Дамаскиным его подвигах на северах, засомневался, что их совершил могучий только на вид Колобанов. Тот поныне не шибко походил на бунтаря, пробалтывался. Отец Антипа в беседе с ним помянул ушедших из РосПЦ(Д) Изразцова, игумена Никодима Черемисова, что они продолжают исповедничество в интернете. Дамаскин вспыхнул, почти взвыл:
-- Да зачем дергать тигра за усы!

Тигром для него являлась советская, теперь путинская власть, а самоотверженная проповедь Христова его бывших монахов-рыцарей – всего лишь беспокойством растительности на морде зверя. Колобанов с тех пор, как студентом его били в курском КГБ до кровавой мочи, крепко запомнил, как тигрище способен кромсать человечка, взявшегося, а не способного на великое дело. Вынесло Дамаскина в первоиерархи очередного РПЦЗ-осколка лишь по инициативе давнего перебежчика по юрисдикциям епископа РосПЦ Иоанна Зинина, он был в МП, потом в Украинской автокефальной церкви, потом в РПЦЗ(А) и наконец в РосПЦ. Тот при удалении А.Урловым, В.Заваровым ставшего их конкурентом в центре России Колобанова на покой раскольно сговорил его основать свой осколок РосПЦ(Д).

Поразило Антипу, как люди, выдающие себя за ИПХ, падали в ничто. Примером была история игумена Архипа (Пастухова), сподвижника Изразцова, игумена Никодима. Пастухов -- капитан разведки из группы молодых офицеров новосибирской воинской части, вдохновленных словом Христовым по хлопотам бывшего военного Кости Боренькова. Костя -- атлет двухметрового роста с ухватками бойца рукопашного боя, за что бы не брался. Он сумел так объяснить верующей полковой молодежи погибельность МП, что те перестали ходить в ее храмы, как бы ни приказывали командиры.

Пастухов поступал в армию таким патриотом, каким остался полковник Ферапонт: служить Родине во чтобы то ни стало! Но в армейской среде увидел, что служат они не Родине, а кучке кремлевцев, олигархически уничтожающих Россию. Увидел, что им командуют люди, которым на Отечество наплевать, а интересен свой карман. Они сильно ограничены умом, и такой подбор на высокое командование специален. Потом Пастухова спрашивали:
-- Что самое худшее в россиянской армии?
-- Это знать, что ты отдан в полную власть какому-нибудь идиоту в генеральских погонах  и ничего не можешь сделать, – отвечал он.

Пастухов предполагал, что на очередной войне такие будут командовать тем же макаром, как в советско-германскую войну 1941-45 -- не считаясь с числом своих трупов. Вторая война в Чечне подтвердила его догадки. Но прежде Пастухов настойчиво писал заявления идти туда добровольцем, как и прежде в Таджикистан. Наконец разведчиком хлебнул на Кавказе геройства, подлости, разочарования. Потом он готовил контрактников и видел, что шлют людей на убой. Технику на Кавказ посылают старую, выдавая за новую, нагревают руки. Война не за русские интересы, как и теперь на Украине, а ради вожделений кремлевских кланов. Намеренно затягивают – чем дольше война, тем больше денег можно украсть.

Капитан Пастухов изумился: все это не отдельные недостатки, а сущность армейской системы, она по-другому жить не может! Стал задумываться, как же такое может быть? Взялся за книги по истории. Он понял, что эта армия просто не русская, это бывшая Красная армия, а русская армия это Белая. Пастухов увидел, как и власовцы за шестьдесят лет до него, что Родине в таких условиях служить нельзя, да и этой родине на него наплевать. А поскольку во все времена и у всех народов армейская служба была квинтэссенцией служения Отечеству, сделал логичный вывод, что в настоящий момент у русского народа его нет, что мы под оккупацией, что наша задача Россию вернуть, что надо примыкать к белым. После сего на Пастухова перестала действовать "защита Родины". До него дошло, что в советско-германскую воевали не за Родину, это не «Великая Отечественная война». Он с военной точностью уразумел: если кто хотел сражаться за Родину, то надо было выступить против Сталина на стороне немцев.

Однако не уходило от капитана, что накрепко припаяло полковника Ферапонта – высшее-народное, положить-таки голову за други своя. Из армии он уволился в 2004 году и решил поступать в гебешную группу "Антитеррор". Прошел испытание рукопашным боем – выдержал на ринге две минуты против троих противников. Провалился на психологическом тесте, составленным так, что идеальным для спецподразделений ФСБ является нерассуждающий болван. У такого в голове немного извилин, начисто лишен эмоций, успешен биороботством, не испытывает в стрессах ни радости, ни страха, ни удовольствия, ни страдания, ни сожаления, ни удивления.

Пастухов поступил охранником в супермаркет, целый год молился, раздумывая о путях к Богу. Таким его не узнавала жена, требовала «взяться за ум». Тогда Пастухов ее бросил и отправился в странствия. Перемещался по России-матушке, как до него веками многие богомольцы, жил случайными заработками. Через полгода добрался из Сибири до Волги, где встретился с Геронтием, который сбежал из МП в сане иеродиакона. Геронтий раскаялся из контрабандистов, перебрасывавших с Каспия браконьерскую осетровую икру в Турцию. Не намного старше бывшего офицера, он казался рядом с ним умудренным, прошедшим монашеский искус. Был почти безмолвником, при встречах с женщинами не смотрел тем в лицо и никогда не садился с ними за стол.

Обстрелянные бывшие контрабандист и капитан разведки посчитали себя способными найти на оставшейся же где-то Руси града Китежа хотя бы одного Христова праведника-старца. Два года ушло у них на путешествия по российским глубинкам. Впустую перевидали стариков, бабушек, притворяющихся или воображающих себя старцами, старицами. То были старцы по шутливой поговорке: "Век живи, век учись -- старцем помрешь"! Лже-старцы и лже-старицы, профессиональные лгуны.

Думая о приключениях Геронтия, Архипа, отец Антипа уточнил для себя, что наивная мечта увидеть будто бы ожившего праведника, святости не меньшей Серафима Саровского, пощупать его перстами, словно Фома воскресшего Иисуса, присуща именно эмпешникам. От духовной незрелости что ли? Вроде как бездельнику вдруг найти на улице бесхозный чемодан с миллионом рублей. Антипа вспомнил греховодного эмпешного попика, любившего важно сказать за выпивоном с намеком на деятелей МП:
-- Россия пока и стоит еще на свете из-за того, что за нее и нас молятся оставшиеся православные гиганты духа, старцы. Только из-за их молитв мы с нашей державой покуда живы.

А последние русские старцы преставились к Богу свыше полвека назад на расстрелах. И ежели чьими-то молитвами не погибла еще окончательно русская земля, то по подвижничеству горстки исповедников ни в коем случае не из МП, а из Истинно-Православной Церкви – ИПЦ, которая заложилась катакомбниками, такими архиереями как митрополит Иосиф (Петровых) Петроградский. Эти ИПХ ныне без славы, санов, званий, они и крепят РПЦЗ-осколки, они еще стоят в недобитых группах Катакомбной Церкви. Совсем их мало. Да и откуда взяться, когда даже в массово опутавших РФ храмах МП более или менее похожих на прихожан лишь полтора процента от еще огромного населения России.

Наконец кто-то надоумил Геронтия и Пастухова идти в Дивеево:
-- Кто застанет Второе пришествие Христово в Дивеево, тот спасется.

По обычаю катакомбников они сожгли свои паспорта и прочие документы, еще державшие их за правившую бесовскую власть. Подались в Дивеевские леса, в сердце каких женская Дивеевская обитель, окормлявшаяся когда-то преподобным Серафимом Саровским. Здесь пролегла Канавка, по которой: в видении святому Серафиму, -- прошла Богородица.

С Перестройки поныне эти окрестности кишат богоискателями, надрывными “православнутыми”, разным людом, ушедшим в самодельное затворничество в хижинах, землянках, шалашах по заимкам и болотам. Здесь тянутся мордовские чащи, в которых не случайно ерепенится колючкой и сегодня знаменитая с советской поры зона политзэков Дубровлаг. Число священников, ушедших из МП, время от времени растет по местным укрывищам, хлябям до пары десятков. Величественно-мрачны, “чудесаты” для пустозвонных туристов Соловки, еще более аппетитные после съемки там эмпешно-провокаторского кинофильма "Остров". Однако в Дивеевских чертогах под крик сов, дуролом кабаний при немоте, где слыхать болотное бульканье или утробы кикимор, разбивают лоб в земных поклонах “молельщики” и молитвенники в истовой жажде услышать хотя бы эхо Святой Руси.

Геронтий и Пастухов поселились в заброшенной избе не на киношном острове в Дивеевском лесу, где провели два года в молитвах, питаясь с огорода, речной рыбой, приработком в окрестных селах. Со времен новосибирского братства Царя-Мученика Николая II Пастухов был почитателем Царя, считал, что не-монархист не может быть православным. В Дивеево он прослышал о предводителе РосПЦ(Д) Дамаскине Колобанове и, не видя, уж полюбил его за фразу, которую тот тогда любил повторять:
-- Мы -- Царская Церковь. Ни белая, ни красная, а царская.

Геронтия и Архипа постригли в РосПЦ(Д) в иеромонахов. Однако задержался в ней только отец Архип. Геронтий через год ушел опять в их избу под Дивеевым. Объяснил на прощание:
-- Скоро-скоро конец света. Уже некогда быть в миру. Остается только молиться о спасении души своей.

Замечательно, что Геронтий, духовно взрастивший Архипа, позже вдруг звонил в его приход пьяным и кричал в трубку, предвосхищая будущее Пастухова, какого знал насквозь:
-- Да гоните Архипа в шею!

Эти двое стоили друг дружки и в таком. Они оба начали путь к Богу не с чистого листа душ, а из МП, подменившей Церковь.

Приход Архипу достался в поселке Морщевики, в часе езды на электричке от Москвы. Он стал базовым столичным приходом после того, как в 2007 году гебешники негласно закрыли Синодальное подворье РосПЦ(Д) в Вербинке, до которой добирались из Москвы всего полчаса. Прикрыли тогда двое оперов Вербинку, потому что разозлило ФСБ интервью, взятое у Колобанова и его прихожан корреспондентами влиятельного московского журнала "Профиль", издающегося телеобозревателем М.Леонтьевым. Его опубликовали в журнале рядом с роскошным фоторепортажем из столичного храма Христа Спасителя о богослужении по слиянию МП и РПЦЗ Лавра Шкурлы в мае 2007 как свидетельство, что "боженьку" из МП наследники катакомбников и несдавшихся зарубежников видят с рогами и копытами. Несильно верящих в высшее журналистов нахрап Московской патриархии в переделе прикремлевских зон влияния тогда еще раздражал на циничные выходки.

Приход в Морщевиках разваливался, потому что ядром там оказались бывшие члены МП. Несколько лет назад его основал в добротной пятистенке с большим садом бывшего завуча местной школы Колокольцевой бывший настоятель поселкового храма МП иерей Василий. Он попался особистам на антисоветчине Христа ради еще на срочной службе в Советской армии, потом мыкался по Подмосковью плотником, чтобы не привлекать внимания гебешников. В 1990-е рукоположился в священники и так прогремел проповедями о Царе-Мученике Николае Втором, где полосовал власти, что за него взялись снова. Дважды батюшке за рулем его автомобиля подстраивали аварии. Отец Василий и увел свою паству к рьяной прихожанке Колокольцевой, где оборудовали храм, встал под руку митрополита Дамаскина. В РосПЦ(Д) пожилого батюшку Василия, принявшего монашество, хиротонисали в епископы, а одинокую пенсионерку Колокольцеву постригли в монахини.

Подрывало новый приход, что владыка Василий не стремился в полноценные ИПХ. В МП он привык, что священники не служат, а работают как у станка. Там какой-нибудь батюшка из храма небрежно отвечал по телефону своей матушке:
-- Извини, не могу говорить, я на работе.

Истинная православность выковала катакомбников исповедниками и мучениками, заложила основы РПЦЗ, костяк какой бежал из безбожной Совдепии с Белой армией. Такое православие неукоснительно воплощает не-теплохладную Христову заповедь -- человеку надо снова родиться уже духом. В МП, созданной и развивавшейся в СССР не Церковью, а подправительственной, сергианской религиозной организацией, истинное православие не могло стать непреложным законом, идеалом, к которому христиане обязаны стремиться. Даже лучших из лучших эмпешников чаще подвигает на добро, любовь не духовность, а душевность.

Владыка Василий мог по-прежнему пустить матом, не интересовался исторической апологетикой катакомбников, зарубежников, она и не зазвучала в его проповедях. Епископ лишь упивался вольготностью РосПЦ(Д), говоря о чем угодно кому угодно. Его прихожане тоже изменились мало. Они повесили по стенам храма иконы, чтимые в Катакомбной Церкви и РПЦЗ, вместо эмпешных, но пристроили рядом и любимую дотоле "святую" МП Матрону Московскую. Ну как же? Эта слепая от рождения "пророчица" якобы встречалась со Сталиным и благословила его на победу в войне 1941-45 годов. Такие же бредни, как и то, что якобы мясник своих солдат "маршал победы" Жуков возил в машине иконку Георгия Победоносца и молился ему; что якобы Казанскую икону Богоматери "сталинские соколы" поднимали на самолете над осажденной Москвой и кружили по границе города, дабы немцы отступили. Сию войну антисоветчик епископ Василий считал-таки Великой Отечественной как и все советские люди. Остались на стенах изображения эмпешного "старца" Николая Гурьянова и даже Славика Чебаркульского, парнишки, объявленного после смерти святым по кликушеству его матери уж совсем малограмотными слоями верущих МП. Даже об этом владыка Василий не стал долго спорить со своими прихожанами.

Из-за его ослабевшего зрения: указующе перстом Божиим, -- что не мог читать даже крупно написанный текст, владыка был отправлен на покой. Новым настоятелем в храм и дом на постой к Колокольцевой прибыл всегда улыбающийся уже игуменом Архип (Пастухов).

В Морщевиках в храме Архип по-военному за пару недель сумел управиться с эмпешными святынями. Первым делом снял иконы Матроны Московской и Славика Чебаркульского, уговорил Колокольцеву унести их на двор. Ей удалось уберечь от помойки лишь Гурьянова, фотографию какого она перевесила в свою комнату. Возможно, тот сие и заслужил, имея хоть какую-то совесть в отличие, например, от другого знаменитого эмпешного "старца" Иоанна Крестьянкина. Гурьянов предупреждал иногда ходоков к нему на остров Залита: в соседней избушке сидят гебешники. Те писали разговоры его посетителей с прослушки в "старцевой" келии.

Отец Архип, немец по материнской линии, с лицом воина из Нибелунгов, расправившись с эмпешным, улыбался как ни в чем не бывало. Колокольцева, не терпевшая чужой независимости еще по своей должности в школе, ответившая бы скандалом на такие выходки владыки Василия, помалкивала. Она растерялась от неожиданности.

Для отца Антипы же более странным было: ни для кого в РосПЦ(Д) неважно, что отец Архип в сане игумена, какой обычно носит настоятель монастыря, зажил под одним кровом с женщиной, хотя и монахиней. Этим отступлением от монашеского киновийского -- общежительного устава Архип показывал, что не намного строже прежнего настоятеля. Да ведь сам первоиерарх РосПЦ(Д) Дамаскин после изгнания с Вербинки переселился на Тульщине в собственный дом другой монахини Таисии. Она, как и Колокольцева в Морщевиках, стирала, кашеварила этому монаху, как без всякого духовного чина когда-то обихаживала и госпожа Воснянская митрополита Виталия.

Сия проблема развращала все российские церкви. Женщины в разных ролях окружали патриархов МП до предпоследнего Алексея 2-го, у которого имелась даже сожительница. Там и родилась поговорка: "Католичество погубит папство, а православие -- бабство". В РПЦЗ-осколках женские "сосуды немощные" были вокруг многих первоиерархов, ежели они не увлекались содомией. Не принимал никаких решений глава РПЦЗ(А) Агафангел в Одессе без одобрения монахини Роксаны. Месяцами проживал в доме на Мексиканском заливе у бывшей балерины Сезенцевой и ее секретарши Литце ставший теперь первоиерархом РПЦЗ(В-В) Владимир. Первоиерарх РосПЦ(А) Антоний, перейдя в монашество, не развелся со своей женой. Отколовшийся от него в осколок РосПЦ(В) архиепископ Виктор, хотя и жил с бывшей супругой раздельно, при храме Славянска-на-Кубани, та постоянно обивала пороги "келии" владыки с хозяйственными просьбами и жалобами об их непутевом взрослом сыне.

Русское отступление от Веры Христовой, из-за которого рухнула Православная Империя, и в том, что свидетельствовал святитель Игнатий (Брянчанинов) в конце XIX века: не стало в России монахов, как надлежит им быть свято-смиренно. Монашество и православие русских сходили на нет перед ХХ веком по пророчеству и Серафима Саровского: погибнет Россия, когда перестанут поститься люди по средам и пятницам, -- что давно наступало в Пушкинском веке.

О монастырях МП с их развратом, лицемерием и говорить не стоит, а в Русском Зарубежье обителей были считанные единицы и единично удалялись туда будущие архиереи Зарубежки -- люди, призванные быть ангелами Церкви, обязанные пройти монастырское послушание. Из нью-йоркского синода РПЦЗ, соединившегося с МП, никто, кроме митрополита Виталия и владыки Варнавы, единственным ушедшим за ним от лавроиуд, не проходил послушания в монастырях. Да и будущий епископ Варнава был на Афоне всего год.

В двенадцати осколках РПЦЗ монастыри или скиты числились только по названию. Монахи, монахини в них имелись, да не было в посыпавшихся как горох этих церковных группировках учителей, способных сделать насельников иноками -- людьми иного бытия. Такое бытие -- мистически растворяющий строй жизни, в каком инок не замечает внешний, обтекающий остальных мир. Без послушания старцу или опытному монаху стать священноиноком нельзя. Вот и митрополит Дамаскин иеромонахом проходил школу в Витальевской РПЦЗ не в обители, а вторым священником на кубанском приходе владыки Виктора, какому не давала покоя бывшая жена. Постриженные Колобановым игумены Никодим и Архип даже такой науки не нюхали, постигали от случая к случаю монашеский статус, священническую службу, учась у Дамаскина, который сам был в них не дока.

Приход в Морщевиках добили Дамаскин с Архипом. Колокольцеву раздражало, что Архип, проживающий в нем на всем готовом, не вкалывает на ее большом садовом участке. Да и как забыть, что он выкинул из храма даже святую Матронушку! Колобанов, как и в других подобных случаях, Колокольцеву не приструнил. Как всегда, не вмешивался в споры, которые не грозили ему лично. Колокольцева Архипа наконец выгнала. Потом она перешла в РПЦЗ(В-В), где сдуру этот же храм сделал кафедральным правящий в центре России епископ Мартын Гопаковский. Со временем Колокольцева выгнала и его священника, а потом послала подальше и эту группировку.

За отцом Архипом ушло лишь несколько прихожанок, они сняли Пастухову неподалеку комнату, где собирались на службу. Бывший офицер Архип зарабатывать деньги себе на жизнь постоянным трудом не привык, в армии жил на казенных харчах. Игуменом же приспособился деньги выпрашивать со своей широкой улыбкой. А потом подошло предательство Дамаскиным Вероисповедания. Архип протестно ушел из РосПЦ(Д) вместе с Изразцовым, отцом Никодимом, как сделали семь приходов. А из клириков покинули Колобанова еще священник из Тбилиси Александр Калмадзе, служившим там по неувядаемым заветам отца Антипы, и диакон Родион из Гусь-Хрустального, бывший активист Руского Национального единства.

Почему бы этой группе по России от Калининграда до ее центра и в Грузию не сплотиться на катакомбном положении, как исповеднически выживали когда-то русские ИПХ? У этих колобановцев были столь боевые трое священников, диакон, стоявшие горой за Вероучение, которое возносили даже некоторые русские монахи на Святом Афоне. Но они рассЫпались.

Поначалу отец Архип, обосновавшийся на подмосковной даче прихожанина, служил там, утомляя разговорами о деньгах. И добился, что денежный москвич выдал батюшке сумму для покупки автомобиля, чтобы таксовал для заработка по Москве, снял комнату, вел их общину дальше. Однако Пастухов сел в купленное авто, дабы добраться на нем до родного Новосибирска. А там устроился завхозом в санаторий, сбрил бороду, скинул с себя монашеский чин, свое пожизненное обетование Богу как фуражку.

О нем невесело пошутил игумен Никодим Черемисов:
-- Спецназ нас оставил.

Сам Никодим сначала приезжал окормлять москвичей из своего Калининграда, который всегда называл Кенигсбергом. Этот бывший матрос, не дававший себя избивать «старикам» на корабле, да так, что его извалтузить захотел даже капитан судна, был основателен. Когда-то он продал свою квартиру, отвез деньги единственному из всех потомков эмигрантов, осевшему из США в РФ, священнику РПЦЗ Константину Федотову в Кострому. Собрался жить при его приходе, но, увидев, что у Федотова больше говорильни, чем дела, вернулся в Калининград уже бездомным. Для Никодима церковная жизнь была неотделима от борьбы за освобождение России, даже многие церковные  вопросы рассматривал через эту призму. Он и свою невесту пытался воспитывать в "боевом" ключе. Однако расстался с нею, когда Колобанов уговорил его рукоположиться не в белого священника, какому положена жена, а в черноризца-иеромонаха.

Никодим высоко ставил понятие чести – для него не бумажное определение, в проповедях говорил:
-- Вы от сергиан такого не слышали, а мы, христиане, являемся людьми чести.

На обостренном чувстве чести Дамаскин Колобанов и сыграл, затаскивая Черемисова в монашество. Когда Колобанов отделился от Антония Урлова в свою РосПЦ(Д), воззвал к Черемисову беспроигрышно:
-- Снова у нас смута, кругом измена, трусость и предательство, нужны бойцы, нужны герои. Надо за Россию, за Церковь постоять, пришла пора жертвовать своим благополучием ради спасения Церкви и Родины. Кто же, если не мы, кто же, если не ты?

Если бы Колобанов приводил только церковные аргументы, это бы не прошло, но Дамаскин надавил на "национально-освобожденческие" струны Черемисова:
-- Твое служение будет продолжением Белой борьбы!

Расставшись с краснобаем Колобановым, отец Никодим на своем калининградском приходе развил такую деятельность, что завели дело в тамошнем ФСБ, мытарили обысками, допросами, засудили помощника Никодима. А игумен гнал и гнал свои проповеди по интернету, невозмутимо вещал на видеоролики, гвоздя эрэфовщину.

Однако и такой орешек не выдюжил катакомбного одинокого стояния священником. Сначала отец Никодим стал проситься в РосПЦ(А) А.Урлова, который благословил на патриотические подвиги тогда еще не севшего в тюрьму красноперого полковника В.Квачкова. А когда там не приняли, ушел в РПЦЗ(В-В) В.Селищева, над проделками которого раньше похохатывал.

Кроме Изразцова из влиятельных бывших участников колобановского ордена «катакомбником-одиночкой» в Москве остался писатель Владимир Чернояров. Но и он, известный книгами по Белому Делу, многолетними интернет-публикациями по РПЦЗ, без богодухновенно соединявшей его с Андреем Изразцовым общины не нашел по своему вспыльчивому характеру общего языка с таким же порывистым Андреем. Они продолжали воевать интернет-публицистами в общем исповедническом русле, благословлялись у последнего устоявшего со своим тбилисским приходом на катакомбном положении отца Александра Калмадзе, да уж вместе не молились.

Такая же россыпь, где буквальная, где прикрытая внешней сплоченностью («держи, что имеешь!») царила во всех епархиях, общинах группировок, потому и прозванных РПЦЗ-осколками. Российско-украинская война это окончательно высветила. Из первоиерархов осколков в России поднялся на защиту украинцев только кубанский архиепископ РосПЦ(В) Виктор (Заваров), бичевал со своего сайта путинскую политику. Владыка и внешне был похож на геройского белого генерала Корнилова: низкорослый, худой, скуластый. Остальные архиереи или бубнили о «третьем пути», или отмалчивались, или виляли вроде Колобанова. Вынужденно ставил некоторые проукраинские публикации на своем сайте первоиерарх РПЦЗ(А) А.Сошковский, имевший резиденцию в Одессе и прихожанином бывшего посла США на Украине Д.Хербста. Однако опасался раздражить свои приходы в РФ, которые обуял, как почти все россиянское население, приступ путинского патриотизма.

Удивительно, что все эти группировки в РФ, отколовшиеся от лавроиудской РПЦЗ за сдачу ею духовных идеалов Русского Зарубежья, на этот раз легко вписались в эрэфовский госпатриотизм. Об их крахе честно написал сын последнего крупного мыслителя РПЦЗ отца Льва Лебедева – курский псаломщик Алексей, хотя уточнил лишь по своей РПЦЗ(В-В):

«Наша РПЦЗ, увы, переродилась. Нужно признаться самим себе: мы имеем теперь нечто существенно отличающееся от Церкви, которую возглавлял Митрополит Виталий».

По следам лавроиуд, соединившихся восемь лет назад с МП, всхомянулась когорта новых предателей в РПЦЗ-осколках. На территории РФ, кроме владыки Виктора (Заварова), в них не осталось епископов, защищающих братский народ Украины. В РПЦЗ(А) раскольников за «Новороссию» возглавили епископы Софроний Пусиенко, Дионисий Альвенович, Ириней Клопштейн. Суздальская РПАЦ не заикалась на сию тему, наглухо заткнулась после того, как отдали под суд ее популярное интернет-издание «Кредо». Омская РИПЦ запретила свой сайт «Церковные ведомости», выходивший с Черниговщины. В РПЦЗ(В-В) от имени большинства клириков Южно-Российской епархии объявил себя единомысленным с Путиным управляющий ею епископ Мартын Гопаковский, базирующийся в Крыму. Его поддержал управитель Австралийской епархии их церкви епископ Филарет Седовских, дальневосточный епископ Анастасий Муржик, а также Северо-Петербургской епархии епископ Виктор Партус, который принял ранее к себе бывший «объект» ФСБ Никодима Черемисова. Отец Никодим, пониженный здесь из колобановского игумена в иеромонаха, возражал этим путинцам со своего сайта, но уходить от них не собирался, да и монархистом был липовым – кирилловцем поклонялся эмпешной «царице» Марии Владимировне.

Глава 3. Из Вербинки

Отец Антипа встретился с автором запрещенного Вероисповедания РосПЦ(Д) Андреем Изразцовым. Светловолосый, сероглазый с крючковатым носом Андрей на посторонние темы был мягок, мил, однако резко менялся, заговорив исповеднически. Все что касалось МП, неосергиан, двурушников в РПЦЗ-осколках, возбуждало его на ожесточенные слова. Изразцова словно бы калило изнутри. Антипа удивился, потому что составленное им Вероисповедание лилось плавно, фундаментально-изысканно, будто изложенное пожилым мудрецом, как он видел по цитатам текста в интернете.

Несмотря на интеллигентское изразцовское лицо, отец Антипа подумал, что этот парень из профессорской семьи не спасует в передряге. Так уже было, когда в храме Заварова смещали с должности Колобанова и для бандитской поддержки руководившего этим митрополита Урлова прибыла из Коми-приходов бригада молодчиков, которая потом стала квачковцами. Они зажали помощников Колобанова Изразцова и Черемисова на задворках, грозя прирезать. Черемисов, прошедший на флотах и не такое, с привычной угрюмостью улыбался. Не дрогнул и Андрей.

Зря попытался запугать Изразцова и новосибирский Костя Бореньков, когда-то смутивший Архипа Пастухова. Костя знал всех по России в "альтернативном Православии", как еще, помимо ИПЦ, называют порвавших с эмпешностью. Бореньков отслеживал промашки ипецешных сайтов и однажды обругал по электронной почте писателя Черноярова за то, что тот, поклонник всего интересного в Белом Деле, поставил у себя на сайте статью иудея-монархиста из Иерусалимского университета "Евреи в Белом Движении", присланную ему из Израиля. Обычная наглость Кости, по публикациям Черноярова знавшего, что тот не поклонник еврейства, не говоря уж о жидовстве. Чернояров был казачьего происхождения, счет к евреям у него был за расказачивание, которое выдвинул Троцкий, а проводили в основном его соплеменники-комиссары. Однако как многие казаки не был Чернояров антисемитом, потому что исторически станичникам нечего делить с этим народом. Казачий уклад отторгал еврейство в любом измерении. Да и не может подлинный христианин ненавидеть евреев (другое дело – жидовство, жидов с культом золотого тельца), потому что Господь по плоти явился евреем, какими были и Его апостолы-мученики.

Однако избить в РосПЦ(Д) Бореньков решил Изразцова, наверное, как более молодого. Будучи по оказии в Москве, Костя с лобачом-напарником пожаловал к концу воскресной литургии на Вербинку. За трапезой после нее он развязал спор по патриотически уязвимой для РосПЦ(Д) теме: Великая отечественная или Вторая гражданская война? Схлестнулся с ним сначала Чернояров. Доказывал, что казачество с героизмом воевало против советских, как в 1917-22 годах, так и в 1941-45 в той для казаков безусловно Второй гражданской войне. Но Косте, дедушка которого погиб красноармейцем, нужен был Изразцов, возвеличивший "предателей Родины" от белогвардейцев до власовцев в его упоенно читаемой по "экстремистской" России брошюре "Советско-германская война".

Будто на провонявшей пивом вечерухе Костя немедленно предложил начавшему высказываться Андрею:
-- Пойдем, выйдем.

Сник, когда вместо худенького Изразцова захотел с ним выйти огромный Корнеев, таскавший на солдатской службе пудовое противотанковое ружье и в 1990-е отработавший таксистом в бандитском Новом Орлеане.

Андрей, целящийся носом как спицей, отцу Антипе шпарил так:
-- Совок и россиянин превозносят то, что русский человек ненавидит и презирает. Что им в радость и приводит в поросячий восторг, то русского повергает в глубокую скорбь; что для них добро, то для русскаго зло; что для них свет, то для нас тьма. Русскому, например, ясно, что бывший Петроград, получивший наименование в честь наимерзейшего и гнуснейшего богохульника Ленина, просто обречен на разного рода божественные кары и казни, и что население такого города неизбежно будет истреблено Богом даже без всякой войны и блокады, как были истреблены Им в свое время Содом и Гоморра. Так что, если в «городе-герое» «ленинграде» люди дохли как мухи, то винить в этом приходится исключительно товарища Сталина и всю его жидо-большевицкую свору. Они не озаботились пропитанием не только «ленинграда», но и всей «советской родины», где свора регулярно устраивала большие и малые голодоморы. О них советско-россиянская биомасса ничего знать не желает, а засевшие в Кремле вожди и руководители и вовсе имеют наглость эти голодоморы отрицать. Некая мразь из числа путинской идеологической обслуги так прямо и заявила, что голод в блокадном «ленинграде» был якобы «небывалым за всю историю нашей страны». Спорить с этой мразью мы не собираемся. Но мы никогда не устанем напоминать и разъяснять, что мы, русские, претерпели от рук ленинско-путинской банды невероятно жестокие и до настоящаго времени по существу неотомщенные страдания. С ними нельзя и сравнивать выдуманные на девяносто девять процентов страдания так называемых мирных советских граждан от «немецких оккупантов»... По Крыму, войне в Донбассе мы снова видим, что диаметральны противоположны совки, поголовно поддержавшие Путина, и русские, вставшие на сторону Украины.

Изразцов говорил складно, ежели ему не возражали, а в ответ вспыхивал, словно кольнули под ноготь. Тогда по выучке МИФИ уходил в мелочи доказательств, даже в мелочность. Антипе вспомнился чудак, считавший себя христианином до такой степени, что боролся со всяким унижением креста. Носил с собой ножик, которым тайно от хозяев срезал пластмассовое перекрестье в стоке кухонных раковин.

Андрей уточнял:
-- Так сказать, качество священника, любого клирика для меня определяется в первую очередь его вероисповеданием. Меня прозвали у Колобанова "уставщиком", но я не уставщик, а иду за идеями. "Како веруеши?" -- вот главный вопрос. Без правой веры спастить невозможно, даже под руководством суперпастыря. Для меня приемлем священник, клирик, стоящий на позиции Вероисповедной концепции РосПЦ(Д). Как минимум это включает: первое -- признание полной безблагодатности МП со всеми вытекающими последствиями. Второе -- православное отношение к Царской власти и к Февральскому вопросу; в частности, поголовное предательство Царя иерархами и их отречении от монархии как таковой. Третье -- признание существующей в РФ власти оккупационной и незаконной со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Изразцов был зилотом, как называют с первых веков Христианства готовых на все ревнителей веры. Старцев на русской земле истребили, да осталась Христова соль в щепотях, которую никакой огонь не попалит, потому что несокрушима она кристаллами в самом троеперстии. Таков ожигающий накал духа, а не ласково-ватной душевности. Вечный холостяк Изразцов по-монашески обрек себя на единственную любовь – Христову. Изразцов не живал в монастыре, но он был для Андрея киновийским даже в столе, за которым Антипу угощал дешевым белым хлебом, повидлом, чаем с желтенькой "юнкерской" заваркой, на которой экономили еще при Императоре. Изразцов после МИФИ получил высокооплачиваему работу у коммерсантов, но чтобы не соблазняться, ее бросил, зарабатывал лишь на пропитание переводом технических текстов с английского.

Изразцов раздражился, услышав о Колобанове.
-- Это слизняк, аморфная расползающаяся масса, которая как жидкая грязь проходит сквозь пальцы! Колобановская склизкость, теплохладность, безхребетность, безыдейность и безпринципность отталкивающе-отвратительна. Колобанов -- типичный представитель советского народа, которому напрочь закрыт доступ ко всему духовному. Как и всякий советский человек он почти всегда живет чужим умом, его мысль скользит по поверхности жизни, не поднимаясь в высоту и не уходя в глубину. Всё восприятие людей и явлений  у него чисто внешнее, он не способен понять их внутреннюю сущность и первооснову, то главное, что составляет смысл явления и определяет поступки людей. Его "жизненный опыт", которым так кичится, это просто-напросто беспорядоченный набор фактов и воспоминаний, какие он не в состоянии привести в систему и хоть как-то стройно осмыслить, философски и концептуально истолковать. Можете убедиться по его потрясающе пустопорожним мемуарам, нахально названным «На Божьей дорожке». Отсюда его чудовищные провалы в оценке людей, жуткое незнание жизни, никак не соответствующее его возрасту и достаточно богатой биографии. От незнания (точнее -- недуховного понимания) людей -- пренебрежение и презрение к ним, неспособность заглянуть им в душу и, как следствие, отсутствие сколько-нибудь прочных человеческих отношений с кем бы то ни было. У меня в конце концов создалось впечатление, что он просто не понимает, что такое честь, верность, предательство, измена и другие понятия, имеющие религиозно-духовное наполнение. Поэтому, совершая подлость, он искренне не понимает, что делает, так как с чисто внешней стороны ничего "такого" тут нет, а изнутри посмотреть на это он явно не способен.  По этой же причине Колобан сей не может понять целый ряд исторических явлений (например, советско-германскую войну), правильное объяснение которых возможно только с духовной точки зрения.

-- Ну а как архиерей он? Ведь Дамаскина ставил в епископы такой заслуженный владыка, как Антоний Урлов, еще мальчиком прислуживавший святителю Иоанну Шанхайскому, затем Урлов был помощником митрополита Виталия, в архиереях стал его заместителем. Антоний из лучших кадров харбинской белоэмиграции, сын колчаковца. С ним Колобанова ставил владыка Виктор Заваров, который не замарал себя службой в МП, хотя закончил в ней семинарию и духовную академию, Заваров самый церковно образованный из российских «зарубежников», – заметил Антипа.

Изразцов сморщил лицо.
-- Православие Колобан также оказался способен воспринять чисто на внешнем уровне, суть и соль Православия от него ускользнули. Поэтому он сумел усвоить только формы церковной жизни, но не её содержание. Что такое Церковь, монашество, пастырство, молитва и так далее -- всё это для него как китайская грамота, он этого просто не понимает. Положение усугубляется тем, что и с наставником ему не повезло. Он готовился к епископству, живя и учась при храме Заварова – у такого же чисто советского человека!

Андрей никому пощады не давал, хотя Заваров когда-то собирался рукополагать его в священники:
– Заваров ведь воспитан МП, хотя и не стал там попом. Говорите – высокообразован? А он в академии был фотографом на все торжественные случаи -- «придурочная» должностенка. Много ли на ней от науки возьмешь? Что у Колобанова, что у Заварова (тот тоже из деревенской семьи) изначально были полностью извращены понятия о том, что такое духовная жизнь. Колобан -- типичный представитель современного горе-монашества ИПЦ, который премудрости монашеской жизни почерпнул не у истинных монахов старой школы, а у людей, знакомившихся с "монашеством" в МП и притащивших оттуда в ИПЦ все усвоенные в патриархии "монашеские" понятия и правила. Кстати, одной из причин полного краха епископата всех РПЦЗ-осколков является то, что архиереи осколков -- это бывшие монахи МП или ученики монахов МП, усвоившие антихристианские, еретические понятия о послушании, смирении, церковной дисциплине, подвижничестве и так далее. Они активно насаждают всю эту гадость в ИПЦ.  Поэтому деятельность всех этих архиереев-ахринеев сугубо разрушительная, они пытаются вести церковное строительство ИПЦ методами, заимствованными у МП, прямо убийственными для ИПХ. В итоге вместо строительства получается саморазрушение или образуются микро-МП, даже нано-МП! Колобан -- достаточно яркий пример.

Изразцов сек пулеметно:
– Характерно, в частности, как Колобанов свое бегемотье нечувствие и равнодушие воспринимает за безстрастие, а свою дешевую сентиментальность -- за любовь. Его "монашество" лучше всего иллюстрируется полным погружением в интернет. Вспоминаю также, как меня поразило начало Великого Поста 2007 года. По Уставу в Чистый понедельник (как минимум) и вторник ничего не вкушается, посему я ожидал от “аскета” Колобана, который трижды умирал и четырежды замерзал (или наоборот, не помню из его северных баек), если не уставного благочестия, то хотя бы стремления подвизаться приближенно к Уставу. Каково же было мое удивление, когда он Чистый Понедельник начал с сытого завтрака гречневой кашей,  тогда как даже самые немощные монахи стараются ничего не есть до вечера, а особо усердные постятся по Уставу. И весь Пост провел на трехразовом питании, хотя по Уставу вкушают пищу раз в день, если нет Литургии, и два раза в день, если есть Литургия. Его духовную опустошенность, немонашеское устроение души отлично характеризует невероятная болтливость, то самое классическое празднословие и пустословие, которые по Святым Отцам являются смертным грехом. После разговоров с ним ты опустошенный -- верный признак того, что общался с духовно пустым человеком.

Андрей перевел дух, страдальчески посмотрел на отца Антипу, а все же закончил:
– С моей точки зрения Колобанов некультурный, невежественый человек, безнадежный провинциал, ему не хватает кругозора, широты мысли, а также умения применить полученные знания и сведения на деле. Он производит впечатление дикаря, попавшего из джунглей в современный город. Возможно, он бы не растерялся в схватке с саблезубым тигром и задушил бы его руками, но в городе звук трамвая или метро наводит на него дикий страх и заставляет прятаться под лавку. В тех условиях, в которых сейчас действует Колобан, у него нет никаких шансов сотворить что-то путное, он обречен быть игрушкой в руках более умелых и хитрых жуликов, а такие в РосПЦ(Д) Зинин и Метренко. Свою бездарность и невежество, которые он, видимо, всё-таки ощущает, Колобанов старается прикрыть напыщенной важностью, напускным всезнайством, надуванием щёк, громкими фразами и другими актерскими приемами. В крайнем случае он пойдет и на ложь, но ни за что не признается в своей некомпетентности и виновности.  В этом проявляется мелкость и неблагородство его натуры. Его трусость есть следствие бездуховности, т.к. у него нет ценностей, за которые стоит стоять насмерть (такие ценности обретаются только человеком, живущим из духа), и потому он не пойдет на жертвы ради каких-то отвлеченных (в его глазах) понятий, а предпочтет капитулировать перед обстоятельствами или людьми. Ну вот, хоть пиши воспоминания типа "История одного РПЦЗ-осколка".

Долгие годы Антипа не слышал эдакие монологи. А при начале РПЦЗ в России с таким же задором доказывали свое первопроходцы. Изразцов не растерял запала, не покорился рутине, пожирающей теперь РПЦЗ. Антипа поглядел на него с любовью.

Андрей ждал, что его осадит, хотя бы за неуважение к сану Колобанова, этот бывалый, знаменитый подвижничеством в Грузии иеромонах. Но тот молчал и улыбался. Изразцов заговорил с робостью, которой болел сам Антипа, считавший себя гордецом, переживавший, когда ляпал лишнее:
– Простите ради Христа, батюшка. Меня заносит. Но я должен в дополнение еще сказать, раз вы спросили о Колобанове как об архиерее. Тут важно обобщить по всем РПЦЗ-осколкам. Колобанов, наверное, ярче всего выражает своей персоной сущность современного архиерейства ИПЦ, которое живет и действует полностью вопреки Евангельским словам: "Ибо Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих". Все наши архиереи и первый из них Колобанов считают как раз наоборот, что, став архиереями, они перестали быть кому-то что-то должны -- Богу, Церкви, пастырям, пастве и так далее. Напротив, все им отныне должны служить и прислуживать, на их же долю остается лишь хождение с очень важным видом и раздача "послушаний" и "благословений". С первого дня пребывания на Вербинке Колобанов поразил меня несерьезным отношением к своим архипастырским обязанностям. Со временем же он сложил их с себя полностью, перейдя к чтению разных пакостных книжонок вроде воспоминаний сынка Берии, к своим литераторским трудам и просто к бессмысленному убиванию времени за компьютером, без отрыва от которого он больше тридцати-сорока минут просуществовать не может. Важнейшая обязанность священника -- богослужение с самого начала находилась у него в величайшем пренебрежении. Достаточно вспомнить, что заставить его служить по-архиерейски (а не по-иерейски, что категорически запрещено уставом) удалось только через четырнадцать месяцев после его прибытия на Вербинку. Первая Литургия архиерейским чином состоялась, когда мы нашим «орденом» навалились на застрявшую колобановскую телегу и сдвинули ее с мертвой точки. Но и после этого он постоянно норовил упростить служение до иерейского уровня, и лишь наши постоянные понукания и напоминания позволяли поддерживать минимально приемлемый уровень архиерейского богослужения. Дошло до того, что за неумение правильно служить по-архиерейски его стали откровенно презирать собственные собратья-архипастыря. Но если Литургии, где священник всегда при деле, Колобанов ещё как-то служил, то служение Всенощных, где священник часто бездействует, доставляло ему настоящую муку. Заполнить свободное от священнодействий время молитвой он был неспособен, так как просто не знает,  что это такое -- молитва, и потому он с нетерпением ждал, когда же, наконец, закончится текущая Всенощная. Многократно упрекал клиросных в том, что поют и читают очень медленно, надо быстрее, подгонял, чтобы не более трех часов на Всенощную, а лучше и ещё менее. Вы слышали о приходе в Морщевиках?
– Да, Андрей, знаю, что он развалился.
– А почему? После изгнания гебешниками Колобанова из Вербинки он до переезда на Тульщину перебрался в Морщевики, там до отца Архипа тогда служил епископ Василий. Колобанов жил в его доме, а храм был в избе Колокольцевой. Когда Колобанов переехал в Морщевики, то сразу же бросил ходить на Всенощные, с великой радостью используя "свободное" время для своих компьютерных писаний. Я и насторожился тогда в первый раз по-серьезному, когда увидел это презрение к Всенощным, недопустимое для священника. Особенно поразил меня случай, когда Колобанов с сопровождавшей монахиней демонстративно в субботу вместо Всенощной на день памяти Новомучеников Российских поехали во Ржев искать новую квартиру, как будто других дней для этого не было. Развал прихода в Морщевиках исключительно его вина. Когда начались нестроения у отца Архипа с Колокольцевой, Колобанова дважды в критические моменты буквально умоляли приехать, но он на всё наплевал. Его кредо: "Выкручивайтесь, ребята, сами как хотите, это ваши проблемы, в случае чего я вас не знаю, однако "послушания" никто не отменял; смотрите, без моего "благословения" не рыпайтесь"... В общем, отец Антипа, на всех колобановских поступках лежала печать глубокого презрения к свои архиерейским обязанностям. Это не человек долга и служения, а человек безответственности и самоугождения. О таких людях Антоний Великий сказал: "Человек только приятного ищущий ни на какое дело негож".

Изразцов тяжко вздохнул.
– Безответственность: эта общая черта всех "осколочных" ахринеев, -- в Колобанове так же появлялась всегда очень ярко. Он не только не собирается отвечать за свои слова и поступки (постоянно стремясь свалить вину и переложить ответственность на исполнителей), но даже не пытается продумать последствия принятых им решений или извлечь уроки из предыдущих ошибок и провалов. Более безответственного человека я в своей жизни просто не встречал, сам я лично колобановский уровень безответственности прошел где-то лет в пятнадцать-шестнадцать. В этой безответственности проявляется не только его бездуховность (ибо Дух по верному определению Ивана Ильина не мыслим без чувства ответственности), но и полная беспечность о своем спасении. Насколько он закоснел в этой беспечности, можно судить по свидетельству отца Никодима Черемисова, который пару раз исповедывал Колобанова. Последний раз после исповеди Колобанова, когда мы остались наедине, отец Никодим не выдержал и сказал: "– Это кошмар какой-то, владыкина исповедь. Он просто не ощущает своей греховности, уровень самый примитивный. Так обычно дети исповедываются: не слушал маму, ругался нехорошими словами... А ведь он столько дел натворил. Я его пытаюсь навести вопросами на грехи, а он их просто не понимает".

Поговорили о том, что же делать с общинной жизнью ИПХ в Москве дальше. Изразцов отчеканил о своей церковной судьбе:
-- Свою жизнь я без Церкви не представляю, и церковная жизнь -- это единственное, где  я могу приложить свои силы, растеряв все свои профессии и не имея семьи. Структурка очередного РПЦЗ-осколка, где я оказывался, с её мертвящей дисциплиной никогда не давала мне заняться тем, чем я хочу! Что под Альвеновичем в РИПЦ, что под Заваровым в РосПЦ, что под болваном Колобановым я делал в первую очередь то, что нужно структурке и её вождям, при этом, будучи в отличие от того же Колобанова человеком долга, я работал во-первых безотказно, а во-вторых, с полной отдачей, так что на себя и свои дела  у меня просто не оставалось времени. В итоге я трижды пережил один и тот же исход: по миновании во мне надобности (а надобность в таких дураках, как я или отец Никодим, которые будут работать бескорыстно, "за идею", "на доверии" у только начинающих восходить церковных "вождей" на определенном этапе есть) от меня  просто избавлялись под удобным предлогом. Сейчас меня никто не может заставить делать то, что по совести (и по логике) я считаю очевидной дурью; и ныне я могу работать над тем, к чему у меня лежит душа, а не над тем, что приказал очередной малахольный начальничек. Какая-то роковая закономерность за последние пятнадцать лет -- наверх, в епикопат РПЦЗ-осколков выходит едва ли не худшее, что есть в Церкви, люди без малейших понятий о чести, о благородстве, о порядочности, люди, не желающие знать свою паству, её проблемы, её боли. Они не представляют себе, чем Церковь отличается от колхоза, что Она такое есть, чем Она живет, как должны строиться отношения между Ея членами и так далее. Это люди, считающие себя пупом земли, которые всё "знают", всё "понимают", и посему нужно только  "послушание" этим великим "вождям", которого, увы, как не было, так и нет, отчего и все несчастья. Я уж не говорю о том, что события этих пятнадцати лет со всей убедительностью показали, что время структурок кончилось, такой способ церковной жизни Богу не угоден. Попытка организовать очередной синодик, ВЦУшку или что-то в этом роде  с каким-нибудь микро-митро-политиком во главе приводит только к тому, что эта структурка становится рассадником лже-православия и прибежищем всевозможных проходимцев, которые борьбу за истину подменяют борьбой за должности и карьерными интригами. А это влечет за собой необходимость уничтожения всех сколько-нибудь принципиальных людей, мешающих превращению Церкви в колхоз или обком партии. Сейчас Церковь может жить только без структурок, наподобие Катакомбной Церкви в тридцатые-сороковые-пятидесятые годы прошлого века, а где структурка -- там Антихрист.

Андрей во многом сказал то, к чему пришел после лицезрения РПЦЗ-осколков сам Антипа. Уверился, что сбылось предсказание великого иеромонаха РПЦЗ из США Серафима (Роуза) о Катакомбной Сети ячеек Страждущих Православия. Все это есть в книге иеромонаха Дамаскина (Христенсена) "Не от мiра сего. Жизнь и учение иеромонаха Серафима (Роуза) Платинского". Иеромонах Серафим написал в своем письме еще в 1978 году: "Мы чувствуем, что знамения времени все более и более указывают нам на приближающееся "катакомбное" существование, какую бы форму оно ни приняло. Чем быстрее мы сможем приготовиться к этому, тем лучше... Каждый монастырь или общину мы рассматриваем как часть будущей катакомбной "сети" борцов за истинное Православие, и вероятно, в эти времена... вопрос юрисдикций отступит на второй план". Автор книги, духовное чадо отца Серафима, указал: "В противовес холодному формализму о.Серафим опубликовал книгу "Святые русских катакомб", в которой ясно показывал, что преданность Христу невозможна в каких-либо организациях, планах, проектах -- она в душе каждого человека". "Отец Серафим определил два основных вида Православия. Первое -- "гладенькое", или "удачливое", оно толкает ко всобщему одобрению, признанию, самовозглашению, заботится прежде всего об организованности, официальности и внешнем успехе. И второе -- это "страждущее Православие": на него смотрят свысока, оно гонимо миром, ему чужды ценности "удачливых", оно не кичится успехами и победами на духовном поприще". "Отверженный миром о.Серафим стал проповедником "неорганизованного" движения простых верующих, которое он назвал "катакомбные ячейки". Страждущее Православие сплотило этих людей, а не пышные приемы".

Отец Антипа тоже высказал Андрею наболевшее за встречи в Москве и как бы благословил его:
-- Да, РПЦЗ-осколки душевредно торят свои тропы. Каждый признает за Церковь истинную только себя. Идут вразброд, хотя вероисповедания их, пусть и не заявленные, не написанные как ваше, отличаются мало. Причем число осколков апостольское – двенадцать. Не пророчит ли оно, что каждый осколок так или иначе преобразится в сергианский или распнется подобно первой дюжине Христовых учеников? Так или иначе они сойдут на нет. Однако знаменосно знаем, что последние пребудут как первые. Закольцовываются все круги в последние наши времена. Мы, последние христиане -- как первые в начальные времена Христовы. Последним лишь тяжелее. Знали то первые, что стояли в ледяной воде Севастийской. Знают и нынешние истинно-православные люди, когда куражатся вокруг язычники, ликуют христопродавцы. Истинно-православные знают, почему молитва их стала мечом. Они ведают, что их посох-трость в Жизнь Вечную, какую не преломит Возлюбленный Отрок, -- золотой модуль Града Небесного. Минет и царство антихриста. Православный народ, победоносно допрошенный Страшным Судом, перебитый-переломанный, встанет рядом с Иисусом на Втором Его Пришествии. За сие, братец, одиноко молимся мы в укрывищах, не гнемся в малой горсти перед гадостями, подлостью, изменой.

Огнеупорностью Изразцов отцу Антипе понравился, но в их дело с Конеграем не сгодился – неуровновешен.

+ + +
В очередное воскресенье на литургии в Вербинке Ферапонт как вступающий в РосПЦ(Д) впервые причащался, сослужал с Дамаскиным в алтаре. Туда Колобанов пригласил и отца Антипу: священники, присутствующие на литургии в храме, имеют на то право. Антипа отказался, стоял среди мирян ближе к клиросу.

Для Ферапонта за всю его гебешную и церковную службу причастие было не святыней, а хлебом с вином. И в этот раз он в алтаре потребил их бездумно. Как вдруг с последним глотком его пронзила та же ужасная тоска, что после встречи со старичком на Садовом кольце! Ферапонт от ее наплыва даже пошатнулся, Дамаскин обеспокоенно взглянул на него.

После службы изнывание мутило полковника так, что на общей трапезе он боялся поднять глаза на людей за столом, дабы не выдать бушующего в них страха.

Алла Литце завела с отцом Антипой беседу.

--Батюшка, я вас хорошо помню по Мансонвильскому скиту у нашего приснопамятного Блаженнейшего митрополита Виталия.
– И я вас рад видеть, Алла, – искренне отвечал Антипа, попивающий вместе со всеми за столом вино.
-- Где же вы, батюшка, служили? После Мансонвиля не видела вас ни в Канаде, ни в США.
-- Я приболел, отошел от церковных дел. Жил в Германии, в Мюнхене.

Она продолжила хитроумно:
-- А по вам не скажешь, будто было что-то со здоровьем. Такой цветущий вид! Вино вам теперь на пользу.

Отец Антипа простодушно возвел на Аллу озера глаз.
-- Я грешен, многим злоупотреблял. Вот и вином. Однако Господь дал мне силы преодолеть эту страсть. Оказалось, что никакого алкоголизма нет и медицина для излечения тут не при чем. Так же со всеми болезнями – они лишь от того, когда не чувствуешь себя членом, частью Христа.

Уткнувшийся в тарелку Ферапонт спросил:
-- То есть по-вашему, отче, современная медицина бессильна?
-- Конечно, – убежденно сказал Антипа. – Вот мой пример. Так пьянствовал, что обратился в Германии в общество Анонимных Алкоголиков – АА, оно действует почти в двухстах странах. Узнал, что началось АА с идеи знаменитого психолога Карла Юнга. Он заметил, что полноценно выздоравливают алкоголики не от медикаментов, а от некоего духовного поворота в своей судьбе.

Алла уточнила:
-- Выздоравливают так, что больше не пьют? Как же вам АА помогло?
-- Да, в АА алкоголики совсем не пьют, считая пьянство болезнью как, например, воспалившийся аппендицит, который надо вырезать. А с АА у меня ничего не вышло, хотя я походил туда. Там нет святыни, поклоняются некой «Высшей Силе», похоже на масонство. И часто получается по Евангелию: человек изгнал из себя одного беса – пьянство, а на его место явилось семеро нечистых с другими страстями. Мне молитвы помогли снять пьянственную одержимость, когда осознал, что не могу осквернять Христа как телесная часть Его. По-Христовому алкоголики начинают пить в меру как нормальные люди, как я теперь. Ведь в Евангелии сказано, что не вино пьянствует, а пьющий.

По новому припадку адской тревоги и это касалось полковника. Антипа словно нарочно бил в его неясные для самого Ферапонта точки. Полковник раздраженно осведомился:
-- А не гордыня ли человеку утверждать, что он «член Христа, Его телесная часть», как вы сказали?

Отец Антипа опустил глаза, переживая, что чем-то задел отца Ферапонта.
-- Простите меня. Я ведь сказал не от себя, а по Евангелию. Я это место из Первого послания к коринфянам апостола Павла наизусть помню: «Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы?.. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в нас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?.. Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы — тело Христово, а порознь – члены»... А вот из Послания к римлянам апостола Павла: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих... Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога: ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут».

Отец Антипа был как часы, стрелки которых крутились в обе стороны. Он говорил по их обычному ходу слева направо – от начала нашей эры, провозглашения истины Христовой. Но когда поднял взор на Ферапонта и тот взглянул на него, увидел ужасное Ферапонтово лицо. Часы замерли и пошли в обратную сторону — справа налево: от виданного Антипой годы напролет Конца Света, последней ядерной войны. Отец Антипа потрясенно замолк.

Неземная тоска остекленевших глаз Ферапонта под космами волос чудовищно изломала его бесцветные брови, заострила наконечником носик, зазияла щелью клыкастого рта в путах бороды. Антипа узрел лик саранчи, описанной в Откровении Иоанном Богословом, какая будет «иметь власть земных скорпионов» над людьми при Конце Света:

«По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у нее как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее – как лица человеческие; и волосы у нее – как волосы женщин, а зубы у нее были как у львов; на ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее – как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у нее были хвосты как у скорпионов, и в хвостах ее были жала... Царем над собой имела она ангела бездны; имя ему... по-гречески Аполлион (Губитель)».

После трапезы отец Антипа подошел к Алле и тихонько сказал:
-- Простите, здесь я давно знаю только вас. Не подскажите ли, где можно найти, чтобы почитать, Вероисповедание РосПЦ(Д) в первом издании?
А вы знаете, что оно запрещено российским судом и за его распространение уголовно преследуют?

Антипа вздохнул.
-- Конечно, поэтому и спросил вас тет-а-тет.

Алла проговорила для вежливости:
-- Если узнаю, где эту брошюру достать, сообщу вам непременно.

Полковник Ферапонт профессионально заметил их разговор. Когда Антипа удалился, небрежно поинтересовался у Аллы, о чем секретничали. Та с готовностью изложила. Ферапонт приглушенно ей сообщил:
-- Отцу Антипе повезло. Мне на днях подсказали, где можно купить эту брошюру. В книжной лавке на Черниговском переулке, она рядом с метро «Третьяковская», торгует в одном здании с музеем певца Талькова. Только надо брошюру спросить у продавца неприметно от посторонних.

Алла вернулась к Антипе и пересказала ему этот адрес.

Книжная лавка на Черниговском была рядом с музеем застреленного певца-патриота И.Талькова в пристройке шикарного по-старорусски колонного особняка Международного фонда славянской письменности и культуры. Построил усадьбу в 1710 году капитан Лейб-Гвардии Преображенского полка В.Т.Ржевский. Не родственник ли поручика Ржевского, от имени которого столько анекдотов? После 1990-х особняк прославился основанием в нем этого фонда православным скульптором В.Клыковым. Здесь собирались самые отчаянные русские патриоты, националисты. Книжная лавка рядом торговала отборными изданиями, оппозиционными правительству и МП. Тутошний ресторан звался "Офицерское собрание", а когда идешь в лавку, то через открытую дверь в Тальковский музей виден белогвардейский китель с золотыми погонами, висящий на спинке стула. Словно носивший его на сцене поэт-певец еще вернется и снова наденет, великолепно застегнув на пуговицы с Императорскими орлами.

Ферапонт по линии своего розыска знал, что лавка была давно взята ФСБ под наблюдение. Было известно, что продавец Тимоха торгует из-под прилавка этим Вероисповеданием, размноженным энтузиастами с редких копий, изданных Дудасовым. Продавца и покупателей пока не трогали, беря на учет для дальнейших возможных оперативных действий. И они полковнику сейчас удачно выпали! Купившего запрещенные брошюры Антипу можно привлечь по уголовной статье. Ферапонт позвонил своим операм и приказал немедленно установить за лавкой ежедневное наблюдение.

Через несколько дней полковнику снова повезло. На его запрос через мюнхенскую агентуру о проживавшем там русском священнике Антипе дали сведения. Русские попы в Мюнхене наперечет, начали выспрашивать о нем по православным храмам. В одном рассказали о страдавшим психозом по ядерной войне Антипе, проживавшим с вокзальной проституткой Гретой.

Этот козырь был посущественнее привлечения Антипы по покупке запрещенной брошюры, якобы для ее распространения, когда предстояла волокита с судебным преследованием. На основании медицинских данных из Мюнхена его можно было негласно закрыть в психушку для обследования или принудительного лечения. Антипа за годы своего психоза наверняка попадал в поле зрения мюнхенских медиков.

Глава 4. Петр Конеграй на Дону

Петр Конеграй жил под Ростовом-на-Дону у своего дяди Терентия. Такой бедности, как у дяди, он не помнил даже по СССР. Воевавшему против советских, сидевшему за это молодую и зрелую жизнь дяде не полагалось ни достаточной хотя бы пропитаться-одеться пенсии, ни каких-то льгот-выплат. Он ютился в брошенной кем-то, продуваемой осенью, зимой ветрами, поземкой, с отвалившейся штукатуркой хате в той же станице Позднеевой, где рубились с буденновцами до последнего под рукой архангела Михаила его отец и местные казаки.

Потолок куреня близко к голове среднего роста Петра, а дядя Тереша под ним пригибался. У подслеповатого окошка старинная ржавленая железная кровать с погнутыми чашечками по углам под дешевыми иконами, потретами Царя-Мученика, казачьими картинками, вырезанными из журналов. Дряхлый стол с выдвигающимися ящиками, под который не поставишь ноги, перекошенный гардероб, выкинутый из какого-то общежития. Голо в комнатухе дяди, привычного к темницам, когда в сумерки вспыхивала единственная лампочка без абажура под потолком в разводах от частой протечки крыши. Ее свет как снопом лампы на допросе, бьющим в лицо, печатал черные тени по обшарпанным стенам, неумолимой луной выделывал лица бело-мучными.

Поэтому Конеграи с утра до вечера в разговорах посиживали за столом во дворе под деревом грецкого ореха, в ветви которого иногда кучей налетали дрозды. При встрече дядя Тереша обнял, поцеловал, цепко глянул на бритоголового племянника, посверкивающего стальным взглядом. Потеплел по-прежнему словно вызолоченными «тигриными» глазами, сказал, оглаживая худыми пальцами усы:
-- От теперича я вижу, шо ты стал справный казак. Ага, ты ж и ране неплохим был, но лишь тот, кто повоевал та в тюрьме посидел – человек без подмесу. Только трошки горбатишься.
-- Та сильно в Италии приболел, теперь тянет спину.

Терентий, хотя ему под сто лет, стоял прямо, подбородок держал высоко и гаркнул со смехом:
-- А я думкаю, шо гнешься, потому как сильно кланялся перед Советской властью!

Петр вытаскивал на стол гостинцы, бутылку водки. Дядя взял ее, осмотрел этикетку, сказал с сожалением:
-- Сходи до базара та возьми мне вина. Силы вже у меня не те, шобы водку.

Передал племянник дяде поклон от Владимира Николаевича Затольского.

-- О-о-о! – у старика задорно ожило горбоносое лицо. – От как нас с ним Бог спасал с Воркуты и потом! Царствие ему небесное, вечная память и полный покой! Порассказал он тебе? Да и я, племяш, мою судьбину расскажу. Но шо теперича мы, старики? Снова на Украине рядом война, опять кацапам неймется, шо хохлы вздумали жить независимо от ихнего Кремля. И опять наши казаки там в боях тут как туточки. Ума-то нет, шобы с оружием повертаться на красную власть, на Кремль, как мы повертались! Им, белиндрясам, вольготнее бить хохлов.

Петр задумчиво сказал:
-- Ну а шо вы добились с Гитлером? Сложили почти все казачьи головы. А на Донбассе ныне с Гиркиными из ФСБ разве ж казаки? Одна бликота.
--- И то правда, – поддержал дядя, – у Гиркина-Ныркина энтого они на подбор от Витьки Унитаза – так у нас кличут реестрового донского атамана Водолацкого. Да еще болдырь Козицын со своими туда подался, у энтого в штабе на стенке висит портрет ажник Суркова из Кремля! Та он сам где-то в спецназе ГРУ служил. Гутарит, шо воюют они так же геройски, как полегшие от гитлеровцев на Донбасе красные воевали. От гнида!.. Али Дремов у них -- энтот сам о себе гутарит, шо робил трактористом, робил и бандитом. Их вже прозывают не казаки, а кизяки... Влезли в кацапские та хохляцкие дела! То я русаков кацапами называю по-нижнедонскому. Моих-то батю та матушку постреляли, а их сверстники гутарили нам, казачатам, про первую гражданскую войну, шо тоды с казаками воевали хохлы и кацапы, шобы отнять казачью землю. В основном, они ж гутарили, напирали местные иногородние хохлы. Не будь за ими силы кацапской, хохлы б не посмели – их тут завсегда били по десятку за одного убитого казака. А теперича хохлам от кацапов отрыгнулось.

Петр усмехнулся.
-- А вообще у хохлов-то есть правильная песня, какую еще бандеровцы пели: "Породила ляха жаба, москаля – кобыла, украинца молодого – мама чорнобрива". Шо ж, дядя Тереша, сошли на нет по Дону казаки?
-- Э не! Есть бравые казаки, причем и молодые. От был парень Сеня, величал себя Белогвардеец. В одиночку в справе пешим ходил зимой по маршрутам чернецовцев, других геройских воинов, фильмы про казачество снимал, поднялся за староказачью рощу в Новочеркасске, какую хотели срыть вместях с могилами. Недавно его арестовали – якобы держал на дому оружие. Треба им посадить активного казака! Лишь с помощи таких, как Сеня, я еще и сыт, и крышу, и одежку имею. Ну и главный на Дону истинный-то казак Делихов, шо памятник атаману Краснову в Еланской открыл, музеи создал. Не-не, есть покуда казачий народ, и смена молодая есть.

Петр спросил по своему с Антипой интересу:
-- А такие активные есть, шобы не на Донбасс за красных, а влезть в полезное дело, дядя Тереша? Ну в том русле, как ты гутаришь, против Кремля повернуть? Мне нужны такие. Порекомендуешь?
– О то ж надо облаштувать как треба.

Терентий задумался. Смотрел на блестящий вдали серебряным шляхом Дон, за тын – в степь по буграм, где красные расстреляли казачьих повстанцев вместе с детьми. Потом сказал:
-- Не порекомендую, Петро. Лишь Сеню, коли б не посадили его, порекомендовал, а Делихов-то вже пожилой и при том положении, когда на войну не ходят. А где ваш 97-й полк Володидова?
-- Был да вышел, многие померли али в тюрьмах, как сам Володидов, другие ж рассеялись. В нашей монреальской станице Мырина есть надежные люди, но мне теперь добрые казаки туточки нужны.
-- Ничем не помогу, буздякать не буду.

Они пили прохладным донское вино, бродили по степи, ловили на донских рыбалках. Петр больше, уж по опыту с Затольским, выспрашивал у дяди историю его жизни. Дядя Тереша, войдя во вкус, вил-свивал, что запомнил:
-- Уцелел я пятилетним мальчонкой случаем в Позднеевой, как моего отца, твоего деда, с казаками красные у церкви побили. После боя буденновцы вывели с базов всех, кто был с семей восставших. Повели расстреливать к буграм на Холодаевку. Вже темно, идем со станичниками – мама, сестра, братья. А твоего батьки не было, отправили с голодухи к дальней родне пожить – тоже уцелел. Мне маманя шепчет: «-- Я тебя толкну, отсидись там, да беги к дяде Мише в Ривянку, он тебя скроет». Как конвоир отвернулся, толкнула меня в балку. Я там полежал, а к утру прибежал в станицу Ривянскую, откуда моя мать родом. Дядя Миша был хорунжий, награжден крестами, у них с жинкой теткой Дуней перед этим как раз сынок, мой ровесник, от оспы помер (это моя мать, твоя бабка, сообразила), меня они и взяли. То – тайно от начальства, шо я сын белых, их племянник, а как бы – беспризорный мальчонка-приблуда.

Они стали мне взамен родителей. Дядя Миша скрывал умело, шо на Гражданской служил в разведке в белом полку генерала Васильева. И раз случилось, шо после занятия будённовцами в 1918-м станицы Ривянской он с офицерами, казаками и казачками почти без патронов, при одном орудии и трех снарядах, ушел в побег в Плавы. Сидят в камышах, обсуждают, шо делать. Надо, решают, в атаку идти, а-то деваться некуда – придут будённовцы и перебьют. А тут мальчишки с Ривянки бегут: «-- Кто тут Тарасовы?» Тетка Дуня, в девицах Тарасова, отозвалась. А мальчишки: «Тётка Дуня, Буденный в Ривянке твою мать, бабку Тарасиху на груше за ноги повесил, у неё юбка задралась и всё видать! Гы-гы-гы!»

Стало тут тихо-претихо. Тетка Дуня подходит к свёкру, снимает с него пояс с наганом, цепляет его себе. Подходит к арбе, берёт карабин, патроны, выводит коня. А за ней и другие казАчки, таким же макаром. Тоды казаки кричат: «-- Стой, Дуня, стой! С утра пойдём, иначе за просто так перебьют! Прежде надо разведать». И к ребятишкам: «-- Орудия у Будённого есть?» «-- Три пушки он на Плавы направил, вам подвалит!» Тут дед Никиша вперёд выступил: «-- Я, – говорит, -- гвардеец Его Императорского Величества, пушкой командовал, у меня три лычки, мне Его Величество орудие доверяли! Пущай ребятишки бегут и точно скажут, игде у Будённого энти пушки стоят, а я, как в атаку пойдёте, их разнесу!» Сбегали, рассказали. Утром, в четыре часа, когда казаки с казачками к Ривянской по яру, по низине выдвинулись, дед Никиша ещё раз возле орудия, у которого даже прицела не было, руками поводил, примерился и тремя оставшимися снарядами три буденновских пушки покорежил. Пошли казаки в атаку. Под теткой Дуней лошадь сильнее оказалась: она вперёд всех вырвалась, доскакала до дерева, где бабка Тарасиха вверх ногами висела, и давай по красным садить из нагана. А следом дядя скакал и из маузера садил. Мало кому из красных удалось тоды уйти, да и сам Будённый едва спасся: броневиком его прикрывали (потом казаки броневик энтот всё равно сожгли), та ординарцы ему успели коня подвести. Ранен был Будённый в Ривянке, как потом и сам вспоминал, пулей из нагана, но ускакал.

Дядя Терентий помолчал, поднял назидательно палец.
– От так, Петро, наши бабы-казачки мстили. Потому и не смог я простить свою Фросю, шо она гутарила на допросах следаку.

Петр спросил, уводя дядьку от тяжелой ему Фросиной темы:
– Как же после победы красные об том не дознались и не расстреляли дядю-тетю твоих?
-- А не выдал никто. Стал я жить с ими, но воспитаниев от них как от отца-матери не получал. Они лишь драли меня и спал я с коровой в хлеву. Когда перешел во второй класс школы, меня разоблачили, шо я сын белого сотника. Меня вызвали к директору школы, сорвал он с моей рубахи пионерский значок – ленинскую головку: «-- Ах ты, сука белогвардейская! Думал, не узнаем?! Пошёл вон из школы!» Ну я и пошёл. В кабинете директорском сперва похныкивал, а в коридоре -- с радостью: «-- Ребяты, меня из школы выгнали!» Дома дядя забЕгал: «Вот ведь, тадыть твою мать, дознались, талдыть твою». Пока тетка не крикнула: «-- Ну шо ты парня материшь, старый дурак? Он и с двумя классами в хозяйстве управляться сможет». Дядя пас телят в станичном колхозе имени Ленина, а дома всё хозяйство, почитай, на мне было – и птица, и свиньи, и корова. А соседка стала меня дражнить, шо я подкидыш и выблядок. Потом я стал ходить в станичную вечернюю школу для взрослых. Попозже вышел указ, шо сын за отца не отвечает, однако ж меня посадить успели. От тоды я и получил три года, какие отбывал с Володей Затольским, тебе знакомым, на Воркуте. Про те севера, ты гутаришь, Затольский тебе много поведал, так шо не буду дополнять. Освободился я с Воркуты перед самой войной, вернулся в Ривянку, колхоз даже послал меня на курсы трактористов. После них я успел малость поработать на тракторе до прихода на Дон немцев. И вот вже наши пришли – хайль, Гитлер, значит.

Петр рассмеялся.
-- Сильно Гитлера полюбил?
-- Та не, просто торчит в печенке: меня ж до сего дня обзывают фашистом! А какой я фашист? Я – казак! Как красные ушли, наш школьный учитель Попов стал станичным атаманом, и двести пятьдесят шесть молодых ребят из одной лишь Ривянки пошли к нему, а не к Гитлеру! И я пошёл. Попросил у тетки Дуни на то благословение, дядю-то с началом войны в армию по здоровью не призвали: послали в Кемерово воевать на трудовом фронте, на шахтах. Осенила тетка Дуня меня иконой: «Иди – благословляю!» Казаки начали свое воинское формирование. Вызвал к себе наш учитель, станичный атаман Попов Федор Капитонович молодежь, там были немцы, казачьи офицеры, предложили нам к ним вступать. Я пришел со схода домой, рассказал о нем тетке. Она гутарит: “Иди, запишись добровольцем!” Я первым и записался. Был направлен в Новочеркасск в 1-ю сотню, 1-й взвод, 1-е отделение – в Атаманскую сотню 1-го Донского полка атамана Войска Донского полковника Сергея Васильевича Павлова, он до того под советскими скрывался. С ним я потом даже ходил в разведку. Потом добровольцев стали направлять в другие подразделения. Я попал во взвод под командой Нимчурова в свою станицу Ривянскую. От нее мы и начали отступать 13 января 1943 года. Когда я пошел в полк, то другой мой дядя с Конеграев снарядил меня (по старому казачьему обычаю) саблей, наганом, карабином и седлом. А лошадью дали кобылку из табуна, красавицу.

Когда мы отступали и обошли Грушовую станицу по камышам, моя кобылка упала, попала в расставленный капкан и придавила меня. Ребяты ушли вперед, я выполз с-под лошади – раздался по мне выстрел! Били по мне красные партизаны, пацаны семнадцати лет. Ишо ударили их выстрелы. Я стал из карабина отстреливаться, идя до ерика. Когда подошел там до кустов, у меня остался один патрон. Я вытащил саблю, шобы отбиваться. Вдруг вижу под кустом валяются брошенные кем-то два автомата – чуть-чуть ржавые! По мне снова начали стрелять из камышей. Я залег и ударил по ним из автомата. Замолчали партизаны; возможно, побил всех. Рядом было чисто поле, я по нему к вечеру дошел до хутора Поповка, тама остановились казаки нашей сотни. Один найденный автомат я сменял у них на коня и заснул крепким сном.

Утром ребяты уехали, меня забыли. Хозяйка хаты меня будит – на краю хутора красные! Я вскочил, она сунула мне краюху хлеба. Кинулся я на двор к коню, подтянул подпруги, сел на него. На улицу через ворота выезжать нельзя. С другой стороны двора проулок, но перед ним тын. Я перекрестил коня, натянул поводья: “Ну, родной!” -- и пустил его на тын. Конь через него прыгнул. Сзади по мне началась стрельба, ранили. Но меня спасла балка, по которой ушел от погони. Я догнал своих и сразу попал в бой.

В том бою много погибло казаков и немцев. Кругом трупы, у разбитого орудия лежит тяжелораненный немецкий оберст, ну полковник, который руководил этим боем. Подъехали немецкие санитарные машины, его стали туда укладывать. Оберст меня позвал, я подошел. Он пожал мне руку и снимает свои часы, кобуру с парабеллумом, дает мне их в награду за отличие в бою. И потом сразу оберст умер. Других немецких раненых положили в машины, я тоже ранен, а мне ребята подводят по привычке коня. Я сел на него и поехал – рана у меня небольшая. Это было мое первое ранение.

Потом меня направили на курсы в Кировоград, а оттуда -- в 1-й эскадрон. Был я в нем в боях под Киевом, Житомиром, Ровно, Дубнами, Бродами. На Миусе страшные бои были. Побывал и в Почаевской Лавре, где в соборе преклонился перед Чудотворной Иконой Божией Матери. Как раз тама нас красные окружили, но бандеровцы вывели нас по лесам. О тож я крепко помню, а теперича нас хотят поднять против них! Снова потом я попал в свой эскадрон и воевал в Польше. Колотили друг друга мы из СССР как собак. Много к нам от красных перебегало; до самого, почитай, последнего дня войны перебегали. Узнают, шо против них казаки стоят, и бегут к нам. А из лагерей сколь шло! Кто в казачьи части, кто в РОА. Какая там «Отечественная» -- Вторая Гражданская была! Ещё похлеще Первой. За Миус я от Походного атамана Павлова два креста получил. Тогда же присвоили и хорунжего. В основном я воевал в разведке. Помню, как отряд чекиста Фёдорова, что в 1944-м на пяти бричках вёз взрывчатку для уничтожения Почаевской Лавры, мы в правильном направлении – на Польшу довернули. Где их потом поколошматили поляки али бандеровцы.

-- А Лавру-то, дядя, партизанам зачем было взрывать, коль Красная армия тогда уже наступала по усем фронтам?
-- А для провокации. Нам – Походному атаману Павлову Сергею Васильевичу из штаба атамана Краснова Петра Николаевича поступили разведданные, шо в такое-то время фёдоровцы пойдут со взрывчаткой к Лавре. И приказ: в бой не ввязываться, поскольку их много будет, -- сомнут и прорвутся-таки к Лавре. А следовало показать их разведчикам, шо поджидает партизан многочисленная засада казаков (хотя нас чуть боле сотни было), дабы повернули они от Лавры. Красные в Почаевскую Лавру со дня на день вже войти должны, так пусть и входят и находят её в целости и невредимости, не пеняя потом, шо гады-немцы перед отступлением уничтожают русские святыни.
-- Сталкивался с тем, шо партизаны робили под казаков али полицаев?
-- Та постоянно. Когда железную дорогу Киев-Житомир охраняли, так из многих сёл бабы прибегали, жаловаться на «казаков». Мол, ваши приходили, всё пограбили. «-- Какие-такие наши?» «-- Да казаки!» Скакали, разбирались, порой и вылавливать удавалось энтих самых «казаков» -- красноармейцев, в лесах скрывавшихся. Прощения они прилюдно просили, многие записывались к нам. Энто из тех, конешно, шо занимались от голода грабежами. Но однажды удалось и серьёзных «казаков» отловить, они сожгли сарай с «пособниками партизан» в одном украинском селе. Оказалось – молодые выпускники чекистских школ, в основном, евреи, но в настоящей казачьей справе. А командиром у них русский.
-- А нормальные евреи тебе встречались?
-- Были, конечно. В 1947-м хороший еврей-прокурор мне сам подсказывал, как и шо говорить, шобы срок поменьше дали. А перед энтим, когда моим делом занялся, велел из клоповника меня отселить и сводить в баню. И дали мне тоды детский срок -- десять лет. Правда, когда уже в Кемеровском лагере был, дознались-таки, шо не в обозе, а в разведке я воевал усю войну. Опять, значит, суд. Но энтот же прокурор и успокоил: «-- Указ, вышел – не расстреливать, так шо крепись, получишь двадцать пять лет лагерей и пять – поражение в правах». Зла на него не держу. А вообще антисемитских настроений у нас не было – понимали казаки, шо не с евреями воюем, а с богопротивной властью, шо полонила Дон и Россию в целом.
-- Помнишь фамилии однополчан?

Дядя зыркнул на него пятнистыми очами.
-- Зачем тебе фамилии? Назову – мне ж их сыны не простят.
-- Та я так, чего ты строго? Шо ж за отцов тягают до сих?

Терентий взглянул на Петра как на дурака:
-- То и видно, шо ты с заграницы как с луны свалился. Приезжал тут ко мне один. Из Азова, говорит, казак. И с вопросом – не знаю ли я кого из казаков, взвод которых в 1943-м три дня целую дивизию РККА сдерживал, пока «катюши» не подтянули? А мне накануне сон приснился, шо стучится ко мне вроде бы и казак, но торчат рога у него почему-то. Так шо я ему за тех казаков рассказать должон? Говорю, ты уж в моём деле сам почитай, где и с кем я воевал, всё там прописано. Тот засмеялся. «-- Крепенький ты, – гутарит. -- А я ведь три дня, перед тем как к тебе придти, готовился. Ну да ладно, всё уже забыто». Ну забыто, так забыто. Мне вон некоторые подсказывают, шо в Позднеевой лишь красные казаки теперича. Не, гутарю, не бывает красных казаков. Али ты казак али нет.
-- Сталин-то вроде бы как возродил казачьи части. Не встречался с такими на фронте?
-- Я не встречался, а тетка Дуня узрела, когда красные Ривянку опять занимали. Спрашивает двоих кацапского виду: «-- Вы казаки?» «-- Казаки мы, казаки!» «– Уральские шо ли?» «-- Я – курский, он – гомельский». А я и до сих людям гутарю: «-- Я казак РОА!» Ага... В местечке Майдан Пинятски я был тяжело ранен, отправили меня в Глогау – госпиталь в Германии. Поправился и оттуда был направлен в Италию в Казачий Стан. Был награжден именным оружием и третьим крестом.

Дядя задумался, осенил себя крестным знамением.
-- Никого ныне нет, с кем начинал воевать, я остался один. Почти вся моя сотня в Чехословакии полегла. Там нас взяли в кольцо красные. Мы четыре дня отбивали их атаки. Они смогли нас разгромить, лишь когда подогнали “катюши”. О том бое гебешник, навроде из Азова, меня на дому и спрашивал. Ну а из Италии весной 1945 года мы с казачьими частями, семьями, где были и земляки нашей Ривянской станицы, пошли по горам в Австрию в город Лиенц. Немцы оттуда ушли, нашим лагерем стали командовать англичане. Тама начали формировать из ветеранов взводы. Англичане нам сказали, шобы мы сдавали оружие, кроме сабель, на замену его новым. Меня назначили командиром взвода по сдаче оружия, шо мы исполнили. В энтот момент мы узнали, шо Англия предала казаков красным, будет отправлять нас в СССР! Начались волнения в бараках, мы сделали в лагере на помосте церковный престол и священники начали на нем молиться. А казаки из всех полков встали вокруг. Английская пехота, шотландцы начали по нам стрелять. Потом они укрепили рядом с нами гранаты, протянули от них к себе взрывные шнуры. Я приказал своим разбегаться врозь по берегу реки Дравы. Услышал первый хлопок гранаты и сам побежал. А шо делали казачьи жинки! Бросали своих детей в реку и шли прямо на штыки англичан... У меня были в карманах две гранаты. Но не стал их кидать в англичан. Вижу, шо за это они нас всех перебьют. На мосту через реку, где передавали казаков красным, все было залито кровью – от взрывов гранат англичашек. Я не хотел сдаваться, но меня ударили прикладом, потерял сознание. Таких из нас уложили под шинели у палаток. Рано следующим утром меня с другими казаками скрутили, загрузили в машины и отвезли в советский лагерь за рекой.

Из наших мало кто вернулся домой. Англичане под мостом над Дравой целую роту штыками вверх поставили, но бабы усё равно сначала детишек на энти штыки бросали, а потом и сами прыгали: никто добровольно возвращаться не хотел на «родину». Так усю эту английскую роту в Драву и утянуло. Англичане и по сей день по той роте, слышал, скорбят, но не раскрывают правды. А ведь с крыш бараков их операторы усё на плёнку снимали. Но как такое показывать, если тем же казачьим юнкерам сколь голов поотбивали прикладами.

Оттуда отправили меня на Дон домой. А в 1947 году меня тама арестовали. Сначала дали статью на отбывание лагерного срока, а в 1948 году перевели ее на высшую меру наказания – расстрел. Потом нескоро прислали в тюрьму другой приговор – замена расстрела на двадцатипятилетний срок. Сидел я в Караганде. Освободился после того, как умер сатана Сталин.

-- Как же, дядя Тереша, тебя в Австрии советские сразу не поставили к стенке?
-- Чудом Господним, Петро, не иначе. Посекло меня слегка возле того моста осколками немецкой лимонки, крышечку с которой какой-то, на негра уж больно похожий, чудила свернул и за верёвочку побалтывал. Когда я энто увидел и понял, шо долго он так не побалуется, то крикнул казакам, шоб падали, а сам развернулся и побежал. Тут-то меня и зацепило осколками. А ночью, на сонного и, слава Богу, уже перевязанного, навалились, скрутили проволокой руки и – в вагон. На австрийской границе – остановка. Руки мне ишо в вагоне развязали: выхожу в мундире, при трёх крестах, от атамана Павлова полученных (сменивший его Доманов крестов уже не давал). А тут советский полковник, при орденах: «-- Ты откудова родом?» «-- С Дона». Как кинет меня в сторону: «-- Немедленно раздевайся – вон тряпки!» Лежит гора всякой одежды, она осталась от расстрелянных казаков, власовцев и бандеровцев. Ну я быстро переоделся, а полковник наказывает: «-- Говори, шо нигде не воевал и хнычь поболе!» Иду дальше, гляжу -- за столом чекистня сидит. «-- Где служил?» «-- Да нигде не служил, с обоза я... хны, хны, хны, да копал... хны, хны, хны...» «-- А чего хромаешь?» «Да энто американцы с самолёта... хны, хны, хны.» «-- А чего плаксивый такой?». «Так ведь... хны, хны, хны…» «-- Иди на хер отсюда!» И полковник тот тоже подходит: «-- А ну вали, пока палкой не схлопотал!» Спас он меня тоды. Но не надолго. Погрузили нас, отфильтрованных, в вагоны, и – в Караганду. Но там не приняли, отправили в Кемерово. А и в Кемерово, видать, усё переполнено, нигде таких, как я, попорченных ранением, принимать не хотят. И тут, видать, указание сверху пришло: направлять раненых по месту бывшего жительства.

Два года я честно трудился в колхозе, а потом смотрю -- председатель Фадей Иванович на линейке едет, а рядом незнакомец сидит. Рванулся я к бричке, игде у меня пистолет заначен был. (Когда домой возвращался, один бывалый уговорил махнуться на мои часы – мол, домой вернёшься, на родные места поглядишь и стреляйся, шобы энкавэдисты не мучили). Решил, шо пора стреляться. Но тот, шо рядом с председателем сидел, спрыгнул и дорогу мне преградил. И пошло-поехало. Сначала десять лет, потом, когда дознались, шо я обоза и в глаза не видел – усю войну, почитай, с боевого коня не слазил – двадцать пять лет. Тюрьмы, пересылки, лагеря. Самые страшные тоды были – Ленинградские и Соликамские. Да ишо дорога Москва-Пекин, игде, почитай, под каждой шпалой лежат русские кости. Спаси Христос, шо закалка у меня вже была с довоенной Воркуты.
С твоим, дядя, характером из карцера не вылезал, должнО?
Обязательно. Был и в земляном мешке, игде сверху на голову бежала с трубы вода. Восемь суток в ём простоял, а вышел – даже не качнулся. Потому муки выдерживал, шо постоянно молился Богу. И перед зачтением приговора – высшая мера наказания, на двадцать пять лет заменённая, – тоже про себя молился:
"-- Господи, стерплю я только для Тебя".
И улыбаюсь. А они зверят. Они вооружённые, а я голый казак стою. В одной рубашке порватой и штаны. Стою перед ними и два штыка сзади торчат. Одного меня боятся. Я ж голодный, меня только шумни и я упал. А они сытые, мордатые, а боятся:
-- Шо смеёшься, знаешь, шо тебе будет?!
А я улыбаюсь: “-- Господи, стерплю всё ради Тебя”.

Было ешё: перед следаком сижу, пальцы троеперстной щепоткой на коленях держу, а он как заорёт:
-- Ты шо, меня за сатану считаешь!!?
-- Как можно, гражданин начальник?

Когда в Ростовский лагерь попал, смотрю – трое священников в кучку сбились и читают молитвы тихонько. Подождите, гутарю им, давайте пропоём: «-- Отче наш, иже еси на небеси…» Они мне: «-- Шо ты, шо ты, начальство услышит и -- в карцер». Ничего, гутарю, пропоём и в карцере. Пропели мы и «Отче наш», и «Богородица, дева, радуйся», и «Живый в помощи». И ничего. С тех пор так и молились. Хотя и запрещалось энто, конешно. Но начальником там был Марушкин, хотя и чекист чекистом, а навроде как тоже из казаков.

Раз, в ночь на Рождество, гутарю батюнюшкам: пойду к Марушкину славить Христа. «-- Да ты шо, прибьёт!» У одного из этих священников поясница была вже брезентовой «рубахой» переломана – энто когда в брезент два кольца продевают и спину в нем две-три минуты на выгиб гнут. Так энтого батюнюшку (навроде епископ даже он был с Краснодарского края) выгибали пять минут. Поясница у его и лопнула. Благо, врачиха потом как-то сумела выправить ему поясницу. А у другого, навроде отцом Дмитрием звали, ногу тоже в наказание сломали. Батюнюшки, было, к прокурору по надзору обратились, но тот вразумил: «-- Кто же виноват? Будьте советскими людьми, тоды и поговорим. А-то кресты надевали и чего-то ещё жалуетесь». Зверьё, словом, будто специально подобранное. Так шо опасались батюнюшки за меня, конешно, не напрасно. Но ничего, пошёл славить.

За бараком – первый пост самоохраны: Ванька, наш ривянский, ссученный, мотал срок за изнасилование: «-- Ты куды?» «-- Да Марушкин чего-то вызывает». «-- А чего?» «-- Да ничего, дорогу давай!» Посторонился Ванька. У выхода в городок – другой пост, уже настоящий охранник, нерусский. Опять же стоять велит. Чего стоять, если начальник лагеря вызывает! «-- Какая начальника? Игде бумага?» «-- Сейчас тебе вынесут бумагой по морде! Не понял, шо ли, Марушкин ждёт!» «-- Проходи!» У дверей Марушкина ишо двое с автоматами. Но энти и слова не сказали – решили, видать, шо я по тому же делу, по которому только шо по коридору провели какого-то доходягу. Вошел я и с ходу давай петь-славить. Марушкин в расстёгнутой рубахе в кресле сидит и глаза у него -- на лоб. Но не перебивал. Встал потом, подошёл: «-- Ну шо с тобой ишо делать, скажи!? Ладно, -- наливает водки стакан, -- на, выпей». Выпил я. Марушкин шмат сала протягивает: закуси. «-- Ты ж знаешь, казаки салом не закусывают». «-- Ну на тебе хлеб и мотай!» Перекрестился я, хлебом закусил, вышел. К бараку подошёл, тут Ванька: «-- Ну чего тебе Марушкин сказал?» «Сказал, шо гланды тебе натянет за то, шо пропустил»... Утром чую, у моей верхней койки чья-то рука. Глаза открыл – Марушкин. «-- Вот, – говорит, -- всю охрану обманул и пришёл к кому – ко мне, коммунисту, Христа славить!» А тот, шо епископом был, уточняет: «-- Вы уж не серчайте на него, малость согрешил он, не совсем по правилам славил». Махнул Марушкин рукой: «-- По правилам – не по правилам. Молитвы-то и я, може, знаю, а вот как он, попробуй!» Ушел без последствий. Но был другой раз.

Допек я их. Работаю у себя в литейном, подходит опер: «-- Ну пойдём, хватит тебе, зажился на белом свете». И в карцер, даже не сгутарив, за шо, заводит. А там – трое блатных, энто кончать будут. Ошиблись, шо сначала один полез. Я хлоп его колганом об стенку, сразу подох. Двоим другим гутарю – убью. А сам стал казачьи песни петь. И «По Дону гуляет», и «Стеньку Разина». Принесли воды и кусок хлеба. Поел и опять пою. Потом опять дверь открывается, мне кричат: «-- Выходи!» Вышел. «-- Руки назад не надо!» Как не надо, шо за чудеса? Иду – сидят мрачные начальник режима, опер, начальник спецчасти и начальник лагеря: «-- Иди в зону». Захожу в зону, бегут батюнюшки: «-- Терентий, у нас новости!» «-- Какие ещё могут быть новости?» «-- Сталин умер, а-а-а!» Я гутарю: «-- Подох сука!» «Шо ты так, Терентий, помолчи!» «-- Да теперь уж прежнему амба, иначе б я из карцера не вышел». Выстроили лагерь. Марушкин объявляет: «-- Как только гудки пойдут – шапки долой!» Марушкин руку поднял – пошли гудки. А я кричу: «Братья станичники, православные христиане, не снимайте шапок!» И никто не снял! Начальник кричит: «-- Долой головные уборы!» А никто не снимает… На другой день захожу в барак – там Марушкин с начальником режима евреем Галюком. «-- Выжил, ты, казак...» -- протягивает Марушкин. «Если б у нас партийные были такие», – гутарит Галюк и ушел. А ему вслед Марушкин: «-- Во жид-дурак, с врагов захотел хороших людей сделать!»

Из лагеря долго не выпускали. Через несколько месяцев, так и не дожил до освобождения, помер в энтом же лагере атаман Федор Капитонович Попов, наш учитель с Ривянки, у какого я первым записался в Атаманскую сотню. Мы потом с ним вместях и воевали, а напоследок оказались в одном лагере. Бежит блатной, кричит: «-- Тереха, отец твой мертвый!» Мы с Поповым в лагере вместе держались, многие думали, шо он мой отец. Я подбежал в бараке, пульс у него пощупал – всё, сердце, видать, разорвалось. Гутарю: «-- До свидания, Фёдор Капитонович. Скажи там Ермаку Тимофеевичу, атаману Платову и всем нашим атаманам – пущай приходят, нас выручают!» Обернулся, а позади Марушкин стоит: «Чего несёшь-то? Какой дурак тебя выручать будет?» А вже он сам подумакивал, шо ж с ним теперича будет? Незадолго до моего освобождения Марушкин ажник приказал меня в десятый барак к учёным перевести, шо ракеты какие-то делали. Барак у них, конешно, чистый был – с бельём постели! Но я там энту койку свою сразу перевернул: возвращайте назад! «-- Так для тебя же дурака, как лучше хотели». Как лучше… Вышел бы я на свободу, шо бы обо мне подумали? Ссучился, стукачом стал?

В пятьдесят пятом я в Ривянку вернулся, сторожем на скотном дворе работать стал. Так фашистом усё обзывали. А я внимания на них не обращал. Они злятся, а я – ноль внимания. Подскакивают как-то одни: задавим тебя, фашистского гада! Рядом лошадь стоит, я для наглядности хвать ее по башке, лошадь падает и не поднимается. Они заохали: «-- Терентий, поднимай кобылу-то!» Жолобов, бригадир, бежит: «-- Шо случилось?» «-- Да он кобылу кулаком». Усе я мечтал перебраться с Ривянки в наше Позднеево, и от энту хатку сыскал наконец.

– Скучно тебе одному, дядя? – спрашивал Петр, думая и о своей старости.
– Энто зачем? Ко мне за советом и молодежь бывает, и так казаки заходят. И есть ишо на Дону аж трое дедов, кто бился за Россию, за наш Присуд против Сталина! Ага. Усе свое отсидели, теперича не скрываются. Энто с нашего Казачьего Стана Василий Николаич Антонов, был портупей-юнкером 1-го казачьего юнкерского училища. Энто Петр Сергеич Боданов, мой однополчанин 1-го Донского полка Группы походного атамана Павлова. И третий Соцков Юрий Григорьич с 5-го Донского полка 15-го казачьего кавалерийского корпуса. Им командовал геройский немец Гельмут фон Паннвиц. Соцков-то как чарку выпьет, так иной раз и запоет песню, шо про того сложили:

Батька фон Паннвиц – походный атаман,
Немецкий генерал и русский казак.
Гельмут фон Паннвиц, ты храбро воевал,
Казаков не предал, не отступил назад.
Батька фон Паннвиц – казачий атаман,
Друзей не предавал, не отступил назад.

Делов, племяш, хватает. От мы отстаиваем Делихова, шобы его опять не посадили (уж год отсидел по подставе как бизнесмен), а мемориал и музеи его не снесли. То шо Делихов памятник атаману Краснову поставил -- энто он крест на себе поставил! Враг сатана навроде в Краснова целится, а целится и в него – Делихова. Но Господь не допускает, ты понимаешь? А трудно будет – пусть перекрестится Делихов и скажет: «-- Терплю только для Иисуса Христа!» И усё спадёт, на себе сколько раз спытал. А Краснова потом со станицы Еланской от Делихова снимут и поставят в Новочеркасске, ты понял? И перенесут его туда как святого!
– Ты, дядя Тереша, имеешь права и на четвертый – Каторжный крест. Слыхал о таком?
– Впервые слышу.
– Казаками-каторжанами ОзёрЛага в Иркутской области в 1955 году, когда массово освобождали, был учрежден энтот Каторжный крест. Автором проекта креста являлся донской сотник Константин Орлов. Получить награду имеют право лишь казаки-участники Дальнего похода, осужденные на заключение али ссылку по 58-й статье. Дальний поход – передислокация казачьих частей из СССР в Югославию, Италию, Францию и другие страны Западной Европы в 1943-45 годах. У энтого Креста 1-я степень – для осужденных на двадцать пять лет, 2-я – тем, кто получил меньше. Крест – латунный под черной эмалью, в центре полированное медное полушарие. Делали донцы его подпольно и в Караганде, и у вас в Ростове, тут старался подъесаул Дудников, помер в 1996 году.

Дядя улыбнулся.
– Не, того Дудникова не знал. А я тебе на память стихи о Царственных Мучениках переписал, то память нашего Царя перед расстрелом. Али ты опять взялся за Казакию, русских царей не признаешь? Вижу-вижу. А я офицер Белого Движения Его Императорского Величества!

Петр посмотрел на поданный дядей листок, вырванный из ученической тетради. Несмотря на то, что трудно старому выводить буквы, разбирать текст, дядя Тереша не поленился переписать длинное стихотворение С.Бехтеева «Молитва», переданное в октябре 1917 в Тобольск Царевнам-Мученицам Ольге и Татьяне:

Пошли нам, Господи, терпенье,
В годину буйных, мрачных дней,
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей...

-- Энто от тебя, дядя, возьму. А цари русские шо же? Сами русские последнего своего святого Царя и убили. Лишь казаки его не предали. С тех пор русские вже не те, они советские, в основном больные по разуму, по душе – про то атаман Краснов ишо в войну написал, ты ж должен знать. СССР, РФ вже давно не Россия. Шо они натворили в Чечне, Грузии? Я и сам, дурак, за них в Абхазии, Придестровье воевал... Теперь Украину громят. С такими казакам не по пути. Мы за Россию прежнюю, когда все в ней жили по-братски. Та Россия осталась в душе русской земли, в ее красотах, сказах та преданиях, в православии нашем общем, в людях, шо не любят, ненавидят энто советское. С такими русскими мы заодно должны стоять, я с одним, он священник, ныне в большом деле. А даст Бог наш общий разбор с энтими советскими, кремлевскими, тогда и Казакия в новой России встанет во весь рост. Нам чужого не надо, а земли казачьего Божьего Присуда отдайте, и шобы правил там наш выборный на Кругу атаман, а не какой-то Витя Унитаз. Вполне можем тогда с русскими снова честно жить в одной стране. Нехай останется федерация, раз уж в РФ ее объявили. Мы, казакийцы, не против и нового Царя, ежели русские по Божьему указу такого снова поставят. Только путевого Царя, а не путинского. Мы царям бывали всегда верны. Пущай старинная Россия здравствует и процветает, и казаки в ней со своего боку. Вместях с русскими нас по миру станут, как прежде, лучше уважать. Одной Казакии против других стран не устоять... Я тебе приготовил казачье воззвание, шо расходилось перед войной за границей. Там о нашем казачьем будущем, хотя и крепковато гутарено, ныне дела вже не те. Може, ты его на войне читал, тогда имей на память, покажи тем, кто заинтересуется... Ишо я от своего батюнюшки знаю, шо в следующей мировой войне обязательно победят казаки, именно Казакия. Ему было святое видение, верю.

Воззвание, что передал Петр дяде, было такое:

«Братьям казакам, идущим за русскими вождями

Как служивший в Атаманском полку Гвардейской бригады, я знаю, сколько пролилось молодой казачьей крови во время большевистской войны, когда нас, молодых казаков, заставляли идти в Россию в навязывать русскому народу власть тогдашних белых русских вождей. Вспомнить хотя бы Воронежские поля! Сколько молодых казачьих жизней было отдано! И за что, во имя чего? -- Только за то, чтобы попытаться вернуть "вождям" потерянные ими власть и земли...

А вы, братья казаки, и до сих пор продолжаете идти за русскими вождями, которые только о том и мечтают, чтобы снова вашими головами завоевывать свои права и нашими трупами устилать путь до ненужной нам Москвы.

На уроках прошлого учатся... Нам не нужно было слушать русских вождей; вместо этого нам нужно было освободить свои Края и сказать русским людям: "Вы устраивайтесь у себя, как хотите, а к нам не лезьте". Пришельцам же нужно было сказать: "Не мешайте нам устраивать казачье государство". К сожалению, мы этого не сделали...

Все мы помним, как принимал нас русский народ, который мы хотели освободить от большевиков. Сколько было случаев, когда мужики стреляли по отставшим.

Все мы также помним, как относились белые вожди к нам, казакам, -- в то время, как мы, босые, оборванные, голодные, трясясь от холода, должны были находиться на позиции, уланы-чугуевцы, например, после того как их потрепали большевики, формировались в тылу, одетые в новые английские сапоги, френчи и шинели... Неужели все это забылось? Неужели опять, забыв все, вы пойдете за русскими вождями и их приспешниками из казаков? Снова думаете идти освобождать Россию? От кого же вы будете освобождать ее? От большевиков? -- Да ведь большевики -- те же русские люди.

Да и с кем вы пойдете освобождать ее? Ведь русская эмиграция разбилась на великое множество всевозможных партий и группировок. С какой же из этих партий вы пойдете освобождать Россию? Да и пойдут ли эти партии? И не ухаживают ли они за казаками только для того, чтобы самим не ходить, а снова послать казаков?

Нет, братья казаки, вы должны оставить русско-казачьих вождей как можно скорее и стать на истинный казачий шлях, примкнув к казачьим националистам, которые твердыми и уверенными шагами идут по пути борьбы за освобождение казачьего народа из-под московского ига. Вы должны стать в ряды вольных казаков и вместе с ними идти вперед с кличем -- Слава Казачеству!

Казак Донского Войска В.Д.Позднышев
10.11.1934 год, Суботица”.

Дядя и племянник на Дону были одинокими, будто последними на этой земле в своей очарованности. Они истомленно вернулись к ней из дальних походов через бои и узилища, во имя чести павших. Конеграев везде и всегда держала любовь к родимым станицам в степи, к крутоярам и затонам, к буеракам и левадам, к Батюшке Дону, к донским закатам и шепоту листьев чакана. Они знали, что нет надежды ни на что заграничное. Первая эмиграция уже вымерла, вторая, родившаяся при Совдепе и попавшая за кордон в основном мальцами и молодежью, скоро тоже уйдет. Что теперь оттуда имеем? – помалкивали об этом, но думали Конеграи про себя. Пусть эмигрантские потомки что-то сохранили от русских. Но это законсервированное русское прошлое столетней давности, хотя и свято передано в легендах, мифах. В остальном те потомки дети своей страны обитания. Чтобы быть русским, казаком -- надо жить в России, дышать в России, ловить карасей в России. Надо впитать Россию! Россия уж не та, что была давно, и нельзя вернуться в прошлое. Так чему учиться у русских, казачьих иностранцев? Чему они будут учить -- прошлому во всех смыслах? Заграничные для России пока только — приписные. Своими им только предстоит стать, да и то -- если будут в России жить. Мы должны создавать будущую Россию своими душами, сердцами, головами, руками!

Редкость, что двое таких Конеграев выжили. Попробуй-ка казачье прозвание носить, как и дворянские, титулованные, знаменитые русские офицерские фамилии! Почитай, все честные хозяева их еще почти век назад изрублены, постреляны, выморены казематами, чужбиной. А те, что уцелели в рассыпанных горстках, выморачивались на родной стороне среди не помнящих родства ванек самоубийствами, водкой, психозами, что косят внутреннего эмигранта. Слава Богу и за это! Потому как несмываема грязь на будущем России -- родовым людям вывалить, расточить свою отборность. Сколько бестужевок, смолянок отдалось в чугунные лапы, пало замуж за комиссаров! Наплодили ублюдков -- точеные овалы лиц и, словно разбухшие черви, узловатые ногти на тонких пальцах рук. А сколько папенек, не убитых сразу, треснуло на допросах, дали подписку на сотрудничество с чекистами. Но в неумолимые 1930-е и эти поймали пулю или выпорхнули в лагерную пыль. Аристократическая трусость отцов обрекла сынов на живой позор советской жизни. Сколь блестящие фамилии и столь согнутые шеи и души!

Петр Конеграй настораживался, когда натыкался на этих поблескивающих еще с боярства фамилиями. Как бы ощупывая новое седло, чтоб не подвело халтурой пьяницы-шорника, он обязательно находил в советской истории их родов надрыв, гнилое плетение. Сбоили упряжь еврейская, комиссарская кровь, малодушие, шкваркнутые чрез девицу-подстилку или подписку в ЧеКе. В зарубежье было еще безысходнее по великорусскому счету. Эмигрантская детвора взрастала в пересудах о Святой Руси, но умащивалась туземным салом, пиявилась прекрасно-французским, самовито-британским, погано-любезным европейским лоском. Чужбинная осатанелая посторонь древнему русскому, казачьему, Божьему православному благовонию. Конеграй ощущал сие всю его зарубежную жизнь. Возможно, за самый независимый нрав донцов и не брали в казачий Собственный конвой Его Императорского Величества, а их соплеменники терцы, кубанцы в нем исправно служили.

На дорожку, на свой новый казачий шлях Петр встал в дядиной хате перед зеркалом на стене -- единственной уцелевшей вещью деда, сотника Конеграя, рубившегося вместе со станичниками неподалеку с красными так, что здание церкви было с четырех сторон в крови по конскую голову. Зеркало у добрых людей сохранилось Терентию и Петру на память. Не треснуло словно для того, чтобы глядеть в амальгаму будто в небесный колодец. Сквозь струи потусторонних родников оценивающе смотрел на внука Петра его дед, сложивший голову на Русской Голгофе.

На прощание дядя Терентий Петру сказал:
-- Верить в Бога и бояться Его – то разные вещи. Пожелаю, племяш, тебе лишь одного – страха Божия.

Глава 5. Захваты

Из станицы Петр Конеграй позвонил отцу Антипе в Москву. Поговорили о разном, а главное, о поиске помощников.

-- Здесь нема делов, – сказал Петр. – Нет подходящих людей для нас, дядя помочь не може. Не везет шо-то Конеграям.
-- У меня так же, – ответил Антипа. – Прилетай, Петр, в Москву. Поедем отсюда к нашему месту действия. Надо будет купить машину, на ней добираться, чтобы не привлекать внимания в поездах, самолетах. На деньги скупиться не будем, нужен надежный вездеход. Людей подыщем на месте, каких Бог пошлет.
-- Я, батюнюшка, вже о машине думкал. Возьмем мощный лендровер.
-- Поклон твоему дяде Терентию, спаси вас Христос, – закончил Антипа.

Номер телефона Антипы был поставлен Ферапонтом на прослушку. По звонку определили, что он из ростовской станицы Позднеевой, где живет Терентий Конеграй. Проверили по нему и его племяннику Петру. Перед полковником оказался ворох информации.

Дядя и племянник как террористы стоили друг друга под завязку. Старик Терентий мог быть вдохновителем любой акции против государства, Петр – исполнителем. Бывший хорунжий РОА Терентий, долго сидевший в советских лагерях, ярый противник былого и нынешнего политического строя страны, как доложили из Ростова-на-Дону оперустановку. А Петр, как добыли по международному розыску, вояка, прошедший в 1990-е Абхазию и Приднестровье, потом – доброволец в Сербии. Разыскивался Гаагским трибуналом за военные преступления в Сербии, активист остатков 97-го донского полка Володидова, отбывающего наказание за убийство с однополчанами нескольких кавказцев в бытовом конфликте на Дону. Конеграй-младший был связан с подпольной сербской организацией ПГТ, отбывал тюремной наказание в римской тюрьме за убийство двоих албанцев.

Ферапонт схватился за голову – чуть не прошляпил такого головореза! Петр Конеграй в явной подготовке теракта напарник Антипы, благостно цитирующего наизусть Евангелие! Ну и мастера! Денег, судя по намеченной покупке дорогой машины, у них куча. Вот кто пользуется счетами митрополита Виталия!

Действовать полковнику требовалось немедленно -- Конеграй на самолете мог появиться завтра в Москве. Чтобы развалить террористическую группу, требовалось убрать Антипу в психушку, сводка по нему из Мюнхена тоже светила перед полковником в компьютере. Был-был на заметке немецких медиков, но симптомы его психоза по ядерной войне посчитали недостаточными для госпитализации. Да какой психоз? Виртуоз Антипа любым дураком прикинется для дела! В Вербинке и выпивал, и проповедывал соловьем. Какой он алкоголик? Держатель капиталов Виталия! Ну и на асов я вышел, – напрягался и радовался Ферапонт. Уж за разработку таких террористов международного класса ему, пока не проявившему себя в России, будут ломовые награды, а вкупе с американскими заслугами – путь на самый верх. Будем выжигать сволочь, заброшенную с Запада! Россия как стояла державой, так еще простоит тысячу лет. Постоим за народ русский, кто бы и как бы не нарушал нашу жизнь, – воодушевился полковник.

Ферапонт вгляделся в фото Конеграя, которое раздобыли из «Ребибии».
«-- О, так этот белобрысый со мной пил в итальянском поезде! У нас счеты старые. Но кто кого в поезде пас?»

Все складывалось и по этой линии, убедился полковник. Конеграй, видимо, через ПГТ узнал, что Ферапонт из ФСБ, не случайно оказался с ним в итальянском поезде. Потом через Антипу обнаружил его в Москве. Они решили подослать деда на Садовом кольце, запугать, чтобы полковник не рыпался. А не возьмись Ферапонт за них, наворотили бы против него! Да убили бы на всякий случай.

Полковник приказал размножить фотографию Конеграя. Его нужно было взять под наблюдение в Ростове или Москве. Посмотреть, какие наведет связи в столице, или направится к месту теракта.

Вечером сего дня отца Антипу забрали два санитара по психоперевозке и полицейский в его номере гостиницы, в чем был – черный подрясник, сандалии на босу ногу.

+ + +
Антипу доставили в Мычовку – самую мрачную и засекреченную психобольницу в паре сотен километров от Москвы. Контингент ее: «принудчики», психобольные преступники на принудительном лечении по суду, – серийные маньяки-убийцы; больные, помешавшиеся на безумных идеях с нападением на людей; наркоманы, диллерски распространявшие наркотики; реже, но как и в эру советских психушек для диссидентов, сюда прятали активно досаждающих противников правящего режима.

Молодой врач, принимавший Антипу в Мычовке, пристально оглядел его через очки в изящной оправе. Подрясник, безмятежные лазурные глаза, оклад кудрявой смоляной бороды, чеканное воинское лицо не понравились. Он порылся в сопроводительных бумагах пациента.

-- Вот данные о вашем заболевании из Мюнхена. По ним ясно, что вы годами подвержены видениям якобы начавшейся мировой ядерной войны. Странно, что в Германии вас не лечили. Очевидно, потому что были неопасны для окружающих. А вот сообщение из ФСБ. В Москве вы стали агрессивны, на вас жалуются люди, с которыми общаетесь. Причем, они верующие и лгать не будут. Что происходит? Расскажите, пожалуйста.

Отец Антипа посмотрел на него сочувственно, перекрестился, сказал своим мягким голосом:
-- Воля ваша.
-- Что? – врач раздражился. – Не хотите разговаривать? Сначала мы предполагали ваше обследование для уточнения диагноза. Но вижу, нуждаетесь в немедленном лечении. Проявленная вами в Москве агрессия, общий рисунок вашего поведения требуют курса сульфазина. Вы знакомы с таким лекарством?

Антипа смотрел на него и молчал.

-- Решили отмалчиваться? Сульфазин – препарат серы. У пациентов вашего профиля истощена подкорка головного мозга, сходная с составом серы. Сульфазин ее будет подпитывать. Курс болезненный, придется потерпеть. Потом попробуем другие препараты, оздоровляющие психику.

Антипа подумал:
«– Сера – то самое, чем пахнет ад и демоны. Господи, спаси и помилуй».

Врач спросил любезнее:
-- Вас что-то беспокоит?
-- Воля ваша, – снова проговорил отец Антипа.
– Что заладили? Кстати, с вашей одеждой придется расстаться, у нас пижамы. Бороду, усы, волосы придется сбрить, состричь для гигиены. Вам в палате будет нескучно. – Он усмехнулся, поигрывая глазами под окулярами. – Поместим вас к другому специалисту по войнам. Он считает, что идет Четвертая Священная война в Древней Греции – четвертый век до нашей эры, ежедневно воюет. Нападал на прохожих как греческий воин на вторгшихся македонян. Хотите что-то сказать?
-- Воля ваша, – произнес отец Антипа в третий раз.

Антипе устроили «лесенку» – день за днем кололи сульфазином, наращивая кубатуру в шприце. Это пыточное средство в психушках для подавления воли. Антипу палило жаром в сорокоградусной температуре, сводило болью, ломало мышцы, лежал на кровати навзничь, раскинув руки крестом. Когда заряд слабел, передвигался, опираясь на спинки кроватей, придерживаясь за стены, – огненно ныло тело. Но тогда был священник еще в сознании, молился наперекор душившей, изнуряющей сере преисподней. Потом пошли инъекции препаратов, отключающих мозг или заставляющих его плавать в бреду. Антипа переставал сознавать себя. Внешне превращался в обритого клоками по лицу, неровно стриженного по голове доходягу в коротковатой нижней рубахе под линялой в сизость байковой пижамой с недостающими пуговицами. С тела содрали монашеский параман – плат с изображением православного креста, орудий страстей Христовых и Адамовой головы. Отец Антипа в душевных проблесках все еще ухватывался за Бога, но в основном мог только автоматически есть, пить, испражняться в туалете.

+ + +
Петра Конеграя по приезду в Москву оперативникам не удалось перехватить в ее аэропортах, он позаботился на этот случай.

Когда Петр приехал в Ростов-на-Дону за билетом на самолет, перезвонил отцу Антипе, с каким постоянно проверял связь. Тот не отвечал и Петр позвонил дяде по возможному выходу Антипы на него, номер которого был у батюшки. Терентий ответил кратко:
-- Больше не звони, не появляйся. Тут шо-то вкруг моего база закрутились какие-то навроде того казака с Азова.

Петр выкинул мобильник в урну и поехал на автовокзал. Оттуда шли в Москву автобусы, на какие для покупки билета паспорта не спрашивали. Остался он без багажа, но знал счета в банках, где мог снять любую сумму инкогнито.

В Москве вышел на Комсомольской площади трех вокзалов и поехал проведать гостиницу отца Антипы.

Там в вестибюле за перегородкой рецепшена посиживала крашеная блондинка под сорок лет: густо намазанные ресницы, в пунцовой помаде полные губы, груди пузырятся из полурасстегнутой блузки. Конеграй не рискнул сразу идти к номеру Антипы или спрашивать о нем: эта знойная могла от гебешников присматривать за его посетителями. Он вразвалку приблизился, выложил несколько тысячерублевых купюр на стойку портье, уточняя:
-- Энто, лапуля, для хорошего разговора.

Дамочка заулыбалась, раскидывая пальцами в кольцах пошире вырез блузки, смела деньги к себе.
-- Вы неместный?

Петр стал изображать бандита, падкого до женщин. Бритоголовый, прищуренные цепкие глаза – все как надо.
-- Я с Кубани, красава.
-- И что же вы хотите от нас?
-- От тебя лишь одного... О том позже. А главное, номерок нужен, шобы подальше от основного хода, люблю тишину.
-- Один будете жить?
--А кто мне нужен, когда ты всегда на дежурстве?
-- Есть такой люкс.

Конеграй оглянулся по холлу, пригнулся к дамочке, от которой ударило настоем духов, дернул каменной скулой.
-- Ну а вообще, лапуля, как тут у вас по ходу с мусорами?
--Да не волнуйтесь, мы им платим. Не беспокоят просто так. Был случай недавно, но по делу – попа в дурку забрали.

Петр так взволновался, что прихватил, погладил ее толстую голую руку у короткого рукава.
-- А как же ж тебя величать?
-- Люся.
-- Шо ж, Люсенька, поп рехнулся? – убрал грабку, лаская Люсю взглядом.
-- Похоже на то, а вежливый был.
-- Ну то ж серьезно, без оснований такое не творят. И ты тогда дежурила?
-- Ага.
-- А все ж натерпелась страху – психа обслуживала?
-- Было немного, но он тихий.
-- Куда ж везут в таких случаях?
-- Да не знаю, но санитары полицейскому сказали – в Мычовку.

Конеграй выложил пятитысячную бумажку.
--Энто лично тебе, Люся, вроде аванса на нашу будущую дружбу, а как завтра приеду – по счету отдельно за люкс заплачу. Бывай здорова, красава!

В гостиницах при таком раскладе Петру жить не полагалось, он снял двухкомнатную квартиру в старом доме центра на третьем этаже. Удобна, что из ее окна можно спрыгнуть на крышу пристроенного рядом здания пониже. А на том проломы в окнах дряхлого чердака, уцелевшая пожарная лестница – уходи дальше, как пожелаешь.

С неделю Конеграй осматривался и устраивал свои дела. Ошивался в психодиспансерах, выведывая разговорами в очередях к врачам о Мычовке. Приобрел у деляг на черной бирже Южного порта фальшивые водительские права на чужую фамилию. Приглядывался к автосалонам, где можно без волокиты, лишних вопросов купить лендровер.

Выбрал магазинчик, в каком хозяин с бегающими глазами заломил цену, Конеграй не стал торговаться. Исследовал лендровер по параметрам надежности. Не жалко, что переплатил, машина отзывалась на все его движения. Правда, слишком роскошен и увесист этот блистающий черным лаком утюг. Ну да подойдет, чтобы поспокойнее откупаться от гибедедешников в крайних случаях.

Ехал на своем танке и думал:
«-- Прикупить шо ли ишо пистолет у темнил из Южного порта? А-то снова вляпаюсь, как в Черногории и Бари... Нет, отец Антипа не благословит. Делаем полностью святое дело. Тут лишь на Бога надежда».

Купил в магазинах дальнозоркий бинокль, еще кое-что из снаряжения. Он собрался выкрасть Антипу из Мычовки.

+ + +
К психобольнице Конеграй доехал с утра. Пристроил машину неподалеку в перелеске. Как в былых разведках на войнах, с биноклем обосновался в кустах близ въезда в больницу, залезал для обзора на деревья рядом. До вечера разглядывал, кто в ворота входит-заходит, въезжает-выезжает, где по забору телекамеры слежения за территорией. В пропускной будке дежурили двое полицейских при пистолетах. А ночью, подумал казак, один наверняка спит.

За полночь Петр подогнал лендровер вплотную к забору с колючкой под раскидистым деревом, что защищало от телекамер. С крыши машины приставил складную лестницу наверх. Перебрался через забор, перекусывая кусачками проволоку, переживая, что заголосит электронная сигнализация. Но ее не было. Спрыгнул внутрь, покрался, перебегал к воротам, прячась от телекамер за стволами деревьев, кое-где переползал в траве освещенное прожектором.

Постоял у двери из будки, прислушался, что внутри. Там дребезжал радиоприемник – так и есть, один дрыхнет, второй слушает радио. Петр тихо потянул дверь на себя с щелью: один полицейский спал в дальнем углу на кушетке, второй сидел к Конеграю спиной за столом перед мониторами телекамер.

Петр на кошачьих ногах скользнул в щель, пронесся к столу. Зажал сгибом локтя шею парня, расстегнул у него кобуру, выхватил пистолет, приставил к виску. Зашептал в ухо:
-- Тс-с-с. Пока не станем будить твоего друга. Будешь делать, как скажу – будешь цел.

Парень вспотел, ошалело заводил глазами. Петр отпустил шею, отступил к кушетке, целясь ему в лоб. Присел на кровать, тронул свободной рукой спящего. Тот встрепенулся, Конеграй ударил его ребром ладони по кадыку, отключая. Забрал у него пистолет, сунул в карман куртки. Скомандовал парнишке за столом:
-- Надевай на друга наручники, куй его к батарее.

Вытащил из кармана браслеты, кинул их на кушетку, встал и перешел с наведенным пистолетом к стене. Парнишка; наверное, новобранец (взяли на службу, видно, из местной деревни), закивал, подсморкнул носом, врастопырку подошел к кушетке. Надел одно кольцо наручников зашевелившемуся напарнику на руку, вторым приковал ее к трубе парового отопления рядом.

-- Сел снова за стол, – сказал ему Конеграй.

Достал моток скотча, заклеил рот прикованному охраннику. Подошел к столу.
-- Знаешь, где недавно поступивший к вам священник Антипа?
-- Да, его привезли в мое дежурство.
-- Отведешь меня к нему, я его забираю. Кто из медиков будет в том корпусе?
-- Там дежурная медсестра и санитар, он спит. А дежурный врач в другом корпусе.
-- Лады. Медсестре скажешь, шо я из ФСБ, прибыл срочно этапировать Антипу в Москву, шо с дежурным врачом вже согласовано. Пошли. Я пушки сховаю, но ты ж помни, шо их две и умею стрелять с двух ладоней.

Он снял пистолеты с предохранителей, устроил их в нижние карманы куртки, не вынул оттуда рук.

Они вышли в теплую дурдомовскую ночь. В окнах корпусов, палат посвечивали огни, надзорно горящие до рассвета. Конеграй вспомнил о «Ребибии», где так же долбали электричеством.

Зашли в корпус, из процедурки выглянула медсестра.

-- Это товарищ с Лубянки, заберет у вас пациента, ну того попа. Какая его палата? У Владислава Михайловича мы уже были, – сказал полицейский о дежурном враче.
-- Да вон во второй палате.

Прошли в палату, где крутились в сбившихся простынях, стонали во сне, вскрикивали на двух рядах коек пациенты под высоким зарешеченным окном. Шибало пОтом, мочой, вонью медикаментов. Антипа, скрючившись, спал на койке недалеко от двери.

Петр сначала не узнал его стриженным, обросшим щетиной: «-- Господи, Боже ж мой, шо с ним понаделали! Ну, теперь мы по болезням обритые оба».

Приподнялся на кровати с Антипой рядом греческий воин Священной войны, этот и ночами воевал. Воздел к ним худые руки в синяках от санитарских вязок, когда бушевал.
-- Стратеги, вы в сражение?
-- В сражение, брат, – серьезно ответил Конеграй.
--Я с вами! Смерть македонянам!
-- В другой раз тебя возьмем, – сказал казак. – Пока мы с войной справляемся.

Он улыбнулся, подумав: «-- Это у нас единственный доброволец».

Он растолкал отца Антипу. Тот проснулся и бессмысленно смотрел на Петра, не узнавал. Конеграй его приподнял, поставил на ноги, обхватил за пояс, скомандовал полицейскому:
-- Держи его с другой стороны. Выведешь нас за ворота, там у меня машина.

Вышли во двор, потом за ворота, протащили еле идущего Антипу к джипу, угнездили на заднее сиденье. Парень робко поинтересовался:
-- А пистолеты?
-- Минутку, – сказал Петр и сел за руль.

Завел мотор, выкинул через окошко подальше пистолеты.
-- Не вздумай, парень, стрелять мне вслед. Если не попадешь, у меня здесь автомат, развернусь и покрошу. Ну, прощевай, красава!

+ + +
Отец Антипа отсыпался два дня. Потом стал узнавать Петра, наконец пришел в себя. Выслушал его, сказал:
-- Спаси Христос, братец. Ну а что в больнице со мной было? Я привык в Мюнхене к двоящемуся миру. А тут намеренно мутили, гасили разной дрянью, часто отключалось сознание.
-- А крепко, батюнюшка, за нас взялись. Видно, гебешники начали тебя в Москве пасти сразу. Ты ж по незаконным приходам сходу поехал та с народом, шо у них на примете, заводил встречи. А меня, подумакиваю, засекли по дяде Терентию. Сейчас рядом с Ростовым украинская война, в том крае взяли под контроль усех подозрительных. Дядя из таких первый, он вон с каким-то Сеней Белогвардейцом друг, а того только шо посадили за хранение оружия. Ну а теперь, как меня опознают по налету в Мычовке, пустят нас с тобой по единому делу. Може, и по-другому чекисты вычислили нас, они ж от черта робят. Расстраиваюсь, шо мы без оружия.
-- Нет, Петр, никакого оружия! Взрывать на севере, конечно, придется, но ведь не людей, а землю. Нас на это поставил митрополит Виталий, он знал наперед досконально до того, что ежели Александр Елизаров духовно не устоит, то ты найдешь меня и будем действовать вместе. А о чем-то еще владыка не говорил. Значит, мы с тобой в этой катакомбе основные, Христос посреди нас и блаженнейший митрополит за нас молится на небесах. Бог ему не откажет. Ежели Бог за нас, то никто с нами не справится, пока мы не сделаем наше дело. Зачем нам оружие? Наше оружие – молитва. Давай помолимся.

Они встали перед иконой, купленной Петром на днях, и долго молились.

Затем Петр сказал Антипе:
-- Батюнюшка, ты обрисовал катакомбу энту нашу. А я ишо подумал, шо и таких небольших катакомб Христовых на Земле-то, ох, как мало. Повидал я на Западе по церквам народ – мало, о чем заботятся. Главное ж сокрушительство было для меня, когда узнал, шо даже отец Вениамин Жутов парижский (ты ж у него был) встал за путинскую войну на Украине. А ведь Жутов меня в тюрьме к Богу приставил, я в него верил, как поглядел на него – вылитый белогвардеец, русский старинного замесу. Он был отцом своим, белым поручиком, вроде б кремнем воспитан, Жутов даже написал воспоминания о своем бате в интернете, шо вразумлял его свято, никогда не верить красным. Вот гляди.

Конеграй открыл ноутбук, нашел нужное место из Жутовских мемуаров:

«Отец мне сказал: – Не такой уж я дурной, чтобы поверить коммунистам».

Петр горько подытожил:
-- Вишь, старший Жутов русский белый поручик, а сынок-то Вениамин – дрянь.

Отец Антипа перекрестился.
-- Ничего не поделаешь, Петя, повальное вырождение потомков белоэмигрантов. Что они могут и чего стОят без своих отцов? Даже единственная монархическая русская газета на Западе «Наша страна» восхвалила военного предводителя путинцев на Донбассе Гиркина из ФСБ. Твой-то друг Затольский куда более белый, чем все эти сынки, внуки белых Русского Зарубежья. Да и русское ли оно теперь? Ну да Бог с ними, не им, а нам возрождать Россию. Мы не ошибемся... Что ж, братец, можно из Москвы уезжать. Осталось лишь одно не больно важное дельце. Хорошо бы нам брошюру с Вероисповеданием РосПЦ(Д) достать на Черниговском переулке. Его автор Андрей Изразцов произвел на меня большое впечатление. Надо бы иметь этот текст в оригинале первого издания.

Он смотрел на Петра еще мутными глазами. Казак его пожалел.
-- Съезжу за брошюрой сам. Ты, батюнюшка, отлеживайся. Потом нам шлях длинный. Как да шо на том Черниговском?
-- О-о, Петя, с этим переулком у меня связана судьба. Перед тем, как стать иеромонахом РПЦЗ, потом уехать в Грузию, я в 1980-е годы новоначально дружил там с отцом Савелием из Московской патриархии. Познакомился с ним, потому что пенаты Черниговского переулка, с которого виден Кремль за Москва-рекой, были мне дороги церквами. За поворотом переулка от Ордынки на Пятницкую улицу на подворье из трех храмов он и настоятельствовал. На этом месте в 1572 году народ с Царем Иваном Васильевичем Грозным и митрополитом Антонием встречал святые мощи князя Михаила Черниговского и его верного боярина Федора, умученных за веру у Батыя на Золотой Орде. Их перенесли из отбитого у поляков Чернигова. В память о встрече с тех пор стоит там приземистый пятиглавый храм Черниговских чудотворцев. Напротив него -- просторная церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи под Бором, рядом с какой реет ее колокольня с колоннадой -- лепота XVII века.

Батюшка воодушевился, зажглись синим огнем глаза на уродливом щетиной и стрижкой лице, говорил как в Шварцвальде, когда рассказывал Петру по истории Русской Церкви, объяснял неправедность эмпешников:
-- Отцу Савелию уже в 1990-е годы выпало от эмпешного начальства стать хозяином сего Патриаршего подворья, к какому прилегали в собственность и примыкавшие к храмам, звоннице еще купеческого заложения дома, амбары на золотой по ценам здешней земле. Отчего ему повезло? Я, когда потом к Савелию, своему ровеснику, пригляделся, то сему священнику мало что доверил бы. А в МП тот был сливкой их общества. Я ведь сошелся с ним еще в советские времена, когда на Москве осталось всего сорок действующих храмов. Крестить младенцев по ним из-за огласки боялись даже беспартийные, приглашали доверенных попов на квартиры. И вот по дружбе с Савелием я Бога-то чуть не потерял. Сначала подкупило меня, что Савелий искренне верит в Господа. А ныне мы сплошь и рядом в МП знаем, что изрядно там попов неверующих. Савелий и матом не ругался в расслабленном даже виде, чем отвращает подпившее лишку горе-священство и простых людей. Подрясники кажутся лишь черными халатами под торчками их лиц -- отвратительных зеркальцев души. А Савелий был прост душевностью, какая ладно точит общение. Я-то, братец, сначала не понимал, что не эта первобытная сердечность важна, а духовность. Главная сия ценность Божия идет от неизбывного Дела Христова, пронзительностью жизнью вечной и тем, что в Духе Святом каждый волосок сосчитан на тебе. Истинно верующий жаждет святой духовности, под какую не подделаешься добротой глаз, незлобивостью. С лика священника иконно должно глянуть на новоначального инобытие.

Отец Антипа покачал оболваненной головой, потер могучую шею, к какой подступала мохнатая грудь. На нее Петр надел ему, еще спавшему в забытье, крестик на суровой черной нитке, которую нашел в комоде хозяйки квартиры.

-- Так вот, Петя, отец Савелий был щедр своим широким лицом, ласкал глазками, но и тяжко припечатывал иногда, будто бы каялся за всех сергиан: «-- Костяк Церкви был уничтожен». Не верил, выходило, в силу МП Савелий. Не было вокруг него под древними сводами даже похожих на богатырьков. Сам он больше думал не о том, чего бы другие неискусные люди не знали, а вдруг о самом подлом. Я тогда был мастером спорта международного класса по вольной борьбе. Савелий просит меня раз перед тем, как будет в нашем застолье батюшка из другого храма: «-- Не говори при нем, что ты уходишь из спорта, не поедешь на первенство мира. Пусть думает, что ты по-прежнему наверху. А-то у него в друзьяках недавно завелся какой-то мент из главка». Оттого что Савелий этакое просчитывал, поднимал блескучую пыль, стал быстро из вторых священников одного столичного храма настоятелем подмосковного собора. И вот после того уж он в 1990-е вылез хозяином Патриаршего подворья на Черниговском!

Антипа перекрестился, вздохнул.
-- Однако потом вскоре помер Савелий, а был атлет, умелец выпить и завинченно поесть. Не протянул и полувека на земной оси. Господь указал, кто всегда и везде хозяин. Пал батюшке предел, когда осмелился он бросить свою попадью. Ушел от нее и детей, зажил с молодой бабенкой... А на Черниговском в знаменитой подпольными изданиями лавке рядом с музеем Талькова уже давно торгует Тимоха. Он мужик крепкий, ненавидит кремлевскую власть, даром что ли от него по-над домами виден сам Кремль.

+ + +
Конеграй неторопливо поехал по старому московскому району, где была их квартира. Поглядывал по дворам с выглядывающей пыльной листвой, сочил взглядом в бензиново-солнечном мареве по редким деревам, кустарникам, посадкам на убитой столичной земле. Думал о рассказанном отцом Антипой. Вот ведь и ухарь Савелий в отделку вышел, когда согрешил по женскому делу. Немало хватил Конеграй сам по этой части. В Новочеркасске перед ликвидаторской работой в Чернобыле трудился на стройке. Много там и ночами постельно вкалывал с крепкозадыми молодайками-штукатурами, малярками -- брюки в облипочку с помочами по развесистым грудям. Никого не пропускал и в городе из веселых девиц. Из-за этой щедрой к нему команды падкий на женские извилины Петр не женился. Он с блондинкой в гостинице изображал себя былого.

Еще он думал, как дико, что это московское, почти тысячелетнее, с архитектурной роскошью и "русятиной", с миллионами мертвецов по кладбищам и еще передвигающихся живых сотрет в прах Третья мировая война. С нее, как с разрушения блудливого Вавилона, прикидывал Конеграй, начнется Апокалипсис и Конец Света. Когда будет последняя на Земле война? Грянет скоро; возможно, через десятилетия, раз в самом проклятом республиканством Париже уже не только желтые, а и черные иммигранты запросто жгут автомобили французов. Палят их они и в когда-то "нацистском" Берлине, а в "монархическом" Лондоне громят магазины. Загуляли пока, словно засмолили "косяки", "калики-моргалики" перед окончательными наркоманскими "приходом", "торчком", "волоком". Господи, помилуй, впереди скелетно-черепная беспомощность людей, послевоенная ядерная зима, воющая нескончаемой ледяной вьюгой, у какой не будет весны!

Петр вышел из лендровера на углу Черниговского переулка, нежно оглядел панораму -- словно изразец лучшего мастера Степана Полубеса четырехсотлетней давности. Справа пламенел рябиной на мучных кренделях особняк Ржевского, тальковско-лавочный придел как дзот по центру, слева -- два храма и колокольня луковками и изводами в ажурную русскую роскошь. Он прошел к лавке через дворик, где на скамейке скучал курильщик, распахнул дверь хозяйства Тимохи.

Оперативник полковника Ферапонта сидел на поставленном для него стуле в углу магазина единственным покупателем поодаль от прилавка, уткнувшись в интересную книжку. Сначала не обратил внимания на вошедшего.

Петр прошагал к Тимохе, сказал ему приглушенно:
-- Нужна брошюра с исповеданием РосПЦ(Д).

Тимоха повел глазами в угол, шепнул:
– Тут гебешник, и еще один во дворе.
-- Понял, – кивнул Конеграй и повернулся на выход.

Опер поднял глаза от книжки, встретился с ним взглядом. Сам Петр Конеграй стоял в нескольких метрах от него! Тот, о котором полковник мыл уши опергруппе денно-нощно!

Петр понял, что узнан. Опер приподнимался к нему навстречу. Конеграй прыгнул к нему и страшным ударом в лоб сшиб на пол его бесчувственным! Дядя Тереша валил кулаком лошадь, Петр знал конеграевскую силу своего удара.

Глянул в окно: к ним на грохот упавшего со стулом тела бежал опер, покуривавший на скамейке.

-- Брошюру-то давай, – крикнул Петр Тимохе.

Тот бросил ему охапку книжиц. Конеграй запихнул парочку за ремень, отсчитывая глазами, когда опер со двора влетит на крыльцо.

Петр метнулся к двери, открывающейся наружу. Опер заскочил к двери и Конеграй влепил ею в наклоненную башку! Оперативник рухнул со ступеньки.

Петр перепрыгнул его, пронесся к машине, влетел за руль и умчался.

«-- Голыми руками хотели казака взять», – насмешливо подумал по дороге.

Глава 6. Геенна и Христос

После доклада оперативников с Черниговского переулка о снова скрывшемся Конеграе полковник Ферапонт был близок к панике. На театрально-поповской, аналитической, а не оперско-боевой службе нелегалом в США он разучился работе на родимой российской земле, когда подозреваемых легаво загоняют и ломают через колено. Он не обеспечил персональную охрану Антипы в Мычовке, не предполагая, что Конеграй осмелится на его похищение. Не просчитал психологический актив этого человека, прошедшего три войны, сербское и казачье подполье. Не учел по сведениям из «Ребибии», что в нем там произошел религиозный переворот в ИПХ. Отсюда нынешняя конеграевская антироссийская закваска. Церковный профессионал Ферапонт корил себя, что лопухнулся именно по этой теме. Не подумал, что Конеграй, ставший духовным чадом Антипы, священника подлинного катакомбного кроя, способен на все, чтобы защитить своего батюшку.

После оперативников Ферапонту вдруг позвонила Алла Литце:
-- Батюшка, благословите, прошу о встрече. Так тяжело на душе, что должна исповедаться во имя Господа нашего!
-- Алла, исповедуются перед литургией, на которой по отпущении грехов причащаются. Это вы можете сделать в ближайшее воскресенье в Вербинке.
-- Отец Ферапонт, нет уже сил, душа в помрачении. Ради Бога выслушайте меня и научите, как уйти от тоски, она меня раздирает.
-- А что такое? – насторожился Ферапонт.
--Ко мне постоянно приходит во сне монахиня Татьяна, обличает за малодушие. Я скрыла, что она умерла у меня на руках.
-- Разве она не одна умерла, как я слыхал? – пролепетал полковник. – Ну приезжайте, раз вам невмоготу.

Монахиня Татьяна — агентка под оперативным псевдонимом Мадам ПМ. Розыск по предполагаемому убийству одновременно с нею агентов Водяного и Читателя уперся в тупик. Досконально проверили их обстоятельства смерти и выяснили, что сбивший Водяного водитель не имеет отношения к чему-то незаконному, тем более к террористам – обычный пьяница за рулем. А по опросам близких Читателя установили, что он давно жаловался на боли в желудке, да и вскрытие показало – было обычное прободение язвы. Если Мадам ПМ умерла своей смертью, то версия об убийствах агентов полностью отпадала!

Алла пришла к Ферапонту в номер как из подземелья. Посерело играющее толстыми щеками лицо, взгляд потух, суетилась движениями. Ферапонт подумал, что, наверное, он сам таков, когда валит его непонятная тоска. Она благословилась, сложив руки ковшиком, присела на краешек кресла. Ферапонт разглядывая по ней свое отзеркалье, занервничал, поторопил ее:
-- Так что же, сестра?
-- А то, батюшка, что обличает меня мать Татьяна, глаголет: «-- Я тяжело грешная, ты такой не будь, скажи правду, как я помирала». А помирала, отец Ферапонт, она так. Я ее навестить зашла, она едва мне сумела открыть дверь. Сразу прошла она на кровать, легла, тяжело задышала, говорит: «-- Плоховато мне». Я подумала дать ей воды, пошла на кухню. Вернулась, а она уж скончалась. Буквально минуты прошли. А я думаю: «-- Ну и попала! Я гражданка США, у меня на руках мертвая в другой стране. Как возьмутся за меня тут (я уж знаю, как они это делают), – допросы, перепросы, волокита на месяцы! А еще что-нибудь навесят, придумают, раз американская подданная, да что я сама матери Татьяне на тот свет помогла, и привет – не больно-то вырвусь со своей исторической родины. Да и в Америке не пожалуют замаранную». В общем, оставила я мать Татьяну, как она померла. Вышла тихонько из ее квартиры, дверь захлопнула.

Полковник ошеломленно смотрел на нее. Еще одна грандиозная ошибка, легшая в основу его розыска! Все и началось с версии по убийству колобановско-антиповскими террористами агентов. А это лишь совпадение по времени их естественных смертей, гибели. Он пробормотал:
-- Что ж, сестра. Грех был, да вышел, раз ты рассказала. А на исповеди в воскресенье я тебе его, как положено, отпущу. Иди с миром.

Ферапонт взял у Аллы молитвенник, отметил нужные ей сейчас молитвы.

Алла поглядела счастливыми глазами, скороговоркой добавила:
-- А еще, батюшка, чуть не забыла. Вы мне показывали в Вербинке фотографию террориста, фамилия у него еще мудреная на букву «к». Он, вы сказали, действует в православных кругах Москвы, на все способен. Так я его видела.
-- Конеграй! Где, когда видела?
-- В центре Москвы, я там шла к знакомым. Подъехала к дому роскошная машина и выходит он: лысый-белобрысый, поглядывает по сторонам. Точно он! Я еще поглядела – идет в подъезд, а я через его окна вижу, поднимается на третий этаж, заходит, там всего одна дверь.

У полковника был сумасшедший по новостям день. Эта ударом шампанского венчала все неприятные! Плевать на провалы с Конеграем и Мадам ПМ! Конеграй наверняка с Антипой снова у него в руках! Он с огромной пастырской любовью посмотрел на Аллу.
-- Этого террориста давно разыскивают, надо сообщить местным органам. Терроризм огромное зло, что в Америке, что в России. Я это сделаю, напиши адрес, где видела преступника, а-то я на слух не запомню, Москву знаю плохо.

Литце ушла, Ферапонт взвесил на ладони листок с адресом Конеграя и Антипы драгоценностью. Это была несусветная удача, отличие, карьера, святая народная безопасность. Он взял мобильник, чтобы вызвать группу захвата.

Вдруг почуял, что в номере снова не один. Оглянулся – старичок, который приставал к нему на Садовом кольце, сидел в кресле у окна и скучно поглядывал на него. Ферапонт рассмеялся, хотел пошутить, что фокусы Антипы-Конеграя уже не проходят, возьмут вас всех. Но до первого слова с языка полковника лицо старика ужасно преобразилось. Глаза загорелись кострами, рот открылся черной дырой, из которой он выдохнул:
-- Отомсти за всех нас!
-- За кого? – в подминающем страхе закричал Ферапонт. – Ты кто?

Старик молчал, дымя на него глазами, сквозя ртом. Ферапонт бросился на него, хватая за плечи. Но руки, как и на Кольце, вошли в пустоту. Старичок исчез.

Полковника хлестнуло припадком страха, горя, воющей беды, тоски-печали неземной! Он сел на кровать, сжал пальцами голову, потом ладонью – замирающее сердце, застонал. Так невыносимо мутило, что он впервые в жизни подумал о самоубийстве. Мочи не оставалось. Мысли били кувалдой:
«-- Это бес. Демоны существуют. Этот в армяке за мной следит, сопровождает, требует. С его помощью я удачлив в моей легавой службе! Террористы ли Антипа с Конеграем? Может ли быть таким Антипа, если в Вербинке лишь от его взгляда, когда говорил за столом, с меня эту жуть сняло! А Конеграй? Он за свое отсидел, а в Мычовке и на Черниговском оборонялся по нашему розыску... Но если есть бесы, дьявол, то есть и Бог!»

Ферапонт вспомнил, что случайность, как указывали святые отцы, – язык Бога:
«-- Ничего случайного на Земле нет. Одновременная смерть троих агентов – показательная кара Господня... За кого отомстить приказывал старичок? «За всех нас». Да это же за легион бесов из ада!»

Словно на засветившуюся сквозь грязную реку песчаную отмель, выплыли четкие мысли:
«-- Моя служба безопасности кого и чего? За какие народ, Россию, родину колотились мой дед, отец, я? Не Россия и русские, а безбожные советские люди, СССР, РФ. Тут нет Бога, а значит – правды, силы и славы. Это защищать и спасать? Свято сказано Серафимом Саровским: «Спаси себя сам, и вокруг тебя спасутся тысячи».

В реве тоски из геенны огненной, которой мел демон, растворившийся в комнате, Ферапонта осенило то, что писал о лекарстве от ее вкушения Исаак Сирин:

«Что является причиной этого? Нерадение, ибо сам не позаботился взыскать врачевство от этого. Врачевство же от всего этого одно... Это смирение сердца».

Ферапонт впервые в жизни закричал всем существом своим, что попугайно твердил на людях в роли священника:
-- Господи, помилуй, меня грешного!

Заплакал и стал креститься. Полегчало, ровнее забилось сердце.

+ + +
Ферапонт понял, что нужно делать. Надел рясу и полноправно – наперсный крест на грудь. Поехал к отцу Антипе и Конеграю.

Дверь открыл Петр, прищурился.
-- Здорово дневали, Понт! Вже в поповской одежке? Я ж тебя понял ишо в Италии. С тех времен за мной присматривал? Значит, брать будете? Где ж твои люди?

Он глянул через плечо в сторону раскрытого окна над крышей соседнего дома.

Ферапонт с мукой посмотрел на него.
-- Да, я полковник ФСБ, а теперь раскаялся. Я один пришел, мне нужно поговорить с отцом Антипой, он меня знает по Вербинке.

Конеграй смерил его взглядом, прицеливаясь: ударить, захлопнуть дверь, постараться уйти с батюнюшкой по крыше. Но Ферапонт упомянул Антипу, без благословления которого ничего не имел права делать казак. Петр отстранился, мотнул головой внутрь квартиры.
-- Проходи.

Отец Антипа, увидев Ферапонта, почти не удивился. С Вербинки, когда узрел в нем жало всепожирающей апокалиптической саранчи, знал, что он дьявольский.

Ферапонт с болью смотрел на изуродованное стрижкой, бритьем лицо Антипы, вставшего перед ним в рубахе, под какой крест на нитке, в коротких мятых штанах, одолженных Петром. Ферапонт судорожно заговорил:
-- Отец Антипа, я полковник ФСБ, работал по легенде иеромонаха в РПЦЗ, виновен в смерти митрополита Лавра Шкурлы. Сегодня уверовал в Господа нашего Иисуса Христа! Ко мне бес постоянно приходил в обличье толстовского старичка. Потом тоска ужасная сводила с ума.
-- Вон что, – покивал отец Антипа.
-- Я к вам с Конеграем как к братьям во Христе. У меня отныне другого пути нет. Я командир опергруппы, которая занимается вами, а теперь . помогу во всех ваших делах.

Часы в Антипе стронулись, пошли наоборот. Он увидел, как душа Ферапонта плавится, дрожит в очищении.

Ферапонт сказал, глотая слезы:
-- Я многое за годы работы в церкви повидал, вы христоносные, истинные. Примите ради Христа, скажите, как жить, что делать.

Отец Антипа спросил:
-- Что ж, вы и на дело со взрывчаткой готовы с нами?

Ферапонт проговорил устало:
-- Вы все-таки террористы. Не можете без убийства?
-- Ни о каких убийствах речи нет. Нужно взорвать объект стратегического значения. От сего зависит жизнь едва ли не всей планеты. Меня в Мычовке зря посчитали сумасшедшим.
-- А я, отец Антипа, так и так до конца с вами. Благословите.

Ферапонт встал на колени и склонил голову. Отец Антипа осенил ее крестным знамением.

За стенами клокотал Вавилон, а в этой комнате было кипельно-тихо. Звуки исчезли.

Конеграй ушел собираться в отъезд, а священники еще долго говорили.

+ + +
Поздно вечером отец Ферапонт шел по Садовому кольцу к себе в гостиницу. По Москве опять ударил такой же дождь с ветром, как и когда Ферапонт впервые увидел здесь старика в армяке. Но сегодня Ферапонт не ежился, а подставлял струям разгоряченную голову, грудь.

На прежнем месте старичок вынырнул за спиной Ферапонта. Он точно толкнул его под колеса джипа, несущегося рядом с тротуаром! Джип ударил отца Ферапонта гнутыми трубами бампера, ломая позвоночник. Ферапонт взлетел и упал на асфальт мертвым.

Старичок оглянулся по шумящему потоками машин кромешно-мокрому Кольцу и растворился.

КОНЕЦ РОМАНА

Москва, 2014 год

ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ>>> [8]




Эта статья опубликована на сайте МЕЧ и ТРОСТЬ
  https://apologetika.eu/

URL этой статьи:
  https://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3048

Ссылки в этой статье
  [1] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3049
  [2] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3048
  [3] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&sid=3048&file=article&pageid=2
  [4] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&sid=3048&file=article&pageid=3
  [5] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&sid=3048&file=article&pageid=4
  [6] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&sid=3048&file=article&pageid=5
  [7] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&sid=3048&file=article&pageid=6
  [8] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3049