124) КАЗАЧЕСТВО НА ГРАЖДАНСКИХ ВОЙНАХ: 143-я ГОДОВЩИНА со дня рождения атамана генерала П.Н.Краснова -- созданное им "Братство Русской Правды" и действия братчиков в Ленинграде из красновского романа "Подвиг" Статьи / Белое Дело Послано Admin 22 Сен, 2012 г. - 19:13 |
ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ РУБРИКИ "КАЗАЧЕСТВО НА ГРАЖДАНСКИХ ВОЙНАХ">>> [1] К.КАМИНЕЦ "БРАТСТВО РУССКОЙ ПРАВДЫ" Есть страницы нашей истории, тщательно забываемые официальными просоветскими историками. В число этих страниц входит и летопись русского сопротивления красным захватчикам после Гражданской Войны. Мало кто знает, что легенда Белого Казачества генерал П.Н.Краснов в 1921 году в Берлине создал "Братство Русской Правды", подпольную террористическую организацию для борьбы с большевиками. По сути, это был боевой союз непримиримых белогвардейцев, которые желали продолжить войну насмерть с красными и в эмиграции. Братья проникали на территорию СССР, продавали местным все, что имели с собой (кроме одежды, нательного креста и нагана), и готовились убивать коммунистов. И делали это хорошо, очень хорошо. В течении двадцати лет Братство наводило ужас на красных, пока агенты ГПУ не разгромили его изнутри. Но так как Братство опередило "автономных националистов" почти на век, система leaderless resistance позволила отдельным ячейкам продержаться значительно дольше, чем центральном аппарату. Самые упертые Братья даже дождались в западнорусских лесах Второй Мировой Войны и спешно вступили в русские формирования Вермахта и СС. Также "белорусское национальное сопротивление" того времени в основной массе было ничем иным, как остаточными группами Братства и вошедшего в состав Братства "Зелёного Дуба". Что же представляло собой таинственное Братство Русской Правды, которое коммунисты наградили чарующим титулом "белогвардейско-фашистские черносотенные террористы"? Кем были эти люди, действующие с одобрения Великого Князя Николая Николаевича и благословения первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого)? Донской атаман, неутомимый борец с большевизмом Петр Николаевич Краснов и гениальный писатель-пропагандист Соколов-Кречетов ("Брат №1") в 1921 году положили начало самой непримиримой боевой организации русской эмиграции. При этом идеологией БРП являлся ярко выраженный революционный русский этнический национализм: призывы к национальной революции впервые появились в листовках и газетах Русских Братьев. Также представляет интерес "песня братьев Русской правды", которая позднее в укороченном варианте была заимствована Русской Фашистской Партией Родзаевского ("Над горами, над долами ПРАВДА РУССКАЯ летит" - ну, вы поняли намек). Текст песни написала поэтесса Марианна Колосова, состоявшая как в БРП, так и в РФП. Братство поставило перед собой титаническую задачу освобождения России от красной тирании и восстановления русского самодержавия (при этом не называя конкретного претендента). Деятельность организации неплохо описывает цитата из чекистского справочника: «БРП – белоэмигрантская антисоветская организация монархически-черносотенного толка, действовавшая в период с 1921 по 1940 год, готовившая и засылавшая на территорию СССР свою агентуру с шпионскими, диверсионными и террористическими заданиями.» Штаб Братства находился в Париже, где его возглавлял племянник последнего Императора - Никита Александрович Романов. Каждому брату был выдан т.н. "братский номер", под которым его знали остальные члены организации. Каждый воин-террорист был в курсе только про своего непосредственного начальника. Сеть ячеек Братства покрывала всю Европу; везде, где были воинствующие русские националисты-эмигранты, существовали местные отделения БРП. Финляндия, Латвия, Польша, Франция, Югославия, Англия, Маньчжурия, Япония, Корея... Огонь братской ненависти зажигал сердца повсеместно. Братство также имело собственные террористические школы, рядом с которыми отдыхали примитивные лагеря Аль-Каиды. Кадры диверсантов-террористов обучались в лагерях всему, от рукопашного боя до изготовления ядов. Помимо прямой задачи ликвидации коммунистов, члены БРП несли в СССР антисоветские листовки с подстрекательствами к погромам, публиковали адреса и имена коммунистических деятелей с призывами к убийствам. Местное население содействовало Братству, случаи доносов на братьев были очень редки. Слишком ненавистны были обывателю еврей-комиссар и латыш из продотряда, к тому же основные лозунги Братства были простыми и понятными для народа. Кое-где БРП и стояло у истоков крестьянских выступлений. "Братский наш такой наказ: Коммунистов бей ты враз! Бей обрезом, бей колом, бей крестьянским топором!". Издеваясь над коммунистической пропагандой, братья иногда воровали красные лозунги и меняли их смысл: "Мир хатам - война комиссарам". Волна расправ над коммунистами катилась по всей России; в сводках БРП перечислялись практически все области России. Самые жестокие подпольные бои велись в Белоруссии и Сибири; там массово убивали комиссаров. Часто братья, с их великолепной контрразведкой, перехватывали поезда с чекистами, которые направлялись в Европу для борьбы с русскими национальными организациями. Особенно интересным чтением оказываются списки ликвидированных ГПУшников. "Шиман, Бинер, Финкельштейн, Файн". Оставим без комментариев. Интересно, что даже в Азербайджане (!) чекисты упоминают наличие ячеек БРП. Если в нерусских регионах братья убивали коммунистов в массовом порядке, нетрудно представить, что творилось в очагах восстаний вроде Сибири и Тамбовщины. Организация БРП была настолько продуманной и хитрой, что в Шанхае имелся целый банк исключительно для финансирования деятельности русских непримиримцев, "Русское Общество Взаимного Кредита". К 30-м годам основную массу боевиков составляли крестьянские партизанские подразделения, которыми руководили белые офицеры. Даже до трудовых масс начало доходить, что русская национальная власть являлась единственной альтернативой безумному коммунистическому интернационалу голода и унижений. Установился канон прямых действий Братства: остановка и "проверка" поездов (т.е. обыск и расстрел чекистов/партийных), взрывы объектов (военные склады, партийные учреждения). В определенные моменты БРП устанавливало свою власть в целых районах западной части СССР. Однако, акция ГПУ положила начало конца Братства: они ввели в организацию агента Кольберга, который сливал информацию и саботировал силовые акции Братства. Его разоблачение вызвало раскол в руководстве организации, как и разоблачение Скоблина в РОВС. ГПУ ответила на братский террор собственным террором; на Дальнем Востоке убили лидера местной ячейки полковника Аргунова в 1932 году, социалисты Латвии помогли большевикам разгромить латышский отдел Братства, в Белоруссии многие члены и целые ячейки БРП стали жертвами первой волны репрессий. После этого Братству пришлось перейти на низовую деятельность, которая для местных органов власти часто не отличалась от бандитизма. Однако до 50-х действовали "банды", которые почему-то убивали только чекистов, коммунистов и милиционеров. Какие из этого мы делаем выводы? Во-первых, русская военная эмиграция больше увлекалась грохотом нагана, нежели хрустом французских булок. Во-вторых, у русских есть своя полноценная история национал-революционного терроризма, не обязательно обращаться к образам каких-нибудь ирландцев. В-третьих, основой любой национально-освободительной деятельности является наличие денег и профессиональных кадров. В-четвертых, русское сопротивление носило массовый характер; в отдельные моменты целые районы находились под властью русских националистов. Сотни, тысячи чекистов и коммунистов погибли от рук русских террористов. В-пятых, РПЦЗ активно поддерживало русскую освободительную борьбу. Митрополит Антоний: "Властию, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие против красной Сатанинской власти подымаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин или одиноким народным мстителем сложит голову за русское и Христово дело". Это именно те самые слова, которых мы сегодня не можем дождаться от РПЦ. В-шестых, характерна поддержка местным подсоветским населением белых террористов и боевиков - явное и неявное участие русских крестьян и рабочих в деятельности Братства предельно ясно показывает, какое отношение питали простые русские люди к "первому в мире государству и рабочих и крестьян". И напоследок, шикарное стихотворение Марианны Колосовой, посвященное Братству Русской Правды: Граната и пуля — закон террориста. Наш суд беспощаден и скор. Есть только два слова: — «убей коммуниста» -- За Русскую боль и позор. Граната и пуля — закон террориста! Мы сами решаем свой час. Во взорах отвага как солнце лучиста. И души как пламя у нас. «Убей коммуниста!» Свершились два слова. За ними блистанье и гул... И Русский террор беспощадно сурово В лицо комиссарам взглянул. ( http://fatalist-rus.livejournal.com/25241.html ) (Окончание на следующей стр.) ФРАГМЕНТЫ РОМАНА П.Н.КРАСНОВА "ПОДВИГ" Издательство Е.Сияльской, Париж, 1932 год  «Гос-кино показываетъ новое изобрѣтенiе: — теле-визоръ. Тонъ фильмъ». На экранѣ былъ радостный свѣтлый видъ. Розовыя скалы и горы, кусты кактусовъ и алоэ, и между ними въ Русскихъ красивыхъ старинныхъ костюмахъ Царскихъ сокольниковъ стоялъ хоръ. Нордековъ сейчасъ же призналъ и видъ — то былъ Россiйскiй островъ, и хоръ — это былъ ихъ Гласовскiй хоръ. Теноръ Кобылинъ, — какъ было не узнать его и его нѣжнаго, за душу берущаго голоса! — вышелъ впередъ и звонко и нѣжно, протяженно, сжимая сердце сладкимъ восторгомъ произнесъ: — Сто-ро-онись! … Басы и баритоны великолѣпнаго хора подхватили дружно и мягко: — Ты дороги той … Пѣшiй, конный не пройдетъ живой. Могучiй, красивый басъ — какъ напомнилъ онъ Шаляпина! — завелъ пѣсню, ясно выговаривая слова: — Тамъ, гдѣ сосны растутъ, тамъ гдѣ птицы поютъ, Тамъ въ дремучемъ лѣсу партизаны живутъ. Берегись ты дороги той — Пѣшiй, конный не пройдетъ живой … Голоса хора еще звенѣли, когда запѣвало продолжалъ пѣсню: — Разъ вечерней порой — комиссаръ молодой Велъ отрядъ свой лихой — по дорогѣ лѣсной … Хоръ дружно взялъ: — Берегись ты дороги той. Пѣшiй, конный не пройдетъ живой. Въ жуткой, могильной тишинѣ, гдѣ въ смертельномъ страхѣ замерли люди, гдѣ холодѣли отъ ужаса сердца былъ зловѣще спокоенъ голосъ красоты несказанной: — Наши братчики тамъ — залегли по кустамъ. Каждый взялъ на прицѣлъ—дружно залпъ прогремѣлъ … Хоръ пѣлъ припѣвъ. Въ залѣ съ затаеннымъ дыханiемъ ожидали продолженiя безумно смѣлой пѣсни. — Въ Гепеу говорятъ: — сгинулъ красный отрядь. Въ эту чащу зайдешь — безъ слѣда пропадешь … Кое-кто тихонько, согнувшись, по темному корридору крался къ выходу. Сверкнула свѣтомъ прiоткрытая дверь. Въ догонку уходившимъ отъ грѣха подальше неслось: — He вернется домой — комиссаръ молодой. Гдѣ убитъ, гдѣ зарытъ — только вѣтеръ шумитъ … (Изъ пѣсень Братства Русской Правды. Взята изъ журнала «Братская Правда» за май - iюнь 1931-го года. -- Прим. автора) Теноръ запѣлъ сладкимъ стономъ. — Сто-ро-онись … Глухой говоръ и возмущенные крики покрыли голоса хора: — Довольно! … — Бросить надо! … Гады! … — Буржуйская пѣсня! — Это, граждане, что же за провокацiя такая. Чего же это милицiя такое допускаетъ? — Имъ это шутки для собственнаго самоуслажденія, а намъ отвѣтъ держать придется. Пустили свѣтъ. Зрители поднимались темнымъ валомъ. Крики возмущенiя не прекращались. Визжали совѣтскiя барышни. Испуганнымъ стадомъ публика шарахнулась къ выходамъ. Кто то грозно крикнулъ величественнымъ «полицейскимъ» басомъ: — Чего выпускаютъ зря? … Обыскивать надо! Этотъ крикъ увеличилъ панику и смятенiе. По стѣнамъ кинематографа, ярко и пестро расписаннымъ футуристическимъ узоромъ, на высотѣ человѣческаго роста вилась лента изъ наклеенныхъ бумажныхъ Русскихъ флачковъ. Въ ихъ лѣвыхъ верхнихъ углахъ были изображенiя восьмиконечнаго православнаго креста со славянскими буквами надписью: — «Господи спаси Россiю». На бѣлой полосѣ было напечатано: — «Коммунизмъ умретъ — Россiя не умретъ», и наискось черезъ каждый флачокъ: — «Братство Русской Правды». Парчевскiй былъ правъ въ своемъ оптимизмѣ: — и здѣсь работало невидимое и тайное «Братство» … Милицейскiй пытался задержать толпу. Его опрокинули. По пустынному, зловѣщему, точно настороженному и таящему страшныя опасности, проспекту 25-го октября люди шли потрясенные, раздавленные, угнетенные, пришибленные непонятнымъ страхомъ и молчали, молчали, молчали … Внизу подъ самымъ сердцемъ шевелилось какое то новое чувство, точно совѣсть говорила о чемъ то далекомъ и основательно позабытомъ, о чемъ нельзя, не нужно, о чемъ просто — страшно думать. Точно тамъ встала Россiя, забытая, выкинутая изъ души и сердца, «угробленная», и … воскресшая. И такiя же молчаливыя, придавленныя толпы шли навстрѣчу изъ «Паризiаны», «Колизея», «Пикадилли», «Светлой Ленты», и другихъ кинематографовъ Невскаго проспекта. Какой то подгулявшiй зритель, по виду рабочiй, впрочемъ, Нордековъ здѣсь никакъ еще не могъ разбирать людей по профессiямъ, вѣроятно, стопроцентный коммунистъ, не боящiйся никого, вышелъ на торецъ мостовой, заелозилъ стоптанными грязными башмаками по мокрымъ торцамъ и, выражая то, что происходило въ душахъ прохожихъ запѣлъ на всю улицу: — Безъ меня меня женили, Я на мельницѣ былъ … XXI. Октябрьскiй день былъ теменъ и хмуръ. Морозило и была гололедка. Съ утра попархивалъ снѣжокъ. Черныя, чугунныя статуи на Аничковскомъ мосгу были точно тонкимъ Оренбургскимъ пуховымъ платкомъ, накрыты снѣговымъ узоромъ. Было холодно, скользко, но сухо. Мостовыя были покрыты зеленоватою жесткою грязью. Весь Ленинградъ, и старые и малые, сгонялись порайонно, чтобы составить внушительныя колонны. Части красной армiи подходили со своими музыкантами. Многiе заводы пришли съ заводскими оркестрами. Въ сумеркахъ рождающагося дня, то тутъ, то тамъ раздавалась музыка. Играли Марсельезу, Интернацiоналъ и марши. Команды распорядителей звучали громко и властно. Намерзшiе, съ утра ничего не ѣвшiе служащiе, плохо одѣтые, съ недовольными, хмурыми лицами топтались на мостовыхъ, ожидая приказа идти. Нордековъ присматривался къ толпѣ. За эти дни онъ понялъ, что было бы очень опасно жить въ Петербургѣ въ гостинницѣ, еще того хуже было бы устроиться въ уплотненной квартирѣ, быть всегда съ совѣтскими людьми и на людяхъ. Тамъ неизбѣжно онъ сталъ бы предметомъ любопытства, наблюденiй, возможио, разспросовъ. Тамъ каждый его промахъ вызвалъ бы доносъ, слѣжку и арестъ. Но въ ихъ «экстерриторiальномъ» домѣ, въ ригѣ, подлѣ деревни Коломягъ —онъ былъ въ полной безопасности. Его могъ выдать только костюмъ, но костюмъ былъ по-совѣтски безупреченъ. Онъ самъ и стоявшiй неподалеку отъ него Парчевскiй такъ сливались съ толпой, что признать въ нихъ пришлыхъ было невозможно. Вѣрно сказалъ незнакомецъ, ихъ выдавали только глаза. У всѣхъ кругомъ—глаза были усталые и потухшiе. Въ нихъ отразилось, что всѣ эти шествiя, процессiи, пролетарскiе праздники давно смертельно надоѣли. Никакого революцiоннаго пафоса не замѣчалось. Шли по тяжелой обязанности, исполняя нудную повинность. Старики совсѣмъ завяли, молодежь бодрилась. Кругомъ точно собаки-овчарки подлѣ барановъ сновали распорядители, носатые, подрумяненные морозомъ брюнеты. Они покрикивали, устанавливая порядокъ. Къ нимъ то и дѣло подъѣзжали велосипедисты, сообщавшiе о томъ, что дѣлается въ сосѣднихъ районахъ и когда можно будетъ трогаться … Собирались по заводамъ и предпрiятiямъ. Гидромеханическiй заводъ «Пожарное дѣло» съ улицы Скороходова пришелъ по улицѣ Бѣлинскаго и сталъ сзади рабочихъ завода «Транспортъ» съ проспекта Энгельса. Какой-то молодой человѣкъ съ горящими, какъ угли мрачными глазами отыскивалъ бумажную фабрику «Возрожденiе». Впереди заиграли «Интернацiоналъ». Невыразимо печальны были звуки оркестра. Они двоили, отдаваясь эхомъ о дома улицы. Сильнѣе посыпалъ снѣгъ и сталъ таять. Колонна тронулась. Пробѣжалъ съ красной нарукавной повязкой распорядитель и крикнулъ: — Граждане, прошу соблюдать революцiонный порядокъ! Парчевскiй протолкался къ Нордекову и сказалъ: — Помнишь у Блока: — «революцiонный держите шагъ — неугомонный не дремлетъ врагъ». Давай-ка, братъ, пробираться впередъ. Пора. Наши уже тамъ: — «неугомонный не дремлетъ врагъ» … Онъ ничего не боялся, этотъ молодчина гусаръ Парчевскiй! Онъ уже примѣтилъ, что, кромѣ организованныхъ фабричныхъ и заводскихъ рабочихъ, много было людей, приведенныхъ домовыми комитетами и просто любопытныхъ, никому не знакомыхъ. Толпа во образѣ колонны тронулась. Переднiе, должно быть, комсомольцы, пытались идти въ ногу. Толпа имъ мѣшала. При всемъ кажущемся порядкѣ было очень много безпорядка, и Парчевскiй это сейчасъ же оцѣнилъ. Была толпа — значитъ — можно было работать. Ее надо было обратить въ психологическую толпу и заставить поддаться внушенiю. Впереди запѣли «Интернацiоналъ». Голосисто завизжали дѣвки работницы, сбили съ тона и смолкли. Рядомъ съ Нордековымъ шелъ человѣкъ среднихъ лѣтъ и разсказывалъ своему сосѣду: — На шести еропланахъ прилетѣли ночью. Мнѣ Вузовецъ съ Калининскаго Политехникума докладывалъ. У нихъ, значитъ, пьянка была, расходились подъ утро, вотъ оно и свѣтать начинаетъ. На поле, у деревни Ручьи спускается еропланъ и весь онъ серебряный … Ну, грандiозный! И совсѣмъ ничего не слышно, какъ моторъ работаетъ … Спустился и сейчасъ, значитъ, четыре въ кожаныхъ курткахъ какъ выскочатъ и разбѣжались по угламъ поля. Ну, видно, самые чекисты. И сейчасъ еще и еще шесть ероплановъ, ну такъ грандiозно это вышло … Онъ и не сталъ смотрѣть, можетъ, тайна какая, еще въ отвѣтъ попадешь. — Откуда же они прилетѣли? — А кто же ихъ знаетъ, вѣдаетъ. Парчевскiй, внимательно слушавшiй этотъ разговоръ и не перестававшiй глазами шарить по толпѣ, показалъ Нордекову впередъ: — Смотри, Гласовцы. Теноръ Кобылинъ въ какихъ-то стариковскихъ оловянныхъ очкахъ, въ шапкѣ собачьяго мѣха, въ красномъ шарфѣ, совсѣмъ вѣчный совѣтскiй Вузовецъ, или шкрабъ, шелъ, усмѣхаясь подлѣ троттуара. Онъ увидалъ Нордекова и Парчевскаго, но и вида не показалъ, что узналъ ихъ. Басъ Труниловъ безъ шапки въ рваной фуфайкѣ спокойно разспрашивалъ милицейскаго. Весь Гласовскiй хоръ былъ въ головѣ колонны. Въ толпѣ пробовали пѣть. Но, или всѣмъ смертельно надоѣлъ уныло звучащiй «Интернацiоналъ» и совсѣмъ не бодрая рабочая Марсельеза, или не подобрались по голосамъ, не было регента, но пѣли ужасно уныло и нескладно. — Мыши кота хоронятъ, — сказалъ тотъ, кто разсказывалъ о прилетѣ «грандiозныхъ» аэроплановъ. Голова колонны вышла на Невскiй. Снѣгъ все сыпалъ, таялъ на черныхъ суконныхъ толстовкахъ, на рваныхъ пальтишкахъ, текъ слезами по щекамъ. Легкiй паръ поднимался надъ толпою. Бурое небо опустилось низко надъ домами. Перешли черезъ Аничковъ мостъ и, свернувъ на Садовую, тѣсно сдавились въ рядахъ. Впереди въ лиловыхъ туманахъ показались черныя голыя деревья Михайловскаго сада. Инженерный замокъ казался призракомъ. Въ его оградѣ стояли конныя части. Отъ мелкихъ косматыхъ лошадей шелъ густой паръ. Марсово поле было совсѣмъ близко. Оно было залито толпой, стоявшей между кустовъ сада. Тамъ было странно тихо. Должно быть посерединѣ, у могилъ жертвъ революцiи, говорили рѣчи, и толпа, хотя и невозможно было слышать, стояла, прислушиваясь въ напряженной тишинѣ. Что-то невнятно бубнилъ громкоговоритель. Вдругъ … Нордековъ не могъ уловить, какъ это про-изошло, въ эту тишину, нарушаемую только шелестомъ шаговъ по мокрому снѣгу, да частымъ кашлемъ, съ силою, съ особымъ бодрымъ призывомъ вошла смѣло запѣтая большимъ прекраснымъ хоромъ на мотивъ стараго Петровскаго марша дерзновенная пѣсня. Она началась разомъ, по невидимой палочкѣ, гдѣ-то въ толпѣ бывшаго регента. Подымайтесь, братья, съ нами Знамя Русское шумитъ, Надъ горами, надъ долами Правда Русская летитъ. Подъ это бодрое и лихое пѣнiе всѣ какъ-то подтянулись. Шагъ сталъ ровнѣе, взяли ногу. Молодой распорядитель подсчиталъ: — «лѣвой, правой, разъ, два» … Головы поднялись. Стали прислушиваться. Хоръ въ толпѣ перешелъ ко второму колѣну марша и красивымъ переливомъ продолжалъ: — Мы отъ дѣдовъ правду эту Въ нашемъ сердцѣ сберегли. Вырвемъ Русскую побѣду У враговъ своей земли …. Съ силою, полными, далеко несущимися голосами продолжали: -- Славу Русскому народу Дружно, громко мы поемъ. За нарiодную свободу Противъ красныхъ мы идемъ. Съ нами всякъ, кто вѣритъ въ Бога, Съ нами Русская земля Мы пробьемъ себѣ дорогу Къ стѣнамъ древняго Кремля … Заверещали свистки милицейскихъ … Кто-то побѣжалъ, подбирая полы длинной шинели, къ Инженерному Замку. Въ толпѣ началось смятенiе. Одни устремились впередъ, подальше отъ этой смѣлой пѣсни, другiе проталкивались назадъ. Переднiе, поддавшись обаянiю лихой и бодрой пѣсни, смѣло и гордо шагали въ ногу, подъ ясное и все болѣе и болѣе воодушевленное пѣнiе: — Крѣпче бей нашъ Русскiй молотъ И греми, какъ Божiй громъ, Пусть падетъ во прахъ расколотъ Сатанинскiй Совнаркомъ …. Смерть проклятымъ комиссарамъ. Нѣтъ у насъ пощады имъ. Русскимъ дружнымъ мы ударомъ Эту нечисть истребимъ …. Изъ двора Инженернаго Замка рысью выѣзжалъ эскадронъ конной милицiи. Кое-кто, шедшiй за хоромъ, бросился бѣжать. Была страшная давка и смятенiе. И только маленькая кучка словно очарованныхъ пѣнiемъ людей бодро шла впередъ навстрѣчу выстраивавшему фронтъ эскадрону, и особенно ярко, звонко и смѣло гремѣлъ на все поле дружный хоръ: Подымайтесь, братья, съ нами Знамя Русское шумитъ, Надъ горами, надъ долами Правда Русская летитъ … (Пѣсня братьевъ Русской Правды. -- Прим. автора) Эскадронъ пробился черезъ толпу бѣгущихъ и, выстраивая фронтъ и разгоняя прижимающихся къ домамъ и рѣшеткамъ садовъ людей, рысью пошелъ на поющихъ. Пѣсня не смолкала. Она неслась дерзкимъ неудержимымъ вызовомъ. Внезапно развернулся и яркой молнiей блеснулъ въ сумрачномъ воздухѣ, въ снѣгу и туманахъ октябрьскаго Петербургскаго дня, сверкая сквозь снѣговую кисею и колеблясь въ призрачкыхъ тонахъ большой Русскiй Бѣло-сине-красный флагъ … — Маршъ-маршъ, — скомандовалъ остервенѣлый краскомъ и выхватилъ изъ ноженъ шашку. Люди, стоявшiе на окраинѣ сада Марсова поля, давно услышавшiе пѣнiе, повернулись лицомъ къ Садовой. Между голыхъ кустовъ, на покрытыхъ тающимъ снѣгомъ буро-зеленыхъ газонахъ, вдоль набережной Мойки, вездѣ были растерянныя, не знающiя, что дѣлать толпы. Все въ этотъ мигъ атаки замерло и смотрѣло съ ужаснымъ, волнующимъ вниманiемъ, какъ начнется чекистская рубка. И вдругъ — «а-а-аххъ» … стономъ пронеслось надъ толпами. Весь эскадронъ, точно сраженный какою-то сверхъестественною силою, всѣ люди и лошади, будто онѣ разомъ подскользнулись на мокрыхъ и скользкихъ торцахъ упали на землю и такъ и остались лежать на ней совершенно недвижимые. Никто не смотрѣлъ, что было дальше, куда дѣвался Русскiй флагъ, куда скрылись дерзкiе пѣвцы, но всѣ, какъ заколдованчые, смотрѣли на темный валъ изъ людскихъ и конскихъ тѣлъ сраженныхъ неслышной и невидимой силой и легшихъ неподвижиою грядою поперекъ «улицы 3-го iюля». Такъ, когда-то, въ 1917-мъ году, 3-го iюля, на Литейномъ проспектѣ подкошенные большевицкимъ залпомъ, легли поперекъ проспекта доблестные Донскiе казаки. Въ память этой бойни большевики назвали большую Садовую улицу «улицею 3-го iюля». Она напомнила о себѣ. Она отомстила за казаковъ. Объ этомъ невольно думали въ толпѣ, расходившейся съ церемонiи. Думали и боялись своихъ думъ, воспоминанiй и надеждъ … Говорить, ничего не говорили … Самыя думы были страшны … «Богъ вернулся къ Сѣверной столицѣ … Замолила наши грѣхи передъ Господомъ Казанская Божiя Матерь … Огонь поядающiй настигъ на улицѣ злыхъ гонителей и насильниковъ …» Думали, мысленно, потаечно молились и молчали, молчали, молчали … Въ эти дни въ Петербургѣ была такая тишина, какой никогда со времени существованія Сѣверной столицы въ ней не было. Тишина ожиданiя.. И такъ отвѣчали этой тишинѣ хмурые, темные, туманные, послѣднiе дни октября съ темнобурымъ низкимъ непрозрачнымъ небомъ съ мелко моросящимъ дождемъ, съ тьмою надъ городомъ, съ тусклымъ мерцанiемъ съ утра зажженныхъ фонарей.  Генерал П.Н.Краснов (впереди второй слева) на 2-й гражданской войне 1941-45 годов |
|
Эта статья опубликована на сайте МЕЧ и ТРОСТЬ https://apologetika.eu/ URL этой статьи: https://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=2375 Ссылки в этой статье [1] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=2270 |