В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ «УМЕРШИЙ НА СВОЁЙ ЧЕТВЁРТОЙ ОТСИДКЕ В ГУЛАГЕ ПОЭТ А.ПЕТРОВ-АГАТОВ»
Послано: Admin 31 Мая, 2025 г. - 10:25
Мемуарное
|
В феврале 2025 я написал статью — В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ «НАШ ЗАСЛУЖЕННЫЙ ВЕТЕРАН РПЦЗ Е.А.ПЕТРОВА». В ней я рассказал и об отце Елены Александровны поэте А.А.Петрове-Агатове. Он хорошо известен по диссидентским и тюремным делам, сидел вместе с писателем, будущим главредом журнала «Москва» Л.Бородиным, проходившим по делу ВСХСОН, со знаменитым правозащитником В.Буковским. Александр Александрович Петров-Агатов (настоящая фамилия — Петров; 1921, Славгород, Омская губерния — 1986, лагерная тюремная зона в СССР).
Александр Александрович был членом Ленинградского отделения Союза писателей СССР. Его стихи и рассказы публиковались в 1967—1968 годах в журналах «Нева» и «Простор». Он занимался и переводами (переводил на русский стихи чеченских и ингушских поэтов). Из архивов КГБ: «Произведенным по делу расследованием установлено, что ПЕТРОВ с 1943 г. писал, хранил и распространял различные стихи антисоветского содержания… В дальнейшем ПЕТРОВ А.А. написанные в 1943-53 гг. стихи антисоветского содержания переписал в записные книжки и хранил их с целью последующего распространения. В 1968 г. ПЕТРОВ… составил рукописный сборник, озаглавив его „Песни надежды и веры“. В свой рукописный сборник ПЕТРОВ включил антисоветские стихи, написанные им в 1943-53гг.., в которых содержатся клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, а в стихотворениях „К Богу“ и „Соединенные Штаты Америки“, „Президенту Джонсону“, кроме того, содержатся призывы к свержению Советской власти… В июле 1968 г. он, кроме того, написал текст антисоветского содержания под названием „Послесловие“».
В основном я опубликовал сведения о Петрове-Агатове из Википедии и “Антологии Самиздата”, а теперь нашёл о нём и воспоминания его сокамерника по Владимирской тюрьме. Их опубликовал в ЖЖ исследователь политзэковской темы под ником oksjumoron_s рекомендующий себя «историком, политзаключенным начала 1970-х г.г.» под заголовком «Владимирская тюрьма, 1972-73. Люди и судьбы. Петров-Агатов». Цитирую оттуда наиболее интересное и внушающее доверие.
Этот текст дан в ЖЖ как стенограмма аудио-записи беседы публикатора с бывшим Владимирским политзэком, который рассказывает:
-- Моим сокамерником по Владимирской тюрьме был человек с необычной биографией, Александр Петров-Агатов, который родился 3 ноября 1921 года, а скончался 15 ноября 1986 года. Из 65 лет жизни он 30 лет провел в заключении, причем 15 лет сидел за свои стихи, а 15 лет за мошенничество. Вот так разделилась его жизнь пополам. А время заключения еще раз разделилось пополам таким совершенно фантастическим образом.
Это был человек, который, скажем, в чисто внешних своих проявлениях не мог не поражать окружающих. Каждую ночь во Владимирской тюрьме он с 3 часов до 6 утра стоял на коленях и молился. Кроме того, два раза в неделю он ничего не ел, а то, что ему приносили, отдавал своим сокамерникам. Настроение у него было достаточно оптимистичным, он держался довольно жизнерадостно и никогда не было заметно, что эти ограничения, которые он на себя накладывал, делают его унылым, угрюмым. Поскольку в приговоре его говорилось, что он с 1941 года писал антисоветские стихи, он продолжал их писать и в лагере, а во Владимирскую тюрьму его отправили за публикацию на Западе книги под названием «Арестантские встречи», которую он написал уже в Мордовских лагерях. Такого рода деятельность администрацией не поощрялась, и его перевели во Владимирскую тюрьму.
Это было примерно в марте 1971 года, до этого он сидел в 19-й зоне. Когда меня привезли в зону в мае 1970-го, Петров-Агатов сидел в БУРе. Потом он вышел, мы познакомились, потом меня посадили осенью в БУР, а когда меня выпустили из БУРа, его уже увезли во Владимир. Потом я приезжаю во Владимир, и мы попадаем в одну камеру.
ВОПРОС ПУБЛИКАТОРА:
-- Внешне он был религиозен, образ жизни подвижнический, а насколько это было глубоко внутренне?
ОТВЕТ ПОЛИТЗЭКА:
-- Судить не берусь, но в его поведении были загадочные моменты. Он постоянно говорил о том, что он пишет очень обширные и глубокие богословские исследования. Но ни одной страницы из них ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не видел. Какие-то стихи свои отдельные он читал. Некоторые из них запоминались. Может быть, даже некоторые из них лагерные музыканты перекладывали на песни. Но в целом, я думаю, что облик и биография этого человека нуждаются еще в дополнительных исследованиях. Поскольку он, видимо, и сам, просидев 30 лет, постоянно пребывал в атмосфере всякого рода легенд, слухов, домыслов, поскольку замкнутость лагерная все-таки располагает к усилению работы или интуиции, или фантазии. И поэтому человек порой желаемое начинает выдавать за действительное, в силу недостатка информации или в силу любви к фантазированию.
ВОПРОС ПУБЛИКАТОРА:
-- То есть, в его рассказах о его прошлом трудно определить, что правда, а что вымысел?
ОТВЕТ ПОЛИТЗЭКА:
-- Да, трудно очень отделить реальность от вымысла. Для этого нужны какие-то дополнительные сопоставления, источники. Я жалею, что приговор его до сих пор не опубликован. Я не знаю даже, сохранился ли он где-нибудь. В его приговоре 68-го года удивляло то, что практически по делу проходило всего два свидетеля: его родная дочь Елена и работница Московской Патриархии Елена Загрязкина. И поскольку показания были о беседах с ним наедине, и он, в принципе, мог отказаться подтверждать их показания, и в результате дело могло просто не получиться, поскольку для того, чтобы подтвердить какой-либо факт, необходимы два свидетеля. Двух свидетелей одновременно в его деле не было, и если бы он не подтверждал те обвинения, которые ему предъявляли, то практически его невозможно было бы посадить.
Но тем не менее на суде он заявил, что ненавидит Советскую власть, что всё, что говорят свидетели – правда, и поэтому он получил срок. Обвинение его в 1968-м году заключалось в том, что он переписал в тетрадку все свои стихи, написанные с 1943 года, то есть за 25 лет, и отдал Елене Загрязкиной с просьбой передать за границу для опубликования. Эта тетрадка попала в КГБ. Детали в приговоре не уточнялись, а результат был тот, что ему дали 7 лет за антисоветскую пропаганду.
ВОПРОС ПУБЛИКАТОРА:
-- Только стихи в приговоре?
ОТВЕТ ПОЛИТЗЭКА:
-- Да, только стихи, больше ничего. Мне тогда трудно было составить определенное мнение о нем, поскольку он был зэком со стажем, он сидел в то время, когда я только родился, и поэтому я смотрел на него как на человека опытного, много пережившего.
ВОПРОС ПУБЛИКАТОРА:
-- После появления статьи Петрова-Агатова в «Литературной газете» Кронид Любарский говорил, что всегда в нем что-то такое подозревал, ожидал. (В.Ч-Г – Статья «Лжецы и фарисеи», направленная против А. И. Гинзбурга и других диссидентов.) Между тем до этого он очень хорошо о нем отзывался. Как вы думаете, чем могли быть вызваны эти слова Любарского, почему «всегда ожидал»? Что в поведении Петрова-Агатова в лагере было такого, что можно было бы заподозрить?
ОТВЕТ ПОЛИТЗЭКА:
-- Он мог иногда совершать поступки, которые казались экстравагантными, необычными… Он мог начать ссориться из-за пустяков с сокамерниками, солагерниками.
ВОПРОС ПУБЛИКАТОРА:
-- Всерьез ссориться или просто ворчать?
ОТВЕТ ПОЛИТЗЭКА:
-- Это зависело от ситуации. С кем-то он мог надолго поругаться. С кем-то на другой день помириться. Ну, скажем, могли быть такие моменты, когда к нему кто-то обращался, он говорил: «Я не желаю сейчас с вами разговаривать, потому что я обращаюсь ко Всевышнему, мне не до вас…» И, понимаете, людей, особенно тех, которые были настроены позитивистски, не считали себя верующими, это как-то обижало, поскольку они хотят с человеком поговорить, а он отказывается, ссылаясь на то, что у него более важные дела есть, а в чем они выражаются, никто не знает. Такая неровность в поведении, в обращении, она как-то всегда сказывалась.
У нас с ним были всегда достаточно ровные, спокойные отношения, я не могу сказать, что мы были близкими друзьями, но и никогда мы с ним не ссорились, конфликтов у нас не было. Я могу только сказать, что отношения были вполне ровными, безоблачными, но не близкими. Потом я помню, после лагеря, когда он освободился, и знакомые спросили, что бы он хотел в первую очередь получить, поскольку из лагеря люди выходят, ничего не имея. Обычно люди просят книги, радиоприемник, что-нибудь, что помогает получать информацию. Или Библию. Духовную пищу. А Петров-Агатов попросил, чтобы ему купили костюм. Он хотел выглядеть хорошо. А с другой стороны он мог по три часа каждую ночь стоять на коленях и два дня в неделю ничего не есть при достаточно скудном владимирском рационе. Это была, видимо, сложная, противоречивая личность. Дочь его (В.Ч-Г – Елена Александровна Петрова, о которой был мой очерк.) писала ему письма, он отвечал, всегда говорил о ней с нежностью, умилением, всегда подчеркивал родственные чувства к ней. В этом отношении он мог служить примером для нас, потому что были люди, которые с родственниками конфликтовали или вообще не переписывались.
(С аудиозаписи марта 1994 года)
+
В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ:
Размышляя над всем этим, я спросил Е.А.Петрову:
-- Елена Александровна мне после публикации очерка о Вас пишут читатели и спрашивают, насколько правдиво изложены о Вашем отце Петрове-Агатове факты в статье о нём в Википедии. Эти факты из Википедии: «2 февраля 1977 года в «Литературной газете» была опубликована статья Петрова-Агатова под названием «Лжецы и фарисеи», направленная против А. И. Гинзбурга и других диссидентов. Свой третий срок заключения Петров-Агатов получил в 1981 году по обвинению в мошенничестве». Неясно, ежели правда про статью в Литгазете, отчего Ваш отец вдруг обличил в ней диссидентов, его соратников? И как они потом к нему отнеслись? Также непохоже на правду, что посадили его в 3-й раз по уголовке за мошенничество. Хорошо, если это прокомментируете.
Е.А.ПЕТРОВА ТАК ОТВЕТИЛА:
-- Да, статью отца "Лжецы и фарисеи" опубликовали в «Литературной газете». С диссидентами он был связан, но хорошо видел, что они все живут, а у него жизни нет. Поэтому у него, как говорится, накипело. Потом, когда я его спросила, зачем он так поступил, он ответил, что сделал это, потому что так их увидел и написал то, что о них думал. После этой статьи диссиденты отца проклинали и представили дело так, что именно поэтому их арестовали. Особенно вопила жена Гинзбурга. Но, конечно, всё это не так. Их бы и без этой статьи разогнали. КГБ пас их до поры, до времени с самого начала их существования. Моя позиция по отношению к диссидентам была всегда однозначная, я их сторонилась, и не потому, что боялась. Просто вся их деятельность мне не нравилась и я уговаривала отца, чтобы он с ними не связывался.
Что касается последнего суда, когда отца осудили за мошенничество, я толком ничего не могу сказать, так как не была на этом суде. Адвоката я не могла взять, не было таких денег, да я и не отходила от дома, сидела с малолетними детьми и больным мужем. Свидание после суда было положено и муж уже сильно больной ходил на это свидание. Он рассказал мне потом, что отец был такой худой и бледный, как будто из него выпили всю кровь.
Я до сих пор не признаю всю диссидентскую деятельность, просто органически ненавижу само слово "диссидент"! Но должна сказать, что отец в особых, тяжёлых ситуациях мог совершать какие-то неадекватные поступки. К примеру, где-то в 1954, или 1955-ом году он совершил побег из лагеря (Посёлок Яя, Колыма), не попал под реабилитацию и убежал. Мы с мамой жили в это время в Сталинабаде (Душанбе). Он добрался до нас и, когда увидел нашу нищету, пошёл куда-то в горы и увёл там телёнка и продал его на базаре. Потом пришёл к нам с ёлкой (был Новый год), с подарками, игрушками и так далее... Так что вполне возможно, что такие действия были и после истории с диссидентами. Так что могли отца и по уголовке посадить. Уголовка бывает разная, я это знала. Меня даже не уголовка удивила, а то, что его определили в крытую тюрьму в Потьме, где не вздохнуть и не охнуть и свирепствует туберкулёз.
В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ:
Мне ГУЛаговская тема близка, потому что мой отец сидел дважды сначала до Великой Отечественной войны. В 1932-34 годах отбывал срок за написание и распространение антисоветских стихов в Верхнеуральском политизоляторе, в 1936-39 годах — в Воркутлаге за организацию подпольного антисоветского студенческого кружка. Потом отвоевал лейтенантом войну в стрелковом полку и в 1949-55 голах сидел уж просто «повторником» как бы в благодарность от Советского правительства за то, что на фронте был ранен, контужен, получил два ордена.
По своим этим делам отец никогда не пересекался с какими-то организациями, диссидентами. О них ничего не говорил и по лагерной жизни. Но я кое-что понял, когда уже после смерти отца увидел в одном вузе на выступлении о ГУЛаге его солагерника, о котором знал по рассказам отца. Тот проходил по послевоенному «Делу врачей» и они сидели вместе в Кайских лагерях. Этот попал тогда молодым, поэтому и дожил до нашей с ним встречи в 1980-х годах. Сей пенсионер с привычным, видимо, выработанным им надрывом для рассказов о ГУЛаге, стал сообщать даже мне – многознающему сыну политзэка, как его беспощадно били на допросах резиновыми палками по ногам… Но я -то знал, что он попал в ГУЛаг только как сын его отца – кремлёвского врача, за ним не было никаких дел, чтобы его бить-уродовать на допросах в целях какого-то признания. Я знал, что даже моего отца — автора, распространителя антисоветских стихов, закопёрщика подпольного кружка, никогда на допросах во всех его трёх арестах не били. То есть сей бывалый дед-политзэк, поднаторевший во всевозможных публичных обличениях ГУЛага, привык заливать о том времени самое жуткое и ужасное, востребованное теми, кто тюрьмы не нюхал ни сам, ни по своей родне. Он плёл всевозможно кошмарное, как бесперебойно клепали и гнали о своей безысходной якобы «жистянке» в СССР, в адском ГУЛаге диссиденты.
Поэтому и для меня, вслед замечанию Е.А.Петровой, словцо «диссидент» паршиво. Мы, из семей политзэков, скитавшихся всю жизнь по тюрьмам, лагерям и не звонивших о том на всех международных перекрестках, не набивавших себе карманы средствами за такое бакланство, знаем что почём. Поэтому и нынче, читая злонамеренную белиберду современных диссидентов-релокантов, привычно плюём в их сторону. Батя Елены Александровны поэт Петров-Агатов точно назвал их и на будущее в своей статье в «Литературке», за которую его возненавидели в парижах-берлинах, — лжецы и фарисеи.
|
|
| |
|
