В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ "МОИ СОБЕСЕДНИКИ СОЛЖЕНИЦЫН, ГУМИЛЁВ, ДЕНИКИНА, ВРАНГЕЛИ, РАЕВСКИЕ и другие"
Послано: Admin 11 Мар, 2025 г. - 10:49
Мемуарное
|
Мой скачок из журналистики в писательство в 1980-х вынудился тем, что меня стали выгонять из самого талантливого и популярного в СССР тонкого журнала «Смена» — из отдела коммунистического воспитания молодежи! Сначала меня туда почётно пригласили из официозно-затрапезного журнальчика «Советский Красный Крест». Причиной — что я еще салагой писанины в 1970-х, вернувшимся со срочной из армии, налётно написал и знаменито отгрохал в «Смене» репортаж из клиники института Склифосовского о реаниматорах «Возвращение с того света».
Было так, что я, нигде и никак не принятый на штатную журналёрскую работу, однажды нагло зашёл в высоко-рассыпающуюся популярностью редакцию «Смены» издательства «Правды» и попросил любое задание. Повезло, что меня наняли написать репортаж из «Склифа» о тогда почти неизвестной реанимации. Матерщинник и огромадный силач фигурой Лёня Плешаков, отдавший мне сию свою тему, наверное, подумал, что я с ней не справлюсь, но ошибся. Потом я окреп корреспондентом в «Учительской газете», в «Советском Кресте», как вдруг меня за старый подвиг позвали в желанную тогда всеми писарчуками СССР «Смену».
Да вот беда – взяли именно в этот её самый поганый названием и целями «Сменовский» отдел комвоспитания… И не пошло у меня в нём дело никак. А я старался изо всех моих журналёрских сил. И шеф отдела помогал — послал писать очерк в Пермь о её самом главном секретаре ВЛКСМ… Ничего не получилось глянцево-советского в моём тексте. И вот затем с год дармоедом я сидел-сидел в отделе, кропал-редактировал всякий самотёк. Шеф наконец мрачно сказал, что надо мне подыскивать журналистское пристанище попроще — в «Смене»-то лишь редактурой не отделаешься.
Беда-а-а, позор, что в лучезарном журнале я свой шанс угробил и талантливо не вывез. И как мне дальше по жизни корреспондентской переть с этаким клеймом неудачника, пропащего парняги? Беда. И вот когда я собирал из «Смены» свои манатки, подошло мне съездить в Краснодар по семейному делу. А оттуда тогда процветал полуподпольный «невыездной» писатель В.И.Лихоносов, знаменитый среди диссидентов тем, что написал повесть «Люблю тебя светло» якобы о Солженицыне. Я к тому времени, мечтая о писательстве, конечно писал втихаря и стишки, и прозу. Начинал когда-то своё лит.творчество аж неким «трактатом о волках» — про лесной быт выводка, во главе которого действовала мужественная волчиха-мать… И надо же было такую бодягу удумать, но я её вдохновенно кропал в общей толстенькой тетрадке с истертой обложкой шариком ручки.
Поэтому по всему мне было жгуче-завлекательно узнать бы, как писатели пишут и как ими становятся! И так как я был уж почти выгнанной бездарью из прекрасного журнала, то в солнечном Краснодаре я совсем отвязался в своих мечтах, вполне почти осознал, что моим жизненным планам и успехам кранты… А раз таково, почему бы мне не пойти к этому самому Лихоносову, который даже с Солженицыным накоротке, да почему бы и не спросить его напрямки – КАК писательское дело делается?! И я пошёл к Виктору Иванычу, прикрываясь еще имеющейся у меня корочкой «Смены» — и мы проговорили с ним полдня.
Это уж потом выяснилось, что свою «Любовь светло» Лихоносов посвятил не А.Солженицыну, а Ю.Домбровскому – тоже знаменитому писателю-антисоветчику, не раз сидевшему в ГУЛаге (и его я потом в Москве видел). Главное-то, что я из многообразного содержания нашей встречи сложил интересную беседу, которую с восторгом напечатали в «Смене». Я открыл ею цикл моих там бесед с писателями, потом вылившимися в мою первую книгу 1987 года «Путешествия. Рассказы о писателях России», в ней 10 бесед с литераторами — Н.Раевский, С.Воронин, Е.Носов, А.Иванов, П.Проскурин, Д.Балашов, В.Лихоносов, В.Потанин, В.Липатов, О.Михайлов. За первые из них в «Смене» я в 1982 году получил лауреатскую премию — СМ. МОЁ ЛАУРЕАТСКОЕ ФОТО СРЕДИ НАГРАЖДЁННЫХ «СМЕНОЙ». А с Виктором Иванычем мы крепко дружили в следующие 40 лет, пока он не помер в 2021 году.
Со «Сменовской» премией я и сам забросил журналёрское ремесло. С тех пор поныне – уж более сорока лет никуда и ни к кому на работу не хожу, ни в чьих редакционных штатах не числюсь, обретаюсь на «вольных хлебах» «фри-лансером», как теперь это называется. Да ведь так и принято у профессиональных писателей. Удаётся зарабатывать написанием своих книг, которых на сегодня опубликовано 22, с их переизданиями – 33. К сему платят мне по издательствам и за редактуру рукописей, составление их в книги с моими комментариями. Это, например, бестселлерно разошедшийся мемуарный сборник вдовы певца А.Н.Вертинского Лидии Владимировны «Синяя птица любви» в 2004 году. Там кроме её текстов и писем Вертинского мной сделанные статьи актрис Анастасии и Марианны Вертинских, других из их династии. В минувшем 2024 году с моими предисловиями в издательстве АСТ вышли переиздания мемуаров белых генералов Деникина, Врангеля, казачьего Краснова, «Протоколы допросов» Колчака. В нынешнем 2025 году это сделанная мной книга с моей вступительной статьей — А.И.Деникин «Борьба генерала Корнилова».
Имеется у меня с 2003 года профессиональная награда и за одну из моих книг (романное жизнеописание писателя В.Я.Шишкова «На стрежне Угрюм-реки») – литературная премия Союза писателей России. Не запсихуй я когда-то в Краснодаре, не отважься на разговор с Лихоносовым, то, возможно, смог бы приспособиться далее ваять журналистские тексты в каком-нибудь издании уровнем помельче «Смены». Однако когда я своей лохматой тогда ещё башкой, с летящем сердечком влез в эти психологически-многотрудные, изматывающие интервьюерством беседы не с какими-то там даже и гос.деятелями, а с первостепенными для меня — их величествами-небожителями-писателями, то и сам понял, что тоже как они СМОГУ. И уж потом для своих книг я никак не стеснялся разговаривать, выведывать у других знаменитостей, «чем они дышат», оставаясь самим собой. Научить такому невозможно – это в генетиках разных человеческих существ, да-с.
О перечисленных в заголовке этой статьи людях со знаменитыми фамилиями, с которым беседовал въедливо, у меня есть отдельные по каждому публикации. А здесь отмечу их вскользь, упомяну, ЧТО именно осталось в моей памяти, душе о данных личностях, персонах незаурядных.
С А.И. СОЛЖЕНИЦЫНЫМ я говорил, когда принёс на его старую квартиру, ставшую Фондом, в переулке за Елисеевским магазином на Тверской улице, рукопись моего родственника, исследователя судьбы советских военнопленных, и свой рассказ о Кашкетинских расстрелах в ГУЛаге из сборника «Азъ». Александр Исаевич запомнился весьма оживлённым, с меткой энергичной речью, движениями, с доброжелательно-улыбчивым лицом. Он был прост, как все такие ни от кого не зависящие люди. Рассказ мой он вмиг проглядел у себя в кабинете, потом опять вышел ко мне и как бы благословил меня на дальнейшее писательство, громко наказав своим сотрудницам в основной комнате за столами:
-- Этому человеку давать у нас читать всё, что он ни попросит!
Л.Н.ГУМИЛЁВ — сын поэтов Н.Гумилева и А.Ахматовой, глубоко учёный человек, автор Теории пассионарности, описывающей этнос, национальность как «биосоциальный организм», раскрывающей как бы пружину выдающихся личностей, пассионариев – героев своего народа. Беседовали у него дома в Петербурге, там еще был писатель Д.Балашов, автор его книжной серии «Государи московские». Лев Николаевич, как и А.И.Солженицын, насиделся по лагерям. И потому что мой отец тоже отбыл за «контрреволюцию» свои 11 лет в ГУЛаге даже в три захода, я с удовольствием заметил в Гумилёве ухватки старого политзэка и полюбовался на них, чего не ощущалось в Солженицыне. Гумилёв смолил «Беломорканал», цепко поглядывал и по-всякому демонстрировал, что, наверное, никому не верит, косил иронией. И вот это органично ложилось в его образ, который красочно-профессорски раскрылся потом на лекции, которую я слушал у него в Петербургском университете.
С дочерью белого полководца генерала А.И.Деникина — МАРИНОЙ АНТОНОВНОЙ ДЕНИКИНОЙ я беседовал не раз во Франции в её старинной квартире, выходящей окнами на королевский замок в Версале. Она, бывшая журналистка, писательница легко вела канву любого разговора весьма эмоционально, точно по-белоэмигрантски, старорусски. Глядя на неё, нетрудно было представлять и тогда всё еще элегантно-привлекательную Мари в прошлом как едино жившую, обедавшую с такими людьми как генерал Кутепов и другими заходящими домой к её отцу «на камелёк» белыми офицерами. В Париже живёт кучка русофобов, бегунков из Украины и России, ненавидевших Марину Антоновну за то, что она разрешила перезахоронить своих отца с мамой в московский Донской монастырь и при этом общалась с В.Путиным. Они сеют всякую дрянь, сплетни, лишь бы её очернить, вплоть до того, что и первого мужа Деникиной объявляют нехорошим. Так поэтому она с ним и развелась! До второго мужа – графа де Кьяппа на моей памяти еще не добирались, но стараются выискать всякое для оплевательства. А я скажу, что Деникина была благородным человеком. Несмотря на то, что я написал кое-что критичного о ней, Марина Антоновна не воспользовалась своей книгой «Мой отец генерал Деникин», чтобы приложить меня, как и в других наших взаимоотношениях.
По линии ВРАНГЕЛЕЙ мне довелось общаться с четверыми представителями этой фамилии. Во-первых, я переписывался с младшим сыном белого главкома Алексеем Петровичем, жившим в Ирландии, когда писал свою книгу об его отце. А побывал я в гостях в брюссельской квартире Е.Д.СПЕЧИНСКОЙ – дочери Софьи Константиновны, урождённой баронессы Врангель, эта линия Врангелей одного из пяти Домов сего рода - Koil. Елена Дмитриевна внучка полковника Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Московского полка А.А.Гебеля, потом - гофмаршала Двора, убитого в 1918 году; дочь офицера Белой армии, павшего в 1919 году; невестка офицера Лейб-Гвардии Конного полка. Она рассказывала, как десятилетней девочкой стояла перед постелью с умиравшим генералом П.Н.Врангелем. А мне вслед и лестно и удивительно сказала бывшему тут настоятелю Храма-Памятника РПЦЗ в Брюсселе о.Н.Семёнову насчет меня:
-- А он такой же, как мы.
Я удивился, поняв, что до моего визита тут околачивались некие гости из СССР, потом РФ, настроенные отнюдь не по-белогвардейски взглядами и манерами.
Памятной была моя встреча в Москве с приехавшими сюда из Канады, где жили, внучатыми племянниками генерала барона П,Н.Врангеля. Это барон С.Л.ВРАНГЕЛЬ и его сестра баронесса Н.Л.ВРАНГЕЛЬ, в замужестве Бецкая. Сергей Львович был немногословен, а Наталия Львовна меня поразила своим отношением к святости семейного супружества, как было принято в старой России. Когда я рассказывал о разводах, развалах семей в нынешней России, она едва не прослезилась и сказала недоумённо-жалостно:
-- О да, как это всё у вас тут уже привычно….
Из РАЕВСКИХ — геройского рода, в котором наиболее знаменит генерал Раевский, прославившийся при Бородино, на мою долю достались двое из наших краёв. Это известный ещё в СССР пушкинист Н.А.РАЕВСКИЙ, живший после отсидки в ГУЛаге поневоле в Алма-Ате. Он воевал в армии Врангеля капитаном, ушёл в эмиграцию, но в Праге, «освобождённой» Красной армией, его арестовали «за связь с мировой буржуазией». Николай Алексеевич был весьма учтивым человеком, которому в лагере поэтому поручили в женской бане голым зэчкам мыло раздавать. Может быть, по сей своей природной вежливости он и с Богом не по-церковному обращался, считал в духе пантеизма, что Всевышний разлит в природе. Такой подход объясним и тем, что он в 1930 году получил в пражском Карловом университете диплом доктора естественных наук.
По такой научной линии шёл и другой РАЕВСКИЙ К.С. — мой даже друг, как он меня потом назвал. Он был крупным учёным-фармакологом, членом-корреспондентом Российской Академии наук. Наше с ним общение началось с моей редактуры для «Вагриуса» рукописи воспоминаний отца Кирилла Сергеевича, который сидел на Воркуте, где и мой отец. Он жил со своей женой, врачом, на Кутузовском проспекте и там мы говорили обо всём на свете. Его мать – урождённую княжну Урусову расстреляли 24-хлетней, потом посадили отца. Бывая за границей среди потомков наших аристократических, дворянских родов, их как следует даже за месяцы не разглядишь. А вот из мироощущения К.С.Раевского, чей родословец насчитывает пять веков, я истинно понял, как чувствует и ведёт себя ВСЕГДА настоящий русский породистый человек. Он не имел ненависти к врагам его семьи, но не мог даже заикнуться на тему какого-то сотрудничества с теми, кто убил его мать и загнал за колючку отца. Кирилл Сергеевич был незыблимо ровен СО ВСЕМИ, как бы и что бы он о них не думал. И был удивительно правдив, не мог поступиться правдой даже когда нужны незначительные уступки. Он был беспощаден в этой своей родовой русской правде, с которой его предок-генерал стоял на своей вошедшей в историю «батарее Раевского», какую противник окрестил «могилой французской кавалерии». Там с прорывавшемся врагом русские дрались и рукопашно.
Есть о ком порассказать не только через плоды наших бесед, а и из нашего общения годами. Это, например, сын адъютанта атамана Г.М.Семёнова капитан французской армии, ветеран современных четырёх войн, Д.Ю.Столица; сын белого поручика, которого красные дважды водили на расстрел, настоятель парижского прихода РПЦЗ о.В.Жуков; графиня М.Н.Апраксина – дочь Н.М.Котляревского, последнего секретаря генерала барона П.Н.Врангеля; Е.О.Родзянко — правнучка последнего председателя Думы Российской Империи М.В.Ролзянко.
Однако ныне, когда за рубежом беженцами наши выпестанные Совком, РФ «аристократы», уж не больно хочется навещать Русское Рассеяние, которое было когда-то подлинно русским. Посему мне финишем этих заметок и пришла на ум «примадонна» А.Пугачёва, с какой мне тоже припало поговорить. Было это в 1990-х в огромном зале ресторана тогда ещё не снесенной гостиницы «Россия» рядом с Красной площадью. После проходившего там российско-американского мероприятия одной из тогда модных международных программ зал опустел. Я подошёл к Пугачёвой, заключительно певшей на этой тусовке, которая одиноко курила за своим столиком, ожидая её шофера для отъезда. Попросил у неё дежурно автограф, сказал сочувственные её усталому виду слова. Не утерпел и по своей привычке интервьюера спросил, покосившись на сигарету Пугачёвой:
-- А пению курение не мешает?
Она с усмешкой завсегдатайки пивняков бойко ответила:
-- А когда я пою, то не курю.
Мало мы с ней пообщались, но и того хватило, чтобы я, опытный оценщик своих собеседников, профессионально-матёрым чувством всеохватно «Пугачиху» ощутил. Даже упоминать рядом с этакой вышеозначенные фамилии грешно. А сегодня к сему прочёл в интернете, что в этом отношении ощущают окрестные жители замка Пугачёвой-Галкина в подмосковном селе с говорящим названием Грязь:
«Несмотря на экстравагантность и амбициозность строения, замок, расположенный в деревне Грязь, находится в упадке. Соседи звездной пары не скрывают недовольства состоянием здания, отмечая, что оно покрывается плесенью, а элементы фасада, такие как ворота, ржавеют. Некоторые из них даже предложили взорвать объект. Проблемы с недвижимостью, по словам местных жителей, усугубляются отсутствием должного ухода. Замок оставался без хозяев после того, как Пугачева и Галкин покинули Россию и переехали в Израиль, а затем на Кипр…
Жители Грязи считают, что дом знаменитостей следует взорвать: «Устроили Куршавель, а у нас тут деревня». До этого соседи юмориста и певицы решили подать коллективную жалобу на пару, заявив, что после их отъезда в домах других жителей потекла ржавая вода».
|
|
| |
|
