В.Черкасов-Георгиевский. КНИГА "КОЛЧАК И ТИМИРЕВА". Глава 4. «Я знаю, что за все надо платить»
Послано: Admin 02 Фев, 2011 г. - 14:24
Литстраница
|
ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ
Глава 4. «Я знаю, что за все надо платить»
Миссия адмирала А.В. Колчака, проехав через Швецию и Норвегию, оказалась в Лондоне в начале августа. Здесь офицеры наблюдали непривычные для русского глаза последствия бомбежек города с германских цеппелинов и гидросамолетов. Бомбить германцы начали в январе 1915 года и продолжили до апреля 1918 года. Немецкие летчики старались атаковать район Сити, где находились банки и главные торговые конторы, порой сбрасывали бомбы куда попало, убивая в основном женщин и детей.
Из Лондона адмирал Колчак продолжал писать Анне:
«Последнее время в Англии появилось угрожающее движение Labour Party (лейбористская партия. — В.Ч.-Г.) с тенденцией создания Советов С[олдатских] и Р[абочих] Депутатов. Это, несомненно, немецкая работа, и англичане имеют в лице Ramsay Macdonald’a достойного сподвижника Ленина и проч[их] немецких агентов, которые у нас чуть ли не входят в состав правительства. Но стоит ли говорить о политике, тем более что я почти ничего не знаю, что делается теперь у нас. Если бы Вы знали, как мне хочется участвовать в войне и думать об Анне Васильевне в обстановке, ее достойной. Только война может дать мне право на счастье ее видеть, быть вблизи нее, целовать ее ручки, слышать ее голос, и я хочу иметь это право. Но как трудно его завоевать, все, что ни делаешь, то кажется совершенно ничтожным и недостойным. И вот теперь, сидя в Лондоне, я чувствую, что я ничего не делаю уже два месяца в этом смысле, и возникают мрачные мысли, что, может быть, это не удастся сделать так, как я бы это хотел. Что, если американцы не будут действовать активно своим флотом?»
У адмирала были основные дела на морской авиационной станции в Felixtowe на берегу Северного моря. Он летал на гидропланах, с завистью следя за успехами английской гидроавиации. Когда-то Колчак неслучайно хотел на Черном море «отменить» недостаточно совершенную отечественную гидроавиацию, чтобы начать ее создавать с нуля, и теперь убедился, что был прав.
«Но как создать новое оружие в теперешней российской обстановке с «товарищами» и депутатами!» — сокрушался он про себя.
Колчак тесно общался с морским министром адмиралом Джеллико и начальником Королевской морской воздушной службы адмиралом Пэном. Он попросился участвовать в одной из обычных операций гидропланов. Джеллико уточнил, желает он идти на миноносце или лететь на гидроплане. Колчак, конечно, указал на «гидро», чтобы посмотреть их боевую работу. Адмирал Пэнн спросил, какой род операции Колчак желал бы видеть – против подлодок или против цеппелинов? Русского адмирала интересовала чисто морская операция против подлодок. Пэнн кивнул, сказав, что два «аппарата последнего типа» будут в его распоряжении.
7 августа на авиационной станции Колчака ждали два поразительных «аппарата» даже на его искушенный взгляд: уже не летающие лодки, а нечто вроде воздушных миноносцев, вооруженных пяти- и восьмипудовыми бомбами. На них стояло по четыре пулемета, были незнакомые в России по мощности двойные моторы и освоенный радиус действия. Как оказалось, до них три «аппарата» уже вылетели в море. Колчак подумал:
«– Ну, тогда встретить противника почти невозможно. Немцы не имеют таких огромных воздушных крейсеров, их «гидро» не рискнут нападать на наш отряд. А цеппелины также избегают таких встреч, как и подлодки немедленно спрячутся на глубину».
От этой пятерки английских гидропланов у немцев на море и над ним спасались все, кто мог. Адмирал, взобравшись в свою кабину, переключил внимание на техническую оснастку машины. Когда он ознакомился с управлением пулемета Льюиса и прицельным аппаратом для бомбометания, его огромный биплан взлетел вместе с другим «гидро». Машины пошли к голландскому маяку North Hinder, потом над морем – к бельгийскому берегу. В районе Hinder посредине Северного моря уже крейсеровали, победоносно выписывали круги, три гидроплана, вылетевшие раньше.
Английские траулеры и миноносцы, рыскавшие ближе к родному берегу, остались далеко позади. Внизу лежала синяя сталь – своеобразная своими оттенками вода Северного моря с обычным для него мглистым горизонтом, несмотря на день, привольно озаренный солнцем.
«Аппараты» разделились, и каждый пошел по определенному направлению, его летчики пристально осматривали море. Ни одного вражеского «гидро» не замаячило со стороны Остенде и Ньюпорта, где находились большие немецкие аэропланные станции. Не было видно в том краю и неприятельских кораблей. И только одно место показалось подозрительным Колчаку.
Оно темнело между отмелями, более светлыми, чем глубины моря. Это был какой-то силуэт, похожий на судно, лежащее под водой. Гидроплан Колчака снизился. Стали детально обследовали это место: да, по-видимому, там был потопленный пароход, по форме это не подлодка. И как потом написал Александр Васильевич Анне: «Я, приготовившись сбросить бомбы, все-таки воздержался, т[ак] к[ак] мне не хотелось делать несерьезное дело – бросать бомбы в какого-то утопленника».
К вечеру все английские «гидро» вернулись на берег, где Колчак пересел в автомобиль. На нем с бешеной тогдашней скоростью – километров 80 в час он прибыл в Ипсвич, откуда по железной дороге вернулся в Лондон. Адмиралу было жаль, что не удалось встретиться с неприятелем. Хотя понятно, что для этого нужен не один день. Или же Колчаку стоило перебраться на французский берег в Дюнкерк, откуда постоянно выходили на бомбометание эскадрильи и ежедневно сталкивались с противником. Он убедился, что англичане были хозяевами в этих местах как на воде, так и в воздухе. Немцам оставалось, что на аэропланах, что на кораблях, лишь ввязываться в случайные бои, но не систематически оспаривать здешнее английское господство.
Колчак в полетах с англичанами испытывал сладкое чувство превосходства в оружии, когда мечтаешь встретиться с противником, зная, что не проиграешь. Купаясь в этом могуществе, русский адмирал вспоминал свой флот, авиацию, и невесело делалось у него на душе.
Александр Васильевич писал Анне из Лондона:
«Невольно является зависть к людям, которые действительно ведут войну и работают для своей родины, и при этом работают в прекрасной обстановке, о которой мы утратили всякое представление. А ведь все это могло бы быть и у нас, но... лучше не говорить на эту тему.
Я думал, конечно, и о Вас, как всегда думаю во время всякой военной работы. Я уже писал Вам и говорил, что я, как ни странно, но во время военной работы вблизи неприятеля или в районе его, вспоминая Вас, переживаю вновь то чувство радости и счастья, точно я нахожусь вблизи Вас. Я понимаю, что это, может быть, нелепо, но, вероятно, я невольно чувствую себя как-то более достойным этого счастья, когда занят войной, когда нахожусь в обстановке военной работы, чем в обычных условиях будничной, серой жизни. И сегодня я так был счастлив, думая о Вас в Северном море, вспоминая последние наши дни, когда я Вас видел, когда Вы были так близко ко мне, когда Вы с такой лаской отвечали моему желанию видеть Вас, быть около Вас, слышать Ваш голос. Так хорошо вспоминать Ваши милые обожаемые ручки, Ваши глазки, так похожие на голубовато-синее море. Правда, Северное море, представляющее в этих районах местами какое-то чудовищное минное болото с тысячами мин и сетей с <подрывными устройствами> — не очень лестное сравнение, особенно на мостике миноносца или крейсера, но с аэроплана оно не вызывает своеобразных и малоприятных ощущений. Я почти с удовольствием посмотрел на всплывшую или сорванную мину, плавающую у отмелей голландского берега, — с высоты 500 метров она производит другое впечатление, чем когда проходит по борту миноносца.
Но я начал говорить вздор. А Je1licoe — настоящая химера; достаточно сказать, что все находят странное сходство между ним и мною. Я не берусь судить, насколько это верно, но некоторой общности приемов держать себя и говорить я не могу отрицать».
Je1licoe – по-английски писал Колчак фамилию адмирала Джона Рашуорта Джеллико, с которым подружился. Оба они для многих из окружающих выглядели «химерично», очевидно, и потому, что Александр Васильевич стоил, а, возможно, и превосходил талантами и отвагой этого выдающегося моряка. Можно и так сказать, что не будь кровавой смуты на родине, адмирал Колчак смог бы занять не менее почетные посты, чем его английский друг. А Джеллико на Великой войне был главнокомандующим британским флотом и вел его в Ютландском сражении 31 мая 1916 года в великой дуэли английских и германских дредноутов.
Этот затворник флагманского салона, любивший в золотом пенсне нескончаемо размышлять над картами и рапортами, дрался в тот день на Северном море как живая слава Британии. Так и остался для истории чудаком-эсквайром Джеллико на ходовом мостике «Айрон Дьюка» из того длиннейшего боя, перешедшего на ночь, – в стареньком синем непромокаемом плаще, в маленькой, видавшей виды форменной фуражке с потускневшим шитьем, в белом кашне, повязанном вокруг шеи.
С декабря 1916 до конца 1917 года Джеллико первый лорд Адмиралтейства, затем – начальник Морского генерального штаба. Под его руководством началась активная борьба с германскими подводными лодками. По окончании войны Джеллико получит высшее морское звание адмирала флота (1919) и станет пэром, виконтом со всевозможными регалиями, звездами. А белого адмирала Колчака проводит в последний путь звезда с черного сибирского неба и чекистская пуля.
(Продолжение на следующих стр.)
|
|
| |
|
