В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ. Новая книга «Антирассказы о писателях России». 1.ЛИТЕРАТУРА КАК БОЖЕСТВО -- ВИКТОР ЛИХОНОСОВ (1936 -- 2021)
Послано: Admin 26 Окт, 2022 г. - 22:11
Литстраница
|
Предыдущая публикация: В.ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ. Новая книга «Антирассказы о писателях России» -- ПРЕДИСЛОВИЕ -- https://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3769
Мое начальное эссе о В.И.Лихоносове впервые опубликовано в журнале «Смена», №1314, февраль 1982, -- Владимир Черкасов под заголовком «Слов согласность» -- https://smena-online.ru/stories/slov-soglasnost
а также в книге: Владимир Черкасов «Путешествия. Рассказы о писателях России»: М., «Современник», 1987, -- под заголовком «Где дремлют вулканы» и на сайте «Меч и Трость» -- http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&sid=1873&file=article&pageid=1
Виктор Иванович Лихоносов здесь на середине своего творческого пути
С моего случайного знакомства с писателем Виктором Ивановичем Лихоносовым (см. одно из последних его ФОТО) начались мои «Путешествия» к российским писателям и безднам литературы, которое переросло в нашу 40-летнюю дружбу. Однако верующие в Господа хорошо знают, что случайность – это язык Бога. В то лето я повез из Москвы в Краснодар одного мальчонку к его бабушке по своей семейной линии в свободное от работы время. Можно было доставить мальчика и сразу возвращаться обратно, т.к. этот бывший Екатеринодар в степях, далековатый от Азовского моря, с огненной летней жарой, когда город звенит как стеклянный, не располагал к отдохновению. Однако он под красными в 1918 и в ту мою поездку в СССР привлекал меня, племянника Императорского и Белого офицера, тем, что его геройски штурмовали в 1-м Кубанском, Ледяном походе первые добровольцы и тогда погиб их знаменитый командующий генерал Л.Г.Корнилов.
По сему антисоветскому полету мысли я набрел на имя проживающего в Краснодаре В.Лихоносова, слывшим диссидентом, еще и потому, что так настроен поныне как сын ГУЛАГовца, отсидевшего за политику 11 лет в три захода с некоторыми перерывами с 1932 по 1955 годы. Говаривали, что в своей повести «Люблю тебя светло» он описал в образе главного героя самого Солженицына! Был невыездным за границу. Решение пойти к Лихоносову в гости было так же профессиональным, к тому времени я уже проработал десяток лет в журналистике и не мог упустить возможность пообщаться с таким интересным человеком, а-то и взять у него редкостное для эдакой полускандальной персоны интервью.
Виктор Иванович сразу понравился мне своим неким пушкинским образом -- голова в кольцах волос, выразительная игра лица, порывистось, а главное – задушевность его беседы. Я очарованно нащупал это по Пушкинской теме, потому что живу в доме на Бауманской (бывшей Немецкой) улице в бывшей Немецкой слободе, во дворе нашего дома бюст юному поэту и мемориальная доска, что Пушкин родился в здешних пенатах. На Лихоносова, совершенно поглощенного русской литературой, это магически действовало, как потом выяснилось наяву. Однажды, когда он в очередной раз ночевал у меня в частые его приезды в Москву, я услышал через дверь его спальни, как он, вставши с постели, вдруг с чувством сказал:
-- Здравствуй, Пушкин!
Наша первая же длинная беседа духовно сроднила нас по всем подпольно-антисоветским параметрам. Лихоносов поклонялся подвигам Белой армии и доказал потом это, кроме многих текстов по Белому Делу, тем, что был одним из главных инициаторов воздвижения памятника в полный рост генералу Корнилову в Краснодаре в 2013 году. Оказалось, что в «Люблю тебя светло» он описал не менее трагичную и знаменитую фигуру, чем А.Солженицын, -- гулаговца писателя Ю.Домбровского. А я встречался с ним в Москве. И еще мы личными знакомыми пересеклись по И.А.Бунину. Лихоносов, его страстный знаток и ценитель, переписывался с известным бунинским исследователем П.Вячеславовым, а я виделся с ним в Москве.
Меня покорила любовь Лихоносова к Кубани с ее российско-казачьей родословной, увенчанной древнерусской Тьмутараканью, которая потом названа Таманью. На этом побережье Азовского моря в поселке Пересыпь у писателя был дом, где жила его мама. Они с ней переехали из Сибири, и в этот особняк я потом много раз приезжал пожить за десятилетия нашей дружбы. А в первое наше общение меня так воспламенили лихоносовские рассказы о Тамани, что я вместо обратной дороги в Москву на следующий же день поехал автобусом долгие несколько часов туда. Я бродил по Тамани и жил там в «чичиковской» гостинице, как окрестил ее Лихоносов, в соответствии с превосходным рассказом Лихоносова «Осень в Тамани».
Когда я вернулся в Москву, первым делом написал очерк о ней и просил поставить его в журнал под заголовком, перекликающимся с лихоносовской «Осенью» -- «Лето в Тамани». Но редактор усмехнулся и поставил еще более знаменитый заголовок -- «Тамань» (по шедевру русской прозы -- рассказу М.Лермонтова), назидательно сказав:
-- Есть более отличное название.
С пушкинской ноты наше общение с Виктором Ивановичем началось и так лермонтовски засияло, потому что мой очерк «Тамань» потом я видел в раскрытом на нем журнале, почетно положенным в экспозицию Таманского краеведческого музея.
Литература для Лихоносова была вроде божества. У него в ней было два кумира – И.Бунин, М.Шолохов. Странно, однако в Лихоносове вполне уживалась приязнь к автору ненавистных к большевикам «Окаянных дней» Бунину и к бывшему бойцу ЧОНа, продотрядчику Шолохову. В.И. покоряло, несмотря на разницу биографий, натур, их высокое художественное дарование. Лихоносов из-за талантливости мог простить многое любому человеку, литература была для него как бы мистической идеей. Он постоянно имел при себе ежедневник, в который всю жизнь заносил свои писательские мысли, наблюдения. Ежели хотел что-то особенное из окружающего отметить, с пиететом восклицал:
-- Об этом можно написать!
У В.И. был великолепный литературный вкус, он умел несколькими словами точно оценить любое произведение. Во многом Лихоносов помог мне, когда я начал литераторскую карьеру, стали выходить мои книги. Его советы, суждения были безошибочны, могущественны.
Некоторые почитательницы лирической лихоносовской прозы называют В.И. «русским Мопассаном». Он обладал чудесным проникновением в женскую психологию, душу. Это шло у В.И. от вещей Бунина, а его знаменитый роман о кубанских казаках «Наш маленький Париж» навеялся, думаю, шолоховским «Тихим Доном». Из старших коллег-современников Лихоносов знал лично и почитал старого гулаговца Ю.Домбровского и «советского Чехова» -- Ю.Казакова. Из «деревенщиков», к которым причисляли Лихоносова, хотя он был среди них несколько инороден бунинским пристрастием, В.И. остался последним крупным «шестидесятником» после кончины В.Распутина, В.Астафьева, В.Белова, Е.Носова. Он так же был, думаю, лучшим стилистом в российской прозе после кончины Ю.Казакова.
Посмотреть на Шолохова Лихоносов еще студентом к нему на Дон добрался, а вот в бунинский Париж его из СССР так и не пустили. Но В.И. из-за матерой мечты побывать там выучил даже французский язык. А из РФ Лихоносов в Париж сам так и не собрался, хотя его лучший роман называется ни много -- ни мало «Наш маленький Париж» -- о ставшим для него, иногороднего, как говорят о приезжих казаки, второй родиной. Может быть, опаска увидеть, ощутить на себе в Париже не то, что ожидал, хотел, пошла у В.И. после поездки группы «фашистско-националистических» российских писателей, как позорили их либералы, в 1990-х в США?
Группу эту возглавлял отчаянный главред самого «черносотенного» журнала «Наш современник» С.Куняев. Они дружно надеялись добраться в Вермонт к А.И.Солженицыну, чтобы тот как бы благословил на дальнейший патриотизм за несгибаемую их в интернациональном СССР русскость. Однако главная звезда тогдашней русской литературы Исаевич (хотя его отца звали Исааком) их не принял. Он чистосердечно высказался приблизительно так о русофильски настроенных в советской и послесоветской России таких, на его взгляд, писателях:
-- Эти русские патриоты так сплелись с красными, что уж больше не расплетутся.
А Лихоносову прямо сказали в США эмигрировавшие старики-казаки о его
«Париже», где главными героями были императорские казачьи офицеры:
-- Ваш роман не белый, а розовый…
Попытка «вскользь» пробраться по периоду гражданской войны в этом романе свелась у В.И. и к обязательному для всеядной читабельности реверансу в сторону либералов, у которых главным оружием против русофилов, «русистов» было указание на их якобы антисемитизм. Виктор Иваныч ввел в роман сцену, как русский человек, влюбленный в еврейку, жертвенно идет за ней в гитлеровские концлагеря смерти.
Лихоносов писал этот свой «Тихий Дон» как якобы внутренне-эмигрантский Парижик в Краснодаре с претензией на эпику, но из-за общественной и главлитовской цензуры гасил его в бытовые события. Дело было не только в этих секирах, свистевших в СССР над головами всех пишущих, В.И. при всем воспевании им белых казачьих героев в своей публицистике, очерковости, особенно на посту главреда журнала «Родная Кубань», относился к Великой Отечественной войне 1941-45 как советский патриот. У него отец красноармейцем погиб на фронте в 1943, он дорожил той войной как «советско-отечественной». Между тем множество казаков влились в ряды вермахта после прихода на Дон и Кубань гитлеровцев, создали свои подразделения, отчаянно воюющие с Красной армией, которые опекали старые белоказачьи вожди С.В.Павлов, А.Г.Шкуро, П.Н.Краснов, самым ударным стал 15-й казачий корпус под командой Гельмута фон Паннвица. Для них ВОВ была 2-й гражданской войной после того, как комиссары и чекисты расказачивали геноцидом казаков. Для них советские остались красными врагами, от которых надо было освободить Россию для выживания казачьего и русского народа. Но Лихоносов не выносил, если эти казаки, их сподвижники называли своих противников на той войне по-старому, как на 1-й гражданской, -- красными. Тут для него сталось, что на ВОВ правда была только у Красной армии.
Раздвоенность в любви к чоновцу Шолохову и яро антисоветскому Бунину переливалась в Лихоносове. Это и охладило наши с ним взаимоотношения за несколько лет до смерти В.И. Я после тесного общения в парижах с потомками белых воинов и издания моих книг «Генерал Деникин», «Генерал П.Н.Врангель -- последний рыцарь Российской Империи», «Вожди Белых армий», «Колчак и Тимирева», дилогии белогвардейских романов неприязненно относился к панибратству в РФ симпатизантов Белого Дела с просовково настроенными деятелями. Лихоносов же по своему глубокому уважению ко всем мероприятиям Союза писателей России -- во многом наследнику былого СП СССР общался с кем ни попало. Однажды я приступился к нему с обличениями по такой двойственной позиции. Он раздраженно ответил мне:
-- Да что ты хочешь? Я – советский писатель.
В.И. был мягкий, вежливый, смиренный человек, над которым посмеивался горлопанный Куняев, называя его «кротким». Сие линяло компромиссностью и потому, что в последние годы жизни Лихоносову доверили издавать журнал «Родная Кубань» на средства администрации Краснодарского края. Занимаясь этим, В.И. прекратил работу над прозой как таковой. Писал, публиковал лишь что-то вроде откровений, дневниковости под шапками «Записи перед сном», «Одинокие вечера в Пересыпи».
В Бога Виктор Иваныч верил тоже своеобразно. Когда его однажды прихватил сердечный приступ и оказавшийся рядом бывший священник предложил ему помолиться и пойти к врачу, Лихоносов предпочел сначала отправиться все-таки к доктору. Его в Краснодаре так уважали, что в храме, куда В.И. ходил на богослужения, писателя усаживали прямо в алтарь, как клирика, на отдельное кресло. Когда я заметил В.И., что сие ему не по духовному чину, он лишь рассмеялся и не увидел в том ничего удивительного.
Да, именно в Литературе Лихоносов всегда самыми разными измерениями искал ответы на все свои вопросы. Он ею заряжался, бредил, наслаждался, купался во всевозможных извивах мастерства Словом. И все-таки на четыре последних года лихоносовской жизни Бог дал ему шанс погрузиться в глубокое смирение и жертвенность просто, когда его жена Ольга Борисовна по болезни оказалась обездвиженной.
Лихоносов находился при ней постоянно, хотя у них была дочка с мужем и внуками, живущими отдельно. Когда я последний раз позвонил ему за три месяца до кончины на его 85-летие, Лихоносов сокрушенно сказал, что уже давно не был даже в любимой им Пересыпи. Он и помер с супругой едва ли не в один день, как в старинных романах с мечтой о единой кончине возлюбленных. А ведь у них с Ольгой Борисовной было ранее не очень гладко. Они вместе заболели ковидом, попали в больницу. Сначала умерла Ольга Борисовна, за нею через неделю – Виктор Иванович. Похоронили, как завещал, писателя в лермонтовско-лихоносовской Тамани.
Мне не забыть слова Лихоносова, сказанные им еще в нашу первую встречу в сумрачной комнате его квартиры, занавешанной с улицы раскидистыми кронами кубанских деревьев. Они всегда вели меня в писательстве:
-- Я считаю, что фраза – это душевный жест. Вся расстановка слов – от душевного склада писателя. Я прислушиваюсь к той мимолетной, внутренней речи, которую произносишь про себя, ловлю кружение слов. И вот вдруг фраза блеснула (иногда выскакивает целый абзац). Скорее, не фраза, а брожение слов, предчувствие верной ситуации, какого-то поворота в душе персонажа, погружение в тайну. Надо торопиться, чтобы не ушла таинственная, чудесная жизнь. Потом дорабатывай, убирай повторы, ищи слово поточнее. Но это уже дело второе. Нерв пойман! За то, что хвалят, найдено только чувством, душой. Литература – не от головной боли. Русская литература – гармония сердца и ума.
|
|
| |
|
