В.Черкасов-Георгиевский «На даче летом 2015»
Послано: Admin 31 Июл, 2015 г. - 23:03
Мемуарное
|
О моем лете 2015 года также см.: В.Черкасов-Георгиевский «На берег морской со своей неуёмной тоской. Пятый раз в 2500-летней Горгиппии – черноморской Анапе августом 2015» -- ФОТОРЕПОРТАЖ>>>
О своей даче в Калужской области под Боровском, где в монастыре сидел протопоп Аввакум, погибла в заключении боярыня Морозова, по Киевской «железке» я уже писал с фоторепортажем: В.Черкасов-Георгиевский «Славный православный Боровск, под которым на даче живу. В 1918 отец Сергий Маккавейский здесь благословил крестьян с офицером Розовым на антибольшевицкое восстание»>>>
Вид дачи с первым мезонином недалеко от домика кухни. Фотосъемка утром 31 июля 2015 года.
Тот же вид дачи со вторым мезонином с другого торца. В комнате у первого окна справа под мезонином на первом этаже дома я пишу. Вдали слева за крыльцом -- кухня. За ней -- силуэт кирпичного дома на соседнем участке, в котором вложившиеся в эту собственность хозяева никогда не жили, а недавно стены дома треснули из-за плохого фундамента. Здесь сплошная тишина.
Таковы фоты моей дачи и ее участка в 12 соток. Два мезонина дома срублены, отделаны лично моим покойным отчимом Евгением Ксенофонтовичем. А дом мы ставили с ним в конце 1980-х годов вдвоем. Опытный плотник, построивший в здешней округе с сотню таких дач, он перед возведением мезонинов все-таки съездил в недалекое по нашей железке Переделкино, где кучно обитают московские писатели. Присмотрелся там к классическим мезонинам писательских дач, потому что я заказал Ксенофонтычу мезонин в память чеховского рассказа «Дом с мезонином», а он отгрохал их два:
-- Как рубки корабля. Я ж моряк, -- вспоминал Ксенофонтыч свое фронтовое прошлое.
Вид дачи от леса
Нынче очередное лето, которое я провожу на даче, как уже привык за последние годы. Раньше любил ездить за границу, но уж столько там видел, а многое не по душе (см.: В.Черкасов-Георгиевский "КОНЕЦ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ". Путевые заметки июля-августа 2011 года>>>), что покойнее мне в жаркое время на клочке моей старорусской земли. В прошлом году не захотел сопровождать супругу даже в Англию, Шотландию, где никогда не бывал. В это лето не поехал с нею в Германию к нашей давней знакомой, отчего не попал и на пресловутые Канарские острова, куда устремилась из Неметчины на три недели жена с подругой и ее маленьким сыном.
Угнетает в современной Западной Европе хамское засилье цветных мигрантов из ее колоний. Мы в РФ и так живем среди потомственных советских хамов изо дня в день. С какой стати бить ноги на чужбину, чтобы глазеть на диковатых туземных!
Причина так же в том, что с 1980-х годов я ездил по миру с международными общественными делами по «Программе 12 шагов», потом с церковными по линии РПЦЗ. Живал в Зарубежье не праздношатающимся туристом, а среди собратьев по деятельности, по Церкви, вникая в их заботы и нужды, чему-то учился, чем-то помогал сам. Зевакой и отдыхающим для укрепления здоровья я там не привык, для сего после ухода на пенсию я ежегодно отправляюсь в санатории на Минеральные воды или Черное море -- опять-таки в России. Даст Бог, в надвинувшемся августе снова окажусь в давно оздоровляющей меня Анапе.
На даче я дописывал свой роман «Меч и Трость». Здесь легко сосредоточиться, интернет по USB пробивается редко и то лишь на час-другой, телевизора нет. Я понял, отчего писателей тянет для работы в дома, комнаты, приникающие подполом к земле. Это совсем другое, нежели в городской инсуле на высоком этаже. В дачном окне рядом с письменным столом за стеклом реют деревья, кусты, близка земелька в колышущейся траве. Ты буквально на ПОЧВЕ. Минимальная рабочая рама вокруг -- земля, небо, древо растений и жилища. В этой куще ты плодоносно одинок, редкие прохожие, соседи движутся вдали за валами только твоей территории. Это высокий Божий и рабочий быт -- монах и крестьянин вершат свои труды в своем скиту, из избы на своей земле.
Общий вид дачной усадьбы, слева домик кухни
На этой фотографии (за белой плиточной дорожкой между домиком кухни и нависающим мезонином) по горизонту участка видны высокие кроны лесных деревьев. Это остатки когда-то дремучего леса, шедшего к Малоярославцу, к Калуге. Перемешка берез, осин, елок так хороша, что на запорошенных палой листвой, иголками залысинах краев, опушек издревле зреют раскидистые грибницы подосиновиков, подберезовиков, белых боровиков. Это киевское направление от Москвы самое грибное. Зажата сия последняя пядь леса рядом со мной лавиной дач, кое-где уж пронизана шикарными особняками, но толпы грибников рыщут. Ведь постоянно хватает по корзинке самым первым из них на рассветах в нынешнее потное лучами и дождями лето.
В лесу и неутомимое рыболовное озерцо, оно илисто, в камышах, привольно для неиссякающих в нем карасей. А ежели вы решительны поймать покрупнее золотоперых -- с ладонь и поболее, то надо идти за лес к другому водоему -- большому длинному озеру.
Тут издавна русские природные угодья. Дачнику мила их заброшенность, но деловая жизнь стучит, грохочет, воняет свое. За полями запустили новый сталелитейный завод, на бывших лугах присобачили такой же просторный завод мраморной крошки, завилась железнодорожная ветка к таможенному терминалу, вкалывает неподалеку филиал «Самсунга». Где как, а в Калужской области производство наращивается, «мерзость запустения» это про другие места РФ. Тут всего 90 км от Москвы, местным пажитям от энергичных людей пощады не будет.
Однако полнолунной ночью деревья все еще почти касаются макушками сливочного диска, сметанно заливающего светом дачу. Все еще тычутся жадными ротиками караси к комочкам манной крупы на рыбацких крючках в наших озерах. Палевыми, карминными, карими шляпками буровят траву упругие грибы. А под солнцем неподалеку изумрудно лежит по холмам над извивами речки Протвы борами сосен и церквей тысячелетний Боровск, осеняя хрусталем воздуха окрестные наши россыпи домов.
|
|
| |
|
