В.Черкасов-Георгиевский. РЫБАЦКИЕ РАССКАЗЫ: 1."Ты врезаешься в ослепительный, белоснежный день". 2."Там, над рекой поднималось солнце".
Послано: Admin 25 Фев, 2011 г. - 18:38
Литстраница
|
ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ РЫБАЦКИХ РАССКАЗОВ С ПРЕДИСЛОВИЕМ "СЕМИДЕСЯТНИК">>>
ТЫ ВРЕЗАЕШЬСЯ В ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ, БЕЛОСНЕЖНЫЙ ДЕНЬ
Отлично клюет первые две недели на любой российской замерзшей реке. Здесь же, под крутояром, водились огромные лещи -- ЛАПТИ, как называет их восхищенный рыбак. Затемно утром подошел я к обрыву. Овсянка, червячки мотыля грелись в коробках за бортами полушубка. Прижимая наживки к сердцу, перехватив ремень ящика со снастями, опираясь на пешню, я начал спускаться ко льду. Трещал тальник, другого берега в сумраке было не видно, но я чуял (жаркой волной накатилась охотничья радость) -- не только тут на "моем" месте, но и по всему руслу сейчас нет рыбаков. Стала Волга, безмолвно белела ее ледяная крыша.
В крепости льда я не сомневался. Вчера у магазина "Рыболов-спортсмен" на Тишинском рынке пожилой рыбак божился, что на днях ловил с "железного" десятисантиметрового льда...
Лед рухнул в трех метрах от берега: "ах" я не успел сказать, как уже стоял по грудь в ледяной воде. Хорошо, что достал ногами дно!
-- Пропал день!
Мужик, в избе которого в деревне на берегу я сушился, хохотал на эти мои слова. Смиренно смотрела на меня хозяйка, и было в ее глазах великое недоумение, с которым собирают нас женщины в мороз, метельный ветер на зимнюю рыбалку. Но откуда им знать, как пожирает леску лунка. Как, глядя на сторожок удочки, думаешь о рыбе... В кромешной темноте подледного дна она отыскала наживку. Всасывает, целует, впивает, пожирает ее. И пронзенная крючком рвется, извиваясь. Откуда им знать, как, вытаскивая рыбу из этого гигантского аквариума через отверстие с блюдце, сам врезаешься в ослепительный, белоснежный день.
В.Черкасов-Георгиевский на озере Селигер Московской области в 1960-е годы, еще до солдатской службы в армии. Слева направо: торчит бамбуковая ручка черпака, воткнутого в снег, удаляющего наледь и снежную крошку в лунке; сижу на рыбацком ящике-чемодане, перед ним удочка в лунку, далее направо плохо видна воткнутая в лед пешня.
Несколько дней спустя я среди рыбаков с первой московской электрички снова шел полем по глубокому снегу к Волге. Как в разведке, шли мы молча, след в след, вглядываясь в ориентиры.
Леща, окуня, плотву, ерша ловят в основном на водоемах зимой. Хочется, конечно, просверлить лунку над местом, где берут самые крупные из них, но по перволедью рыба редко долго стоит на месте. Она плавает себе в разнообразных направлениях, а рыбак, вспотевший на морозе, все буровит новые дырки во льду.
Дорого, что только зимой можно всласть половить на мормышку. Сколько откровений разведано изобретателями этого крючка, впаянного в грузики самого разного металла, цвета, формы, веса! Рыбу, прикошмаренную нехваткой кислорода под промозглой шубой, очаровывает мормышечная игра. Окунь, ерш очень любят ее: бандитски, нахрапом хватают забаву. Плотва и лещ берут мотыля на жале мормышки интеллектуально-гурмански, как большое лакомство. В ответ на их жест так же деликатно, плавно сгибается сторожок: устройство с пропущенной через него леской на кончике шестика удочки. Как люди, рыбы ведут себя строго по своей натуре, характеру. Пусть у всех подводных жителей с жабрами кровь холодная -- порода все-таки на особицу.
Мне, за что недавно и тонул, хотелось половить опять плотву или леща. Приехал я на этот раз вместе с моим другом Бородой. Был он, как всегда в вагоне электрички, задумчив и хмур, будто бы ехал на трагическое, но святое дело.
-- Я -- за белых рыб, -- по своей любви к лозунгам сказал на этот раз Борода. (Имея в виду плотву, леща, уклейку, рыбца и тому подобных, каких берут на удочки с обычными крючками, а, может, -- и донное Белое Движение?) -- Благородной они души существа.
Остальная компания на скамейках вокруг помалкивала, но снасти этот народ держал в чемоданах гангстерские -- мормышки от мала до велика, блесны многих систем.
На берегу нам бы было лучше разойтись с их командой сразу. Но еще в электричке наши промороженные души сроднились под звездой всемирного братства рыбаков. Жалко расставаться с артелью на безмолвных, пустынных просторах. Шутка в ватаге скрасит, обогрев минуты бесклевья. И мы сели с попутчиками у берега, поросшего тростником, сначала все же на окуня.
"Окунятник", да еще вооруженный блеснами на щуку и судака, -- отчаянный и бескомпромиссный человек. Он ищет лунку, из которой сразу набьет ящик.
-- Мужики, -- сказал наш матерый старшина с поседевшей грудью, зияющей из расстегнутого настежь ворота рубахи в проеме ватника, -- если полчаса здесь жора не будет, рванем к тому берегу.
Все замолчали. Мормышки упали на дно и заплясали. Впился добытчик глазами в сторожок, рука делает замысловатые движения, а боковым зрением, слухом сам насторожился рыбак. Бдит -- кто первым подсечет, отбросит удильник и начнет выбирать леску с пружинной серебряной рыбой?.. Брал же мелкий окунь -- нагло, засекаясь с поклевки. Еще не очухался, а уж барахтался в снегу. Но не попадалось тех, доблестно-перламутровых, чьи хвосты торчат из сковородки. Рушилась мечта.
Они встали и с ломами, ледобурами наперевес пошли к противоположному берегу. Мы переглянулись с Бородой. Нас неудача с полосатиками не удручила, мы живо верили, что грядущая белорыбица порядком выше дерзкого окуня. Иначе почему порой плотва и лещ всасывают наживку и внимательно держат ее во рту, прежде чем проглотить? После героической атаки окуней они могли приплыть сюда и, пошевеливая толстыми спинами, делать круги над крючками. Да и не зря же, видит Бог, именно для них, как для капризных детей, варили мы дома аппетитную кашу. Сдабривали ее специями, чтобы загрузить объедение в лунки, привлечь проплывающую стаю, а потом, раскинув еще и поплавочные удочки, перетаскать всех до одной из стаи!
Подкормили и закинули поплавочные батареи. Осталось -- ждать. Для не умеющих ждать в наши дела пристраиваться нечего. Мало-мальски одаренный ловец умеет ждать не хуже снайпера. Эта привычка потом орхидеями удачи перенастраивала и мою жизнь.
Сквозь тучи глянуло солнце. Снег засиял, зацвел радужно. Отчетливо обозначилась панорама реки. Вон у соснового бора притулилась деревенька, разноцветными фантиками под ней рассыпались лодки, вытащенные на берег. Тихо, бело, величественно на водоеме. Но лед иссверлили, изрубили лунками, вытоптали пушистый снег, окрест спички, окурки. Наверное, другие люди, не рыбаки, глядя на такое, могут думать о нашем брате вроде азартников на "одноруких бандитах" казино? Важна ли нам эта самая Душа Природы? Тем более, что в рыбацком кругу разговоры ведутся обычно лишь о клеве, снастях и способах ловли. Это так. Но, честное слово, полетны рыбацкие сердца. Разве не говорили бы ловцы на эти темы, так любовно, если бы охота за рыбой не разворачивалась на воде, в которой отражается небо с солнцем; не раскидисто бы шла в лесных и травяных дворцах?
Продолжали брать окуни. А тут еще подошли ерши, сопливое, бестолковое охвостье. Мы взвалили ящики на спины и затопали к другому берегу. Там рыбаки сидели, будто вОроны. Наш старшина грыз сосульки в усах и с большой мрачностью не сводил глаз с лунки. Около нее лежали-таки два мощных красавца окуня. Его удача и пригвоздила отряд рыбаков. Он взял этих полосатиков с час назад, и с уже ослабевающей решимостью ждал их товарищей.
Мы повернулись и зашагали к заветному моему крутояру у деревеньки, где я недавно крестился волжской водой и где должны были брать лещи-лапти. Там мы по размеренным правилам артподготовки проделали россыпь лунок и снова поплавочные пушки взяли на прицел глубину в дуэте с пулеметами мормышек.
Короток зимний день, через три часа наступят сумерки. Но в их преддверии и рыщет за ужином лещ.
Тягостно время текло, не шевелились сторожки и поплавки. И грезилось, какой возвышенной жизнью живут вдруг сейчас наши товарищи... Быть может, пошел у них окунь-великан... Машут руками рыбачки, выбирая леску; рукавицы отброшены в сторону -- только успевай снимать рыбу да насаживать мотыля, курить некогда... Мучило нас -- уж лучше таскать окунишек-недомерков, даже ершей, чем сидеть и долго ждать над водой счастья...
Первый раз клюнуло у Бороды. Он по долгожданности чуть не упал с чемодана. Но наглухо заглотнул лещ овсянку и Борода подсек его вовремя. Лаптем, истинным муромским лаптем лег тот на лед, бокастый, тугоспинный, с розовыми жабрами и чешуей. Мое сердце стучало на всю реку, в этот момент я ненавидел Бороду.
Теперь мы не смотрели на часы. Черные глазницы лунок заворожили нас. Они очень солидные, эти лещи. Они сразу не станут толкаться у мотылей и шариков каши внизу, не сгрудятся вокруг. Следующая жертва, возможно, захочет не торопясь попробовать насадку.
Да, лещи по-боярски важны и они, видимо, долго кружили в наддонной мгле, прежде чем загипнотизироватьоя приманкой. А когда наступил этот миг, они пошли на крючки плавник к плавнику, беззаветно, как подобает в штурме. Круговорот водяного течения, комбинация тончайших игл солнечного света с неба лазарно пали на площадку именно под нашими лунками так, что лещам страстно захотелось очутиться в этом силовом поле. Схватить редко-редкую в этих студеных далях еду! Конечно же, на них подействовало солнце, хотя било сквозь мутный хрусталь в снегах, магия тока воды и наши трепетные помыслы с Бородой -- вдохновленные глубоким почтением к их чешуйчатому невозмутимому роду.
Я вытащил пять лещиных бревен, и Борода выхватывал еще тоже. Пусто было далеко вокруг, но каждый раз, воровато оглядываясь, мы заталкивали рыбу в ящики. Какие подарки получили бы мы, сядь на это место с утра!
Быстро темнело, до станции неблизкий путь. Опоздав на поезд, нам пришлось бы ждать следующий до ночи. Подобные мысли давно улетели.Ну хоть еще по одному взять на брата!
Когда поплавков стало не видно, мы начали собираться. Только выпрямившись во весь рост, я почувствовал, как замерз и мышцы затекли.
Мы шли обратно в такой же темноте и по тропе, сбиваясь в сугробы, как утром, тяжелее стали ящики. Мы шли молча, след в след, весело, как члены поисковой группы, возвращающиеся после выполненного задания к печурке блиндажа.
Знакомые рыбаки встретили нас на станции громкими возгласами. Они ужинали с водочкой, отогревались. Мы с Бородой примостились на чемоданах рядом. Все молчали и закусывали. Я вежливо опросил:
-- Как ловилось?
-- Да взяли по полсотне недомерков, -- махнули руками в ответ.
Мы помалкивали. Старшина присмотрелся к нам и спросил настороженно:
-- Как у вас?
Не сдержавшись, мы одновременно улыбнулись. Борода поднялся, расправил плечи и открыл ящик. Лучше раз показать, чем сто раз обсказать. В его закромах блистающим сенокосом лежали снопиками богатырские лещи. С белыми мы победили.
(Рассказ опубликован в газете "Московский комсомолец" 18 января 1973 года)
(Следующий рассказ на 2-й стр.)
|
|
| |
|
