Философ И.А.Ильин о писателе И.А.Бунине: «Бунинъ видитъ въ человѣкѣ мракъ и хаосъ, а нуженъ ангельскій зракъ, нужна духовная очевидность» Статьи / Литстраница Послано Admin 31 Дек, 2013 г. - 10:22 |
Из книги И.А.Ильин «О тьме и просветлении. Книга художественной критики» (Мюнхен, 1959). Из главы «ТВОРЧЕСТВО И.А.БУНИНА»  Толстой п о э т ъ инстинкта; Бунинъ его а н а т о м ъ. Толстой знаетъ положительныя силы инстинкта, его здоровыя, творческія проявленія. Бунинъ созерцаетъ преимущественно слѣпую власть инстинкта, его разрушительные порывы, его больныя, смятенныя судороги. Толстой показываетъ не только нравственные провалы инстинкта («Власть Тьмы»), но и его зиждущій, живой «этосъ», развертывая его въ великую н а ц і о н а л ь н у ю \ п а н о р а м у («Война и Миръ»). Бунинъ сосредоточенъ почти исключительно на д о-н р а в с т в е н н ы х ъ \с т р у я х ъ \и н с т и н к т а , онъ н е живописуетъ его с о з и д а т е л ь н ы х ъ , б л а г и х ъ\с и л ъ и ограничивается при этомъ и н д и в и д у а л ь н ы м и \с о б ы т і я м и... Въ пониманіи Бунина великіе мыслители и художники, — онъ называетъ единымъ духомъ Будду, Соломона и Толстого, — суть «люди райски чувственные въ своемъ міроощущеніи, но, увы, Рая уже лишенные». Это — «люди, одаренные великимъ богатствомъ воспріятій», «люди мечты, созерцанія, удивленія себѣ и міру». «Богатство способностей, талантъ, геній» — есть для Бунина не что иное, какъ «богатство . . . отпечатковъ (и наслѣдственныхъ, и благопріобрѣтенныхъ)», остающихся въ человѣкѣ отъ того, чѣмъ онъ жилъ и чѣмъ жили его предки, и сохраняющихся въ немъ «какъ бы на какихъ то несмѣтныхъ, безконечно-малыхъ, сокровеннѣйшихъ пластинкахъ» . . . Къ этому богатству отпечатковъ присоединяется особая «чувствительность» ихъ и «количество ихъ проявленій» . . . Такіе люди суть одновременно «великіе мученики» и «великіе счастливцы», и . . . н а п о м и н а ю т ъ \г о р и л л ъ. «Гориллы въ молодости, въ зрѣлости страшны своей тѣлесной силой, безмѣрно чувственны въ своемъ міроощущеніи, безпощадны во всяческомъ насыщеніи своей плоти, отличаются крайней непосредственностью, къ старости же становятся нерѣшительны, задумчивы, скорбны, жалостливы . . . Какое разительное сходство съ Буддами, Соломонами, Толстыми ! И вообще, сколько можно насчитать въ царственномъ племени святыхъ и геніевъ такихъ, которые вызываютъ на сравненіе ихъ съ гориллами даже по наружности! Всякій знаетъ бровныя дуги Толстого, гигантскій ростъ и бугоръ на черепѣ Будды и припадки Магомета» . . . «Всѣ эти Соломоны и Будды сперва съ великой жадностью пріемлютъ міръ, а затѣмъ съ великой страстностью клянутъ его обманчивые соблазны» . . . Эти особые люди, «которыхъ называютъ поэтами, художниками», обладаютъ «способностью особенно сильно чувствовать не только свое время, но и чужое, прошлое, не только свою страну, свое племя, но и другія, чужія, не только самого себя, но и прочихъ,— то есть, какъ принято говорить, способностью перевоплощенія, и, кромѣ того, особенно живой и особенно образной (чувственной) памятью»... Бунинъ — поэтъ большого, тонкаго ума и самосознанія. Въ этихъ признаніяхъ онъ поднимается до большой зоркости и точности въ характеристикѣ с в о е г о \а к т а. Художественный актъ его состоитъ въ ч у в с т в е нн о м ъ \в о с п р і я т і и\ и\ ч у в с т в е н н о м ъ \и з о б р а ж е н і и \в о с п р и н я т а г о . Требованія, которыя онъ себѣ ставитъ, суть — т о ч н о с т ь , к р а с о т а \и \с ил а , с п о с о б н ы я \з а р а ж а т ь \д р у г и х ъ \тѣ м ъ, ч ѣ м ъ \о н ъ \с а м ъ\ ж и в е т ъ . Условіемъ для исполненія этихъ требованій является: р а й с к а я \ч у в с т в е н н о с ть\ въ\ м і р о о щ у щ е н і и ; н е п о с р е д с т в е н н о с т ь и \н е н а с ы т н о с т ь въ наполненіи своей образной, чувственной памяти; б о г а т с т в о \и \ч у в с т в и т е л ь н о с т ь\э т и х ъ \ч у в с т в е н н ы х ъ отпечатковъ. «Съ годами» у такихъ людей «возрастаетъ религіозность», «то есть, страшное чувство своей связанности со Всебытіемъ — и неминуемаго въ немъ исчезновенія». Не будемъ поднимать вопросъ о томъ, религіозность ли это, и въ чемъ состоитъ н а с т о я щ а я религіозность. Бунину дѣйствительно присуще это чувство, именно какъ страшн о е чувство, уводящее его въ глубину т е м н а г о , р о д ов о г о \и \в с е м і р н а г о опыта, того опыта, изъ котораго Шопенгауэръ почерпнулъ свое ученіе о темной волѣ, какъ субстанціи міра, а Эдуардъ фонъ Хартманъ — свое ученіе о Безсознательномъ. Художественный актъ Бунина таковъ, какимъ онъ самъ его осозналъ и описалъ. Этотъ актъ присущъ не только Бунину, но и другимъ, близкимъ къ нему, в н ѣ ш н е - о п ы т н ы мъ художникамъ. Есть однако множество х у д о ж н и к о в ъ , которымъ такое строеніе акта н е присуще. Это актъ е с т е с т в е н н а г о , п р и р о д н а г о человѣка, плѣненнаго природою и выходящаго изъ нея лишь настолько, насколько это необходимо, что бы описать и выразить ее. Это актъ существа, живущаго прежде всего и больше всего и н с т и н к т о м ъ во всей его первобытной цѣльности, непосредственности, несломленности, родовой-предковой древности, наивности и жестокости; можетъ быть — первозданности, дикости, свирѣпости . . . То, что Бунинъ видитъ и описываетъ, соотвѣтствуетъ именно такому опыту и воспріятію : это есть или п р и р о д а , в н ѣ ш н я я \ч е л о в ѣ к у , — пространственное инобытіе; или же ч е л о в ѣ к ъ , о с т а в ш і й с я \п р и р о д о ю — «homo sapiens», прикрытый оболочкою цивилизованнаго быта; б і о л о г и ч е с к а я \о с о б ь еще не с т а в ш а я \л и ч н о с т ь ю. И замѣчательно : чѣмъ полнѣе человѣкъ остался п р и р о д о ю , тѣмъ точнѣе, убѣдительнѣе, разительнѣе искусство Бунина; тѣмъ болѣе пронизывающе и потрясающе оно дѣй ствуетъ на душу читателя. Какъ х у д о ж н и к ъ \ч у в с т в е н н а г о \е с т е с т в а, Бунинъ не касается всѣхъ д у х о в н ы х ъ\ р а з д в о е н і й и всей д р а м а т и ч е с к о й \и \т р а г и ч е с к о й \п р о б л ем а т и к и, которая изъ нихъ возникаетъ. Онъ з н а е т ъ ее ; но касается ея т о л ь к о \м ы с л ь ю , ф и л о с о ф и ч ес к и м ъ \и з у м л е н і е м ъ \и\ о б о б щ е н і е м ъ , н е \в к л ю ч е н н ы м ъ\ въ \х у д о ж е с т в е н н у ю \т к а н ь . Его искусство молчитъ о ней. Всѣ проблемы борьбы съ инстинктомъ, возникающія изъ чувства стыда, запрета и отвращенія; всѣ проблемы его обузданія, одолѣнія, укрощенія, одухотворенія, духовнаго осмысленія и оправданія —остаются чуждыми его искусству: проблемы инстинкта и духа, пола и аскеза, чувственности и грѣха, сломленнаго страданія и праведническаго паренія, порока и добродѣтели, возможной иобѣды надъ плотію и духа надъ похотью. . . Объ этомъ пареніи, которое можетъ очистить инстинктъ, примирить его съ духомъ, такъ, что инстинктъ р а д о с т н о \п о н е с е т ъ \д у х о в н у ю силу \и \б у д е т ъ \т в о р ч е с к и \с л у ж и т ь ему — искусство Бунина безмолвствуетъ. Выражаясь въ категоріяхъ живописи итальянскаго возрожденія, можно сказать: проблематика Боттичели — не сушествуетъ для Бунина; а изъ проблематики Леонардо да Винчи — онъ знаетъ, какъ рѣдко кто, сферу зоологической грѣшности, но опытъ святости, (доступный великому Леонардо), ему невѣдомъ. За исключеніемъ нѣсколькихъ, мастерскихъ и прелестныхъ набросковъ, какъ бы выхваченныхъ изъ записной книжки, — все остальное искусство Бунина по существу своему д о - д ух о в н о. Онъ остался почти свободнымъ отъ той сентиментальной морали, въ которой Толстой спасался отъ страха и грѣха темнаго инстинкта. Бунинъ остался вѣренъ естественному, свободному инстинкту. Движимый моральными соображеніями, Толстой воспретилъ себѣ самоцѣнную красоту, наслажденіе ею, служеніе ей. У Бунина иначе: ему больше всего говоритъ именно естественная природная красота, какъ таковая, и самоцѣнное пребываніе въ ней. Въ «неустанныхъ скитаніяхъ» и «ненасытныхъ воспріятіяхъ» своей жизни Бунинъ голодаетъ по ней вѣчно, неутолимо, какъ нѣкій сказочный «ненаѣда». И смыслъ его жизни — въ воспріятіи этой чувственной красоты и въ литературномъ изображеніи ея — н е у е м н о м ъ , с а м о д о вл ѣ ю щ е м ъ. Здѣсь — основное побужденіе его творчества, и, какъ онъ самъ говоритъ о себѣ — даже его жизни . . . Это не просто «вліяніе» природы на человѣка, о которомъ Бунинъ вздохнулъ однажды, обобщая: «первобытно подверженъ русскій человѣкъ природнымъ вліяніямъ» . . . Это — х у д о ж е с т в е н н ы й \в о з в р а т ъ \и н с т и н к т а \къ \п р и р од ѣ , п о г р у ж е н і е его въ д р е в н е е\ л о н о \м а т е р і а л ь н а г о\ е с т е с т в а , сращеніе съ нимъ, сліяніе съ его великимъ «Всебытіемъ» . . . Художественный актъ Бунина и есть а к т ъ\ з е м н о й \п л о т и : «безъ земной плоти» ему «слишкомъ жутко въ этомъ мірѣ»; и именно этотъ актъ «ищетъ опьяненія въ созерцаніи земли». И если Бунинъ говоритъ о Богѣ, то онъ разумѣетъ именно и только того Бога, который создалъ этотъ чувственный міръ «съ такой полнотой и силой вещественности» . . . Таковъ художественный актъ Бунина въ его общемъ очертаніи: внѣшній опытъ воспріемлетъ чувственныя содержанія міра и, сочетая ихъ въ яркіе образы, показываетъ — то \и х ъ \с а м и х ъ въ ихъ естественной самоцѣнности, то \ч е р е зъ \н и х ъ тѣ душевныя содержанія, которыя въ нихъ выражаютсяи сквозь нихъ могутъ быть уловлены и описаны; но — н е\б о л ѣ е ... Бунинъ прежде всего мастеръ в н ѣ ш н я г о \з р ѣн і я. Онъ видитъ тѣлеснымъ глазомъ — точно, остро, тонко, обычно «въ фокусѣ». Онъ оптическій мастеръ, живописецъ слова; его искусство напоминаетъ моментами тѣ впечатлѣнія, которыя намъ даетъ бинокль Цейса, подзорная труба, волшебный фонарь или мѣтко снятая кино-лента... Той же остротой и точностью отличается у Бунина мастерство о б о н я е м а г о \о б р а з а . Онъ обоняетъ міръ всегда и вездѣ; онъ слышитъ и передастъ запахи — и дивные, и отвратительные, и утонченные, и непередаваемо-сложные. Онъ умѣетъ показать вещь черезъ ея запахъ съ такою яркостью исилой, что образъ ея какъ бы вонзается въ душу. Бунинъ в д ых а е т ъ міръ; онъ нюхаетъ его и даритъ его запахи читателю; и міръ благоухаетъ или смердитъ ему. Иногда онъ описываетъ этотъ запахъ по содержанію, а иногда просто относитъ его къ вещи, предоставляя читателю вспоминать его самостоятельно. «И сладко, лѣсомъ, цвѣтами, травами пахнетъ легкій холодокъ зари». «Помню тонкій ароматъ опавшей листвы и запахъ антоновскихъ яблокъ»... Нельзя не отмѣтить, далѣе, з в у к о в о е мастерство Бунина. Опять то же умѣніе — изобразить вещь черезъ ея звукъ, дать ощутить ея присутствіе съ силою полной наглядности; и не только — вещь, а цѣлую совокупность обстоятельствъ, цѣлую обстановку, возстающую передъ воображеніемъ читателя. Бунинъ владѣетъ искусствомъ — и звука, и беззвучія; онъ показываетъ качество и природу звука, отправляясь отъ тишины, а иногда показываетъ самую тишину или же черезъ нее — затишье души передъ готовящейся бурей инстинкта . . . « . . . И прохладную тишину утра нарушаетъ только сытое квохтаніе дроздовъ . . . голоса да гулкій стукъ ссыпаемыхъ въ мѣры и кадушки яблокъ». . . Съ тою же, если не большею, силою и наглядностью передаетъ Бунинъ о с я з а е м ы я свойства вещей, даже такихъ, которыя повидимому почти не поддаются осязанію. Чтобы убѣдиться въ этомъ, достаточно вспомнить, какъ онъ описываетъ воспріятіе воздуха и вѣтра. «Вѣтеръ мягко и сильно бьетъ въ лицо» . . . Когда же всѣ эти воспріятія, столь утонченныя и изощренныя, соединяютъ свои силы, чтобы дать живой, сложный и бурный образъ природы, и къ нимъ присоединяется мастерство п е р с п е к т и в ы , п р о с т р а н с т в е н н о й\ а р х и т е к т о н и к и , и \у с и л е н і я — о с л а б л е н і я , — то возникаютъ незабываемыя картины и страницы... Эта воспріимчивость, эта меткая и острая чеканка, свойственная его художественному акту, становится, если это возможно, еще болѣе точной при переходѣ къ м а т е р і а л ь н ы мъ \в е щ а м ъ и въ особенности къ состояніямъ и ощущеніямъ ч ел о в ѣ ч е с к а г о \т ѣ л а ; причемъ нерѣдко вещи показываются такъ, какъ если бы сквозь нихъ глядѣла человѣческая тѣлесность... Таково строеніе художественнаго акта у Бунина. Этотъ актъ опредѣляется повышеннымъ и обостреннымъ переживаніемъ чувственнаго міра, чувственныхъ содержаній и тѣлесно вызванныхъ, а слѣдовательно, и тѣлесно выразимыхъ состояній души; и притомъ — въ ущербъ, въ устраненіе, можетъ быть даже въ утрату н е ч у в с т в е н н ы х ъ \с о д е р ж а н і й\ и \с о с т о ян і й. Этимъ опредѣляется сила его искусства, власть его изображеній, точность и законченность его произведеній. Но этимъ опредѣляется и п р е д ѣ л ъ \о б о з р ѣ в а е м а г о имъ м і р о в о г о \о б ъ е м а , граница его художества, — и въ смыслѣ того, ч т о именно онъ даетъ, и въ смыслѣ того, чего онъ н е воспринимаетъ и н е воображаетъ, и наконецъ, въ смыслѣ того, что оказывается для его видѣнія — н е и з о б р а з и м ы м ъ. Каждый художникъ имѣетъ свое особое художественное ч у в с т в и л и щ е , которое служитъ ему и о р г а н о мъ\ л ю б в и . И если это воспріемлющее лоно — по природѣ своей чувственно, то можетъ оказаться, что міръ нечувственный закрытъ для него. Напрасно кто-нибудь захотѣлъ бы найти у Бунина что-нибудь о той нечувственной, духовной любви, которую нѣкогда раскрылъ Платонъ, и о которой умѣли пѣть Данте и Петрарка, которая выносила рыцарственный актъ средневѣковья, огонь которой жегъ Пушкина и Лермонтова, которую зналъ Тургеневъ, которую глубинно и трепетно раскрывалъ Достоевскій, прозрачную чистоту которой явилъ въ цѣломъ рядѣ образовъ Шмелевъ. Бунинъ творитъ и з ъ другой любви и пишетъ о другой любви. Художникъ обостренно-чувственнаго міровоспріятія и наслажденія, онъ раскрываетъ любовь и нс т и н к т а, предѣльно-чувственную, земную ; плотскую страсть ; человѣческое сладострастіе, не причастное серафическому духу, любовь не ведущую и не строящую, а терзающую и опьяняющую. (Выделение МИТ)... (Окончание на следующей стр.) Такъ обстоитъ уже въ простомъ воспріятіи природы и вещей. «А я видѣлъ всѣ семь звѣздъ въ Плеядахъ, за версту слышалъ свистъ сурка въ вечернемъ полѣ, п ь я н ѣ л ъ \о т ъ \т о й \о с т р о т ы, съ которой вдыхалъ запахъ осенняго утра, зимней метели, старой книги или ландыша» . . . Эта острота и это опьяненіе столь сильны въ его міровоспріятіи, что, кажется, дѣлаютъ ненужнымъ всякое «искусственное» усиленіе или повышеніе. «И хмель, и музыка, и любовь въ концѣ концовъ обманчивы, только усугубляютъ это несказанное въ своей о с т р о т ѣ и въ своемъ и з л и ш е с т в ѣ ощущеніе міра, жизни»... Да, именно — и з л и ш е с т в ѣ . Вотъ откуда у Бунина этотъ образъ странника, блуждающаго по Руси съ з а в я з а н н ы м и \г л а з а м и . «Встрѣтился имъ», бабамъ-богомолкамъ, «у рѣчки . . . привычный скиталецъ по святымъ мѣстамъ, видомъ невзрачный, отрепанный, даже просто чудной, по причинѣ того, что глаза у него подъ старымъ господскимъ котелкомъ были платкомъ завязаны». «Вамъ», сказалъ онъ, «небось ж у т к о со мной, — и я не дивлюсь этому, м н о г и м ъ \со\м н о й \н е \м е д ъ . . . Ужъ черезчуръ, по грѣхамъ моимъ, жадные да быстрые глаза у меня, з р ѣ н і е \с т о л ь \р ѣ д к о с т н о е \и \п р о н з и т е л ь н о е , что я даже ночью, какъ кошка, вижу, будучи и вообще не въ мѣру зрячъ, въ силу того, что не съ людьми я иду, а сторонкою; ну вотъ и рѣшилъ я сократить немного свое тѣлесное зрѣніе» . . . Такъ говоритъ странникъ-богомолецъ. Но Бунинъ-художникъ не «сокращаетъ» своего чувственнаго воспріятія; онъ пользуется имъ во всю. Отсюда и возникаетъ то «с л а д о с т р а с т і е \в о о б р а ж е н і я», которое Арсеньевъ пережилъ, въ юношествѣ, впервые читая русскихъ поэтовъ. Это «сладострастіе» пробуждается въ нашемъ художникѣ при всякомъ сильномъ ощущеніи или потрясеніи. Вотъ священникъ начинаетъ всенощную возгласомъ: «слышу я знакомый милый голосъ, слабо долетающій изъ алтаря и по всему моему тѣлу проходитъ сладострастный трепетъ и уже всю службу стою я потомъ какъ зачарованный» . . . Онъ знаетъ, какъ рѣдко кто, сладострастіе ж и з н е н н а г о процесса; и знаетъ, какъ развѣ еще Эдгаръ По, сладострастіе с м е р т и и даже с т р а х а \с м е р т и. Можно себѣ представить, какое значеніе пріобрѣтаетъ женщина и притомъ желанная женщина въ его художественномъ творчествѣ. Состояніе влюбленности и притомъ именно чувственной влюбленности открываетъ ему доступъ къ г л а в н о й \с ф е р ѣ \е г о \х у д о ж е с т в е н н а г о \в и д ѣ н і я - къ воспріятію г л у б и н ъ \р о д о в о г о , п о л о в о г о \и н с т и н к т а. Т а к а я \л ю б о в ь , п е р е н е с е н н а я \н а\ в с е \въ \м і р ѣ , есть ключъ къ пониманію художественнаго акта и художественныхъ произведеній Бунина. Она открываетъ ему в ѣ д ѣ н і е \ч у в с т в е н н ы х ъ \т а й н ъ ... Къ \с в о е м у \с о б с т в е н н о м у \т в о р ч е с т в у Бунинъ даетъ настоящій ключъ. Да, его художественный актъ — инстинктивенъ, чувственъ, опьяненъ и опьянителенъ, эротиченъ и завершается «словесной чувственностью». Бунинъ-художникъ вступаетъ въ чувственный міръ —и природный, и человѣческій — опьяняясь; опьяненный уходитъ въ него до дна, на самое дно, страстное и страшное; тамъ онъ добываетъ опытъ и вйдѣніе; и съ добытыми тамъ содержаніямии видѣніями творитъ свои литературные образы, пребывая въ нихъ и создавая и з ъ нихъ . . . Этимъ по существу и опредѣляется его художественный актъ... Такъ, в о о б р а ж е н і е \у \Бунина настолько захвачено чувственными воспріятіями, настолько къ нимъ прилѣпляется и приспособляется, что почти не имѣетъ дѣла съ н е ч у в с т в е нн ы м и содержаніями. Исключеніемъ являются всѣ болѣе или менѣе автобіографическія произведенія... П р и р о д а \и\ и н с т и н к т ъ \ч е л о в ѣ ка почти всегда находится у Бунина въ созвучій и обычно такъ, что природа владѣетъ инстинктомъ. Но с в е р х ч у в с т в е н н у ю \г л у б и н у \и \з н а ч и т е л ь н о с т ь \п р и р о д ы этотъ художественный актъ не раскрываетъ... Поскольку же его актъ обращенъ непосредственно къ людямъ, ихъ состояніямъ и отношеніямъ, — эмпирическая наблюдательность Бунина достигаетъ (въ предѣлахъ его компетенціи) великой силы, зоркости и обобщающей власти. Если сопоставлять Бунина съ кѣмъ-нибудь въ этомъ отношеніи, то уже не съТолстымъ и не съ Тургеневымъ, которые въ описаніяхъ остаются нерѣдко суммарными и далеко не всегда ставятъ описываемое «въ фокусъ» вниманія; а скорѣе съ Чеховымъ, этимъ великимъ мастеромъ изображать цѣлое черезъ, казалось бы, неуловимую, но, вотъ, уловленную деталь. Однако, наблюденіе у Чехова всегда сдержано чувствомъ мѣры; оно при всей его зоркости и точности, деликатно, любовно, снисходительно - усмѣшливо, сосредоточено не на жизни тѣла, а на жизни души, лирично, грустно, почти женственно . . . Наблюденіе Бунина несравненно острѣе, пронзительнѣе ; въ немъ нѣтъ чеховской любовности, доброты, cнисходительности; оно всегда мужественно, часто бываетъ злымъ, жестокимъ, иногда — безмѣрнымъ. Оно «вѣдаетъ» т ѣ л о и идетъ отъ него. Никогда Чеховъ не показалъ бы весеннюю влюбленность въ такихъ чертахъ: «онъ медленно побрелъ по двору, опять чувствуя нытье въ животѣ, тоску въ предплечьяхъ, въ ослабѣвшихъ ногахъ» . . . Здѣсь Бунинъ приближается по физіологическому реализму уже не къ Чехову, а къ Мопассану или Зола . . . Описывая человѣческую душу почти исключительно по ея в н ѣ ш н и м ъ проявленіямъ, Бунинъ достигаетъ въ этомъ дѣлѣ большого мастерства. Правда, это мастерство остается прикрѣпленнымъ именно къ тѣмъ струямъ души, которыя разъ навсегда связаны съ чувственнымъ естествомъ человѣка: таковы струи первобытнаго, элементарнаго инстинкта, — отъ обонянія, до проявленій мускульной силы, отъ охотничьей страсти до полового влеченія, отъ жадности до ревности, отъ жестоковыйной пролазливости до свирѣпой мнительности... Жизнь чувства,—аффектовъ и эмоцій,— съ такой пламеннной силой и переживаемая и изображаемая Достоевскимъ; такой лирической утонченностью то вычерчиваемая «перомъ», то выписываемая «пастелью» у Чехова; столь опредѣлительная, богатая и духовно бурная у Шмелева,—почти всегда сводится у Бунина къ движеніямъ инстинктивной страсти въ томъ или иномъ ея видоизмѣненіи. Если это «чувства», — то чувства элементарныя, родовыя, древнія, б е з д у х о в н ы я или, вѣрнѣе, д о д у х о в н ы я . Въ нихъ живетъ о с о б ь, а не л и ч н о с т ъ ; въ нихъ человѣкъ б і о л о г и ч е с к и индивидуаленъ, но д у х о в н о , а иногда и \п с и х о л о г и ч е с к и еще не сталъ или уже не сталъ личностью. И потому вся жизнь этихъ «чувствъ» развертывается въ атмосферѣ нѣкоего неизмѣннаго х о л о д а . . . Б у н и н ъ - м ы с л и т е л ь иногда разсказываетъ о\ с в о и х ъ \л и ч н ы х ъ чувствахъ, — то услаждающихъ, то потрясающихъ, то обжигающихъ, то замучивающихъ его. И мы вѣримъ ему безпрекословно, что онъ ихъ переживалъ и испытывалъ . . . Читатель сочувствуетъ имъ и принимаетъ ихъ къ свѣдѣнію. Но не п е р е ж и в а е т ъ \и х ъ , к а къ \с в о и \с о б с т в е н н ы я ; тѣмъ болѣе, что авторъ сообщаетъ о нихъ въ формѣ автобіографической. Нельзя сомнѣваться въ томъ, что Бунинъ — человѣкъ и мыслитель, живетъ сильными и глубокими чувствами. Но Бунинъ-художникъ, пребывающій въ своемъ творческомъ актѣ, — почти всегда холоденъ. Холоденъ и объективенъ. И\ ч ѣ м ъ \в ы д е р ж а н н ѣе\э т а \х о л о д н а я \о б ъ е к т и в н о с т ь , т ѣ м ъ \т к а н ь\р а з с к а з а \с т а н о в и т с я\ х у д о ж е с т в е н н о - у б ѣ д и т е л ь н ѣ е . . . Въ изображеніи чувственной страсти Бунинъ стоитъ въ первыхъ рядахъ міровой литературы: когда онъ изображаетъ голодъ инстинкта вообще, или въ частности голодъ «любви», то онъ зорокъ и ярокъ, какъ самые замѣчательные мастера. Но это есть та страсть, съ ея зноемъ, та мука, которыя томятъ, изводятъ человѣка, но могутъ совсѣмъ миновать сердце, оставить его холоднымъ. Чувственная страсть н е\ е с т ь \ ч у в с т в о , именно потому, что она ч у в с т в е н н а , в о - п л о щ е н а , изживается въ состояніяхъ тѣла, въ тѣлесныхъ разрядахъ. Въ чувственной страсти всѣ чувства сгораютъ, растрачиваются по земному ; и чѣмъ томительнѣе и бурнѣе эта страсть, тѣмъ цѣльнѣе растрата, тѣмъ меньше ч у в с т в о... У Шекспира, у Достоевскаго — почти всѣ мыслители. У Толстого е с т ь мыслители; они разсудочники, резонеры. У Чехова мыслители вялы и расплывчаты. У Шмелева мыслители эмоціональны, пламенны. У Бунина нѣтъ мыслителей; изрѣдка встрѣчаются умные наблюдатели, иногда роняющіе кое что о жизни. Обычно вмѣсто нихъ мыслитъ с а м ъ \а в т о р ъ , но чаще всего з а \п р е д ѣ л а м и \х у д о ж е с т в е н н о й \т к а н и ... Словомъ, Бунинъ — мыслитель. Но художественный актъ его не включаетъ въ себя мысль, не объективируетъ ее въ человѣческія души и характеры и н е \т р е б у ю т ъ \о т ъ \ч ит а т е л я \м ы с л я щ а г о\ п р е б ы в а н і я\ въ\ е г о \г е р о я х ъ . И именно художественная чуткость Бунина къ своему собственному художественному акту удерживаетъ его отъ детальнаго и углубленнаго живописанія мыслящихъ натуръ: воспринимая ихъ и художественно прельщаясь ими, онъ создаетъ не зрѣлое художественное произведеніе, а набросокъ, «кроки», портретъ карандашомъ, какъ бы пораженный неожиданностью, рѣдкостностью и значительностью такого явленія, л е ж а щ а г о\ за \п р е д ѣ л а м и \е г о \х у д о ж е с т в е н н о й \к о м п е т е н ц і и . Надо признать, что наброски эти бываютъ превосходны. Таково въ основныхъ чертахъ строеніе его художественнаяго акта... Стиль Бунина. Поистинѣ — стиль, рожденный актомъ. Но инстинктивный актъ движется с в о и м и \п о тр е б н о с т я м и \и \с в о и м и \в и д ѣ н і я м и . И рожденный имъ стиль оказывается не п р о к а л е н н ы мъ \н и \м ы с л ь ю , н и\ в о л е ю ; онъ оказывается н е д и ф ф е р е н ц и р о в а н н ы м ъ въ своемъ синтаксическомъ строеніи и склоннымъ п р и н о с и т ъ \и н т е р е с ъ \о б р а з а, п р е д м е т а\ и \ч и т а т е л я — в ъ \ж е р т в у \р а д о с т я м ъ \ч у в с т в е н н а г о \с л о в о т в о р ч е с т в а.\Такова опасность инстинктивнаго акта: э с т е т и ч е ск а я \м а т е р і я \г р о з и т ъ \х у д о ж н и к у \н е п о к о р н ы м ъ \с в о е в о л і е м ъ... Актъ Бунина — инстинктивенъ. И въ силу этого природа, какъ таинственное лоно инстинкта, должна была получить въ его изображеніи — п е р в е н с т в о \и \в е р х о в е н с т в о \ н а д ъ \ч е л о в ѣ к о м ъ . Бунинъ-художникъ мыслитъ не отъ человѣка — внизъ, къ природѣ; а\ о т ъ\ п р и р о д ы — в в е р х ъ , к ъ\ ч е л о в ѣ к у . Здѣсь не природа очеловѣчивается и одухотворяется, а человѣческій духъ оестествляется, матеріализуется и становится э л е м е н т а р н ы м ъ. Это торжество природы надъ человѣкомъ выражается в томъ, что героемъ Бунина является существо п е р в о б ы т н о е . Видя т а к о г о человѣка, именно такого или дажет о л ь к о такого, — Бунинъ, со всею своею художественною честностью, объективностью и смѣлостью, показываетъ человѣка именно т а к и м ъ , а не другимъ. Своихъ героевъ онъ не выдумываетъ, не построяетъ, не сочиняетъ ; а \в и д и т ъ \ихъ... Однако инстинктъ человѣка отнюдь не сводится къ влеченіямъ «непростительной» «свирѣпости». Инстинктъ есть основная движущая сила человѣчества. Его первобытныя, бездуховныя или до-духовныя формы совсѣмъ не суть ни единственныя, ни главныя. Тысячелѣтіями инстинктъ и духъ человѣ каработаютъ надъ взаимнымъ сближеніемъ: д у х ъ \п р о н и к а е т ъ \въ \и н с т и н к т ъ , о б л а г о р а ж и в а е тъ \е г о\ и\ у с и л и в а е т ъ\ с е б я \е г о\ с и л о ю ; а \и н с т и н к т ъ , п р і о б р ѣ т а я \с в ѣ т ъ \и \п р а в о т у\ д у х а , м у д р ѣ е т ъ \и\ н а у ч а е т с я\ с л у ж и т ь \е м у \в ъ\ р а д о с т и \и \у с п о к о е н і и . Эту первобытную мудрость инстинктивной души Бунинъ не могъ не отмѣтить и не оцѣнить. Но, увы, лишь мимоходомъ... Вообще когда Бунинъ или его герои говорятъ о «богѣ», то не слѣдуетъ разумѣть христіанскаго Бога или хотя бы благого Бога. . . Обычно это «богъ» страшный, темный, загадочный, причастный началу язычески-инстинктивному. Перстъ этого бога — бога чувственной любви — несетъ полюбившему существ урокъ и погибель: «самъ богъ отмѣчаетъ» его «губительнымъ перстомъ своимъ» . . . Этотъ богъ мыслится, какъ «красота и безпощадность той живой, той с т р а ш н о й \с и л ы , что со всѣхъ сторонъ окружаетъ . . . безсильнаго умирающаго человѣка . . . Это богъ грозный, богъ смерти, а не безсмертія :«богъ п р и р о д н о й \ж е с т о к о в ы й н о с т и», коего «пути» страстны и «с т р а ш н ы»; богъ, безблагодатно, новластно «проникающій все сущее», богъ инстинктивнаго натурализма или фантастическаго пангеизма... «Это — волчьи глаза или звѣзды въ стволахъ, на краю перелѣска?» . . . «Затвердѣли, какъ камень, тропинки, за лѣто набитыя . . . Ты одна, ты одна, страшной сказки осенней Коза! Расцвѣтаютъ, горятъ на желѣзномъ морозѣ несытые В о л ч ь и , Б о ж ь и \г л а з а » ... Бунинъ еще разъ правъ: это, дѣйствительно, послѣднее замѣшательство міра и послѣдній страхъ, когда кому-нибудь н е с ы т ы е \в о л ч ь и \г л а з а представляются г л а з а м и \Б о ж ь и м и. Поистинѣ, воспринимать Бога актомъ до-духовнаго инстинкта, значитъ воспринимать н е \Б о г а , а \т е м н у ю \б е з д н у \ч е л о в ѣ ч е с к о й \д у ш и . . . Изъ этой бездны можетъ возстать множество видѣній; и въ древности ихъ принимали за боговъ. И тотъ, кого тянетъ въ эту бездну, можетъ и нынѣ сказать вмѣстѣ съ тоскующимъ англичаниномъ, въ которомъ Индія пробудила эти видѣнія: «я не разъ чувствовалъ, что могъ бы поклоняться развѣ только имъ, этимъ страшнымъ богамъ нашей прародины» . . . Таковъ религіозный предѣлъ, къ которому ведетъ художественный актъ Бунина. Бунинъ-художникъ подобенъ монолиту — въ актѣ, въ стилѣ, въ образахъ и въ предметѣ. Онъ — х удожественный однодумъ и единовидецъ: силою своего чувственно-инстинктивнаго акта онъ постигаетъ и раскрываетъ ч у в с т в е н н о - и н с т и н к т и в н ы я , д о - д у х о в н ы я \ н ѣ д р а \ ч е л ов ѣ ч е с к а г о\ с у щ е с т в а . Человѣкъ до духа и внѣ духа— индивидуаленъ только въ б і о л о г и ч е с к о м ъ смыслѣ; а по существу жизнь его заполняется инстинктивными переживаніями и родовыми содержаніями. Его земной составъ имѣетъ свою земную «кривую»; но духовной судьбы и духовнаго творчества онъ не имѣетъ. Такихъ людей можно н а б л ю д а т ь , на нихъ можно дивиться и ужасаться, — но принять ихъ къ сердцу, художественно полюбить ихъ невозможно. Это — зорко подмѣченные и убѣдительно показанные в и х р и \р о д ов о г о \х а о с а , о т п р ы с к и \ж и в о т н а г о \въ\ ч ел о в ѣ ч е с т в ѣ ; нерѣдко — безкрылые стервятники; стоны; вой и хохотъ ночного филина, несущіеся изъ человѣка. Таковъ предметъ Бунина: ч е л о в ѣ к ъ , к а к ъ \о р у д і е \п е р в о б ы т н а г о \р о д о в о г о \и н с т и н к т а,— инстинкта размноженія, наслажденія, хищничества. Или, иначе: человѣкомъ владѣетъ темное, родовое начало, жаждущее наслажденія и влекущееся къ родовымъ цѣлямъ; сметающее на своемъ пути многое, все, даже самого носителя инстинкта; но не вѣдающее или почти не вѣдающее ни Бога, ни духа, ни добра. Это темное начало глубже всякой культуры и цивилизаціи; оно вѣчно зіяетъ въ человѣкѣ первобытнымъ гладомъ, требовательною похотью ; оно вѣчно готово къ страшнымъ и свирпымъ дѣламъ; и даже не дѣламъ, не поступкамъ (ибо въ поступкѣ есть воля, характеръ, духовность), — а къ ожесточеннымъ состояніямъ, сокрушительнымъ взрывамъ, изверженіямъ, паденіямъ . . . Бунинъ видитъ въ человѣкѣ мракъ и хаосъ. Онъ правъ: человѣкъ содержитъ и то, и другое ; и самъ трепещетъ, когда э т о развязывается и начинаетъ кощунственно пировать въ немъ. И трепещетъ потому, что въ н е м ъ \с а м о м ъ \е с ть \и \и н о е , — с в я т ѣ й ш е е\ и \в л а с т н о е, д у х о в н о е \и \б о ж е с т в е н н о е . Это иное, — мы знаемъ это,— есть въ душѣ самого Бунина; и его душа въ ужасѣ осязаетъ невыносимость т а к о г о міра. Но чтобы явить этотъ иной міръ, н у ж е н ъ \д р у г о й\х у д о ж е с т в е н н ы й \а к т ъ : нуженъ ангельскій зракъ, нужна духовная очевидность. Лишь краемъ своего зрѣнія касается Бунинъ этихъ сферъ и непріемлетъ ихъ цѣликомъ — ни любовью, ни вѣрою, ни художественнымъ видѣніемъ. А между тѣмъ этотъ иной міръ живетъ в ъ \т о й \ж е\с а м о й\ ч е л о в ѣ ч е с к о й \д у ш ѣ , которая носитъ въ себѣ начало мрака. Духъ обитаетъ въ дѣйствительности — не въ и н ы х ъ людяхъ, а въ тѣхъ же людяхъ, въ которыхъ живетъ инстинктъ. Люди законченной бездуховности — стоятъ не въ центрѣ мірозданія, а на краю. И созерцаніе ихъ обнаженнаго естества — мучительно до невыносимости. Кто насмотрится этихъ видѣній вослѣдъ за Бунинымъ, тотъ вострепещетъ и умолкнетъ, какъ бы при видѣ Медузы-Горгоны, не будучи въ силахъ ни принять т а к о е , ни отвести глаза, ни забыть эти «темныя а л л е и» грѣха. |
|
Эта статья опубликована на сайте МЕЧ и ТРОСТЬ http://apologetika.eu/ URL этой статьи: http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=2763 |