МЕЧ и ТРОСТЬ

В.Г.Черкасов-Георгиевский "90-летняя история Русской Православной Церкви Заграницей -- с основания до унии с Московской патриархией: 1917 -- 2007 годы". ЧАСТЬ V: 1951 -- 1979 годы

Статьи / История РПЦЗ
Послано Admin 29 Мар, 2012 г. - 11:50

Исправленное, дополненное, иллюстрированное переиздание книги: В.Черкасов-Георгиевский "История Русской Православной Церкви Заграницей: 1917 – 2004 годы"

ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ>>> [1]


Содержание ЧАСТИ V:
Глава  первая. РПЦЗ  ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Глава вторая. КУРСКАЯ КОРЕННАЯ ИКОНА БОГОМАТЕРИ
 Глава третья. КАТАКОМБЫ В СССР
ПРОФЕССОР  И.М.АНДРЕЕВСКИЙ О КАТАКОМБНИКАХ
ИСТОРИЯ КАТАКОМБ
ИЗ ИСТОРИИ ГОНЕНИЙ ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНОЙ (КАТАКОМБНОЙ) ЦЕРКВИ


+ + +
Глава  первая. РПЦЗ  ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

До Второй мировой  войны на китайском Дальнем Востоке РПЦЗ добилась значительных успехов. Так, в городе Харбине, находящимся в Маньчжурии,  жило около 100 000 русских людей. Там было 26 храмов и четыре монастыря, полтора десятка средних и шесть высших учебных заведений. При церковных приходах работали дешёвые или бесплатные столовые для бедных, четыре детских приюта, две церковные больницы, дома для престарелых. Высшие Пастырские Богословские курсы, преобразованные впоследствии в Богословский факультет, выпускали молодых священнослужителей. В Шанхае тоже осело много русских, развивалось храмостроительство и иная деятельность. В Харбине и особенно в Шанхае трудилось много китайских православных священников.

Всё это было разрушено с приходом в Китай советской армии: в Харбине с 1945 г., а в Шанхае – с 1949-го. В 1960-х годах во время так называемой "культурной революции" оставшиеся под игом коммунистов китайские православные священники подвергнутся окончательному жесточайшему преследованию. Их будут раздевать донага, обливать смолой и возить в таком виде по городу, а потом живьём сжигать.

Большинство русских из Харбина после войны эмигрировало в Австралию, а из Шанхая, благодаря хлопотам Архиепископа Иоанна Шанхайского (Максимовича), – в США, в Сан-Франциско.

Когда в 1950 г.  Митрополит Анастасий переехал в США, тут немедленно состоялся второй по окончании войны Архиерейский Собор. Вечным памятником жертвователю здания Сергею Яковлевичу Семененко и Владыке Анастасию будет служить и Синодальный собор РПЦЗ в Нью-Йорке. Все архитектурные детали его отделки выполнялись под непосредственным наблюдением Митрополита.
 
С годами постепенно сдавали  силы Владыки Анастасия. Он должен был отказаться от поездок в Калифорнию. Не всегда Владыка мог посещать богослужения, иногда стала изменять ему ранее столь замечательная память. Митрополит Анастасий почти потерял зрение. Наконец, он почувствовал, что не в силах более управлять Церковью. В 1964 г. Владыка созвал совещание архиереев и объявил им, что пришло время избрать ему преемника. Некоторые опасались перемены, Митрополита уговаривали не торопиться, но и тут он проявил столь обычную для него твердость в следовании своему решению. Он радовался, когда единодушно был избран Первоиерархом епископ  Филарет и первый подавал пример в почитании его как  Главы РПЦЗ.

 
Новоизбранный Митрополит Филарет, в миру Георгий Николаевич Вознесенский, родился в Курске 22 марта 1903 г. Отец его священник впоследствии был Епископом Русской Зарубежной Церкви Димитрием Хайларским и проживал в Харбине. Владыка Филарет с 1909 г. жил с семьей отца в Благовещенске, где и окончил курс гимназии. В 1920 г. он приехал в Харбин и там закончил Русско-Китайский Политехнический Институт по специальности инженера-электромеханика. Рукоположенный в диакона в 1930 г. будущий Владыка окончил здесь Пастырско-Богословские курсы в 1931 г. После этого он был рукоположен в иерея, потом ­пострижен в монашество с именем Филарет. В 1937 г. отец Филарет возведен в сан архимандрита, затем занимал разные должности в Харбинской епархии.
 
После оккупации советскими войсками Манчжурии, прихода в Китае к власти коммунистов, когда обманутый ложными сведениями о положении Церкви в России престарелый митрополит РПЦЗ Мелетий признал над собою и своим клиром власть Московской патриархии, архимандрит Филарет решительно отказался принять советский паспорт. Когда к нему явился газетный репортёр для интервью, спрашивая, как он смотрит на "мудрый шаг советского правительства, предложившего русскому населению Харбина снова стать гражданами своей родины", то услышал ответ: "Я не считаю возможным принять и не приму советского подданства до той поры, пока не удостоверюсь фактически и несомненно, на 100%, в том, что преследование религии, антирелигиозная пропаганда и травля служителей Церкви совершенно прекращены, и Церковь, которая не "отделена", а изгнана из государства, снова заняла в нём подобающее ей положение".

Архимандрит Филарет так до конца своего пребывания в Китае и не принял советского гражданства, несмотря на всю связанную с этим опасностью. В другой раз архимандрит Филарет, ознакомившись с номером "Журнала Московской Патриархии", в котором в числе гениев-благодетелей рода человеческого значился Ленин, он выразил своё возмущение в проповеди, получившей широкую известность. Бесстрашное обличение богоборцев коммунистов привело их в особую ярость, и они решили живым сжечь архимандрита Филарета, поджегши его келью. Но Господь сохранил Своего избранника: хотя и с сильными ожогами, но он вышел живым из огненной ловушки.

Архиерейский Синод РПЦЗ долго и упорно хлопотал о том, чтобы получить для отца Филарета выездную визу, и, судя по имеющейся переписке в архиве, почти каждая епархия Зарубежной Церкви надеялась получить его для себя. Только к 1962 г. Архиерейскому Синоду удалось добиться приезда архимандрита Филарета в Гонконг, откуда он довольно быстро переехал в Брисбен. В Австралии собралась значительная часть бывших прихожан о. Филарета, и очень скоро по его прибытии туда, за многочисленными подписями, было подано в Синод прошение о назначении архимандрита Филарета епископом в этот город. Ходатайство это было охотно поддержано болевшим уже тогда местным архиепископом Саввой, и в 1963 г. архимандрит Филарет, к радости своих бывших пасомых, стал епископом Брисбенским.

На Соборе 1964 г., на котором митрополит Анастасий ушел на покой, по предложению Святителя Иоанна Шанхайского Сан-Францисского Чудотворца (Максимовича) Владыка Филарет был избран Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви.
 
В то же время, все более и более слабея, Владыка Анастасий смог, однако, принять участие в прославлении Св. праведн. Иоанна Кронштадтского. Может быть, последним проявлением его энергии была поездка в Джорданвиль, которую он объяснил  желанием лично убедиться в том, как практически подготовляется канонизация и напечатаны ли иконы и служба отче Иоанну.
 
9/22 мая 1965 г. в Джорданвиле и угасла жизнь Владыки Анастасия в день Святителя Николая Чудотворца, во время воскресной всенощной. Владыка Анастасий, как и хотел,  умер не в больнице, а в своей келии. Его погребение состоялось с пением столь любимых им пасхальных песнопений.

Все величие личности Владыки стало видеться  особенно выпукло после его кончины.  В течение  жизни он выделялся из окружающей его среды, не потому, что сам стремился к этому, а так как был слишком ярким светильником Православия. Как бы скромно он ни держался, всегда становился центром внимания. Самое короткое знакомство с ним производило громадное впечатление на инославных. Однажды в конце визита Митрополита Анастасия к кардиналу Кушингу в Бостоне кардинал стал на колени и просил Владыку его благословить.

Вера в чистоту и праведность Владыки собирала вокруг него людей самого разнообразного происхождения и образовательного уровня. Трудно себе представить человека более внимательного ко всему тому, что он делал, чем Митрополит Анастасий. Каким бы почетом его ни окружали, он соблюдал скромность и объективность. Смолоду сознавал духовные опасности, которые угрожают человеку, занимающему высокое положение в Церкви. В слове при своем наречении во Епископа Владыка высказал это особенно ярко:
 
"Стоя на верху горы,  ты слишком будешь заметным для всех и станешь камнем преткновения для многих. Ты будешь терпеть не только от врагов, но и от друзей и сродников, не только от неверующих и свободомыслящих, но и от людей, ревнующих о Церкви не по разуму. Одни, называя тебя "учителем благим", будут обращаться к тебе с пытливыми вопросами, дабы уловить тебя в слове, другие будут тщательно наблюдать за твоими поступками, дабы из них извлечь для тебя обвинение".
 
Этими словами определяется та осторожность, которую все замечали у Митрополита Анастасия. Другим свойством его был такт, которым он был особенно известен. Но настоящий такт не есть только проявление внешней воспитанности. Это природная способность душевного понимания ближних. Человек такта ощущает, что именно, какие слова могут огорчить или обидеть, а что, напротив, может вызвать взаимное понимание. С такой точки зрения то есть свойство, близкое к любви. Оно растет и развивается по мере роста любви и сострадания к людям.

 
Вместе с тем, Митрополит Анастасий постоянно работал над собой. Он отдавал все свое время или служению Церкви, или самоусовершенствованию. К нему приложимо то, что не без личного опыта он писал в определении доброго пастыря:
 
"Когда его день не заполнен исполнением его прямых обязанностей, тогда начинается его внутреннее делание, состоящее в сокровенной молитве, в нравственном самоуглублении, в чтении соответствующей духовной литературы и проверке своего духовного настроения".

Вовне Митрополит Анастасий никогда не бывал обывателем, но всегда являл собою архипастыря. Он никогда и ни при каких условиях не позволял себе отдыха от такого положения. Не напрасно он даже и близких к нему людей старался принимать не в подряснике, а в рясе, с панагией на груди. Владыка всем интересовался, обо всем старался узнать для того, чтобы понимать окружающее и давать ему церковную оценку. Собеседники со специальностями, не имеющими, казалось бы, ничего общего с церковной жизнью, нередко удивлялись его
интересу в разговорах с ним и его разносторонним познаниям. В статье "Что требуется от пастыря в современных условиях" Митрополит указывал на любознательность как на необходимое свойство пастыря.

"О тех высоких требованиях, какие представляет современное общество к пастырю Церкви, – писал он, – можно ли указать такую светскую науку, которая могла бы оказаться излишней в том духовном арсенале, каким он должен располагать в своей миссионерской просветительной деятельности?"
 
Митрополит затем поясняет, в каком отношении пастырю нужны знания философии, литературы, естественных наук, истории, юридических и социальных наук. Особенное внимание Митрополит Анастасий придавал красноречию как средству проповеди. Этому вопросу он посвятил немало страниц. Сам Владыка приобрел репутацию одного из лучших проповедников, достигнув этого не только природным дарованием, но и усердным трудом. Его "Похвальное слово новым священномученикам Русской Церкви" представляет собой образец блестящей словесности и, надо полагать, что если бы не случилось русской революции, то оно заучивалось бы наизусть, как ранее заучивались избранные места из произведений наших классиков. Не случайно именно ему, а не кому-нибудь из старших иерархов было поручено проповедовать при интронизации Патриарха Тихона.

Сам Владыка со свойственной ему выразительностью говорил о необходимости труда для усвоения красноречия.
 
"Говорят, – писал он, – что ораторы не родятся, а делаются. Это утверждение нуждается в существенной поправке. Всем известно, что существует особый природный дар слова, но он требует тщательной обработки и постоянного упражнения для своего развития".
 
Из того, что Митрополит Анастасий так часто возвращался к вопросу о подлинном красноречии в своих сочинениях, видно, что он сам положил немало труда на изучение его законов, дабы достигнуть в своих речах сочетания внешней красоты с глубоким внутренним содержанием. В этой работе проявилось одно из важнейших свойств характера Митрополита Анастасия. Он, несомненно, был человеком очень больших дарований от природы, но эти дарования достигли своего высокого уровня не сами по себе, а в результате большого труда.
 
Тщательность во всем, что Владыка делал – в молитве, в самообразовании, в красноречии, – представляется  едва ли не самой главной чертой его характера. Эта тщательность и постоянный труд над собою  определяют личность Митрополита Анастасия. К этому надо, конечно, прибавить его девственную чистоту, глубокую веру и живой ум. Чтобы развивать их, Владыка пребывал в постоянном подвиге благочестия.
 
(Продолжение на следующих стр.)

Глава вторая. КУРСКАЯ КОРЕННАЯ ИКОНА БОГОМАТЕРИ
 
Рассказывая об истории РПЦЗ, мы постоянно упоминаем главную святыню Русского Зарубежья — Чудотворную Курскую Коренную Икону Божией Матери, с которой, переехав из Европы, прибыл в США Первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий. Этот образ также называется Одигитрией (Путеводительницей) Русского рассеяния. История обретения Чудотворной Иконы и ее “биография” заслуживают большого внимания.

  
В XIII столетии Русь лежала в руинах татарского погрома, а на выжженной и разграбленной Курской земле диким местом стал ее главный город Курск. Жители уцелевшего от разора в этом краю города Рыльска ходили сюда охотиться на расплодившихся зверей. Однажды один охотник неподалеку от Курска на берегу реки Тускарь увидел лежащую на земле при корне дерева икону, обращенную ликом вниз. Зверолов поднял образ и увидел, что его изображение подобно иконе Знамения Новгородской… И в тот же миг из места, где икона лежала, вдруг забил источник. Было это 8 сентября 1295 года.
 
Охотник построил тут небольшую деревянную часовню и держал в ней новоявленный образ Богоматери. Икона продолжала прославляться чудотворениями, жители Рыльска зачастили сюда. Тогда рыльский князь Василий Шемяка приказал перенести икону в город, где ее торжественно встретил народ. Однако Шемяка не пошел на эту встречу и внезапно ослеп. Князь стал каяться — получил исцеление. Шемяка воздвиг в Рыльске церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, куда поставили Чудотворную Икону, и в день ее явления 8 сентября установили ежегодное празднование.
 
Однако икона стала чудесным образом из рыльского храма исчезать, и каждый раз ее опять обнаруживали на речке под Курском, где впервые явилась у древесного корня. Тогда сообразили, что Богоматерь благоволит к месту обретения иконы. Не стали больше из часовни образ трогать, к  Курской началось многочисленное паломничество богомольцев. Молебствия совершал добровольно пришедший сюда и заживший в подвижничестве благочестивый священник, которого прозвали Боголюб.
 
В 1383 году на Курщину вновь пришли грабить и убивать татары Золотой Орды. Часовню со знаменитой иконой они решили на глазах батюшки Боголюба сжечь, обложили хворостом. Подносили огонь, но он не воспламенялся. Басурмане списали это на волшебство Боголюба, начали его терзать, а он лишь многозначительно указывал им на икону Божией Матери. Тогда татары бешеными ударами разрубили икону надвое, разбросали две ее половины по сторонам, сразу удалось запалить и часовню. Храм быстро сгорел, отца Боголюба погнали в плен.
 
В полону батюшка Боголюб христопродавцем не стал, возлагал упование на Пресвятую Богоматерь. Не зря надеялся: однажды пас хозяйских овец  да молитвы и славословия пел в честь Богородицы. Его услыхали приехавшие к хану послы Великого князя Московского и выкупили.
 
Вернулся отче на свое прежнее курское место. Нашел расколотые басурманами части Чудотворной Иконы. Сложил их вместе… они тотчас срослись, только по бывшему расколу показалась влага  “аки роса”, как гласит предание. Жители Рыльска, вновь вдохновленные чудотворениями иконы, опять перенесли ее к себе в город, но опять Курский-Коренной  образ Богоматери возвратился на место своего явления. Тогда снова отстроили для удивительной иконы часовню, в которой она пребывала около двухсот лет.
 
Повелением московского царя Феодора Иоанновича город Курск был восстановлен в 1597 году. Благочестивый государь, наслышанный о чудесах иконы, устроил ей торжественную встречу в Москве. Царица Ирина Феодоровна украсила святую икону богатой ризой, образ вставили в серебряную позолоченную раму с изображением Господа Саваофа вверху и пророков со свитками по бокам. После этого икону вернули на Курскую землю, где по наказу царя на месте часовни, заложенной еще аввой Боголюбом, основали монастырь, названный Коренной пустынью в память явления иконы при корне дерева, и воздвигли церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Тогда же над источником, что образовался при обретении иконы, под горою у самой реки Тускари поставили и храм в честь “Живоносного источника”.
 
Следующим лихолетьем в этих местах было нашествие крымских татар: икону из Коренной пустыни для безопасности перенесли в Курск в соборный храм, а в монастыре оставили с нее точный список. Потом русские правители не скупились на знаки внимания по отношению к Курской-Коренной иконе, Борис Годунов много жертвовал ценностей на ее украшение, даже Дмитрий Самозванец демонстрировал почитание святого образа и поставил икону в царских хоромах, где она осталась до начала XVII века.
 
Несмотря на отсутствие Чудотворной Иконы в Курске, Богоматерь опекала город. В 1612 году польский военачальник Жолкевский осадил его, и часть горожан увидела, что Богоматерь вместе с двумя светлыми иноками осеняет Курск. Поляки наблюдали это как явление на городских стенах Жены с двумя светлыми мужами, которая грозила осаждавшим захватчикам. Защитники Курска дали обет построить монастырь в честь Пресвятой Богородицы и хранить в нем Чудотворный Образ — враги вскоре отступили.
 
В благодарность Небесной Заступнице куряне устроили монастырь во имя Знамения Пресвятой Богородицы и в 1615 году особо били челом царю Михаилу Феодоровичу, чтобы из Кремля вернулся к ним Чудотворный Образ. Так в 1618 году Курская-Коренная икона Богоматери вновь оказалась на своей “родине” и пребывала в соборе Знаменского монастыря.
 
Для благословения донских казацких войск Чудотворная Икона в 1676 году “выезжала” на Дон. В 1684 году от государей великих князей Иоанна и Петра Алексеевичей прислали в Коренной монастырь список с этой иконы в серебряном позолоченном окладе, они  повелели носить эту копию в походах православных воинов. В 1812 году Курское городское общество послало в действующую против французов армию М. И. Кутузова другой список с Курской-Коренной, вставив его в серебряную позолоченную раму.
 
Народная вера в чудодейную силу этой иконы была такова, что появилось и отребье, решившее ее уничтожить. Ближе к отчаянным временам русских революций во время всенощного богослужения злодеи заложили к подножью иконы Богоматери “адскую машину” — разрывной снаряд с часовым механизмом… Во втором часу ночи в пустом храме он сработал: от взрыва дрогнули даже стены монастыря! Братия бросилась в собор и замерла при виде ужасных разрушений.
 
На куски разнесло чугунную позолоченную сень над иконой; ее тяжелое мраморное подножье из нескольких массивных ступеней отлетело и разбилось на части; большой мощный подсвечник перед иконой далеко отброшен. Близ ее окованная железом дверь искорежена и выперта наружу, от дверного косяка по стене — гигантская трещина; все соборные стекла вплоть до верхних в куполе выбиты… Но икона была цела! Курская-Коренная была совершенно невредимой, даже с целым стеклом на ее киоте… Хотели уничтожить святыню, а послужили только к еще большему прославлению образа.
 
Следующее нападение на образ Небесной Заступницы, понятно, произошло вскоре после октябрьского переворота. 12 апреля 1918 года в Курске под властью большевиков Чудотворную Икону украли средь бела дня из Знаменского собора. Розыски, продлившиеся до мая, были безуспешны. А недалеко от собора жила белошвейка со старой матерью, три дня они уже сидели голодными в Курске, который снова дичал, как когда-то после нашествия ордынцев. 3 мая девушка чуть свет пошла к базару, чтобы разжиться хоть куском хлеба. Проблуждала зря, и к десяти часам утра совсем обессиленная возвращалась, как что-то заставило ее приостановиться около колодца.
 
Предание гласило, что колодец этот выкопал в юности еще преподобный Феодосий Печерский, и потому воду здесь всегда освящали в день Преполовения. Белошвейка увидела на обрубке колодца что-то завернутое в мешок… Возможно, съестное? Открыла сверток — там две иконы. Женщина об этом закричала, к ней подходит священник из проходящей рядом похоронной процессии. Батюшка опознал в находках Чудотворную Курскую-Коренную Икону Божией Матери и ее список, с которых ободрали воры богатые ризы.
 
В сентябре 1919 года освободили Курск части Добровольческой армии генерала А. И. Деникина. Среди бравших город белых был и воин, ставший впоследствии Архиепископом РПЦЗ Брюссельским и Западно-Европейским Серафимом, он в «Православной Жизни» № 9 за сентябрь 1954 г. рассказывал:
 
«Во главе команды разведчиков я одним из первых ворвался в город, пройдя известными мне закоулками в тыл большевиков…
 
Вскоре после взятия Курска по приказанию генерала Кутепова начато было официальное расследование большевицких зверств и злодеяний. Прежде всего подвергли осмотру бывшее здание Дворянского собрания, где помещалась страшная Чека. И в чекистской помойке, куда посторонним, конечно, решительно не было никакого доступа, были найдены… два чехла, расшитые золотом, те самые, которые были на Чудотворной Иконе и ее списке в день похищения».
 
В конце октября добровольцы отступили, увозя Чудотворную Икону от безбожников. 12 иноков монастыря Знамения Пресвятой Богородицы перенесли ее в Белгород, потом повезли вместе с отступающей Белой армией на юг, останавливаясь в Таганроге, Екатеринодаре, Новороссийске. Почетный председатель Высшего Церковного Управления на юге России митрополит Антоний (Храповицкий) благословил вывезти Курскую-Коренную за пределы России.
 
Первого марта 1920 года епископ Феофан Курский на пароходе “Святой Николай” привез икону в древнюю столицу Сербии город Ниш. Четыре месяца затем икона пробыла в сербском местечке Земун, а в сентябре 1920 года генерал П. Н. Врангель попросил доставить Чудотворный Образ в белый Крым его Русской армии, сражающейся с большевиками на последних пядях свободной земли Отечества. Там прибывшая Курская-Коренная икона Богоматери светила воинам до 29 октября 1920 года, когда ровно через год после оставления иконой родного Курска образ окончательно покинул Россию с врангелевской эвакуацией.
 
Икона вновь прибыла в гостеприимное Королевство сербов, хорватов и словенцев, как тогда называлась Югославия, и с благословения сербского патриарха Димитрия пребывала вместе с епископом Феофаном Курским в сербском православном монастыре Язка на Фрушковой горе. С конца 1927 года образ находился в русской Свято-Троицкой церкви в Белграде, где хранились знамена Русской армии генерала барона П. Н. Врангеля, который после его кончины в 1928 году был похоронен в этом храме.
 
С благословения Архиерейского Синода РПЦЗ, епископ Феофан вывозил Икону-Одигитрию в различные места Русского рассеяния. Во время Второй мировой войны в Белграде под бомбежками она помогала всем молитвенно к ней прибегавшим. В 1944 году Чудотворную Икону снова повезли от наступающей Красной армии и остановились с нею в Вене, потом — в Карлсбаде вместе с эвакуированным сюда Архиерейским Синодом РПЦЗ. Весной 1945 года Курскую-Коренную икону Богоматери перевезли в Мюнхен, откуда она посещала Швейцарию, Францию, Бельгию, Англию, Австрию и многие германские города и лагеря.

 


В.Г.Черкасов-Георгиевский у Курской-Коренной иконы, привезенной на общение из США, в храме РПЦЗ в Штутгарте, Германия
  
Переместившись  в США, Чудотворная сначала постоянно пребывала на Подворье Архиерейского Синода РПЦЗ, названном в честь своего “тезки” курского монастыря — “Новой Коренной пустынью”. Находится пустынь в местечке Махопак в шестидесяти милях от Нью-Йорка. Имение было подарено князем и княгиней Белосельскими Русской Зарубежной церкви в 1948 году.
 
Теперь же можно видеть Чудотворную Курскую-Коренную Икону Божией Матери – Руководительницу, Покровительницу и Защитницу  былой РПЦЗ в нью-йоркском Синодальном соборе РПЦЗ-МП.
 
Глава третья. КАТАКОМБЫ В СССР
 
В 1977 году произошло событие огромной важности для истинно православных верующих в Отечестве – Первоиерарх РПЦЗ митрополит Филарет принял под омофор Зарубежной Церкви группу катакомбного духовенства в СССР, оставшуюся без архиереев.
 
Как складывались горькие судьбы этого исповеднического движения русских подвижников  духа? Теперь невозможно установить безукоризненно подлинные факты и события подсоветской жизни православного подполья из-за ее непременной сокрытости – историю катакомбников, никогда не записывавшуюся, передававшуюся лишь устно в самом буквальном смысле. Поэтому изложим три претендующие на достоверность историографические оценки Катакомбной Церкви (КЦ) этого периода:
 
1) катакомбника, оказавшегося в Зарубежье, – И. М. Андреевского;
2) с сайта «Русская Катакомбная Церковь» юрисдикции вл.Амвросия (Сиверса);
3) с сайта «Новомученники и исповедники Российские пред лицом богоборческой власти»:

ПРОФЕССОР  И. М. АНДРЕЕВСКИЙ О КАТАКОМБНИКАХ

  
  Андреевский Иван Михайлович (лит. псевдоним – И. М. Андреев) родился 14.03.1894 г. в С.-Петербурге. В 1913-14 учился в Париже на философском факультете университета Сорбонны. Вернувшись в СПб, в 1914 поступил в психоневрологический институт имени Бехтерева; одновременно с обучением проходил военную службу – фельдшером психиатрических отделений в военных госпиталях. После окончания института, в годы Гражданской войны, работая доктором в Николаевском военном госпитале, учится на славяно-русском отделении историко-филологического факультета Петроградского университета. Посещал подпольные богословские курсы и существовавшие в 1920-х в Петрограде религиозно-философские кружки. Противник “Декларации” 1927 г. митр. Сергия, примкнул к движению “иосифлян”. Участник “исторической делегации” из Петрограда 27.11.1927 к митр. Сергию с посланиями от иерархов, духовенства и мiрян. Весной 1928 арест в Ленинграде за организацию нелегальных религиозно-философских кружков среди молодежи. 1928-30 – в заключении на Соловках, сотаинник еп. Максима (Жижиленко) и др. “иосифлянских” епископов и клириков. В июле 1930 получил новый срок в Белбалтлаг. Освобожден ок. 1935. Работал психиатром в Новгороде и др. городах, принимал деятельное участие в жизни Катакомбной Церкви. Во время II Мировой войны оказался на оккупированных немцами территориях, участвовал в издании антисоветской газеты “За Родину”. В 1944 эмигрировал в Германию. В 1950 переехал в США и получил место преподавателя в Св.-Троицкой Семинарии в Джорданвилле, где оставался до 1971. Автор ряда статей по церковной истории и работ по психологии, философии, апологетике и русской литературе. Скончался 30.12.1976 в Нью-Йорке.

+ + +
«Московский Церковный Собор 1917-18 гг. дал Русской Православной Церкви твердое каноническое основание для жизни христианской Церкви в антихристианском государстве.
 
Св. Патриарх Тихон анафематствовал (19-I-1918), а Церковный Собор утвердил (28-I-1918) это анафематствование Советской власти еще in statu nascendi Советского идеократического Государства, ставившего своей целью перестроить всю жизнь России на атеистически-материалистических основах.

  

Архимандрит Владимир (Николаевич Пуссет) в ссылке в Зырянском крае. 1928 год.

Признавая в принципе невозможность и нежелательность отделения Церкви от государства, и Патриарх Тихон, и Собор, тем не менее, своей анафемой отделили Русскую Православную Христианскую Церковь от нерусского богоборческого антихристианского Советского государства. Анафемой только этого вида государственной власти Патриарх и Собор констатировали факт несовместимости власти истинной христианской Церкви с властью антихристова духа.
 
Соответствующим однозначным актом, утверждающим также несовместимость власти Церкви и власти государства, был декрет от 23-I-1918 г. "О свободе совести", который Московским Церковным Собором был назван "Декретом о свободе от совести". (В собрании Узаконений от 1918 г. № 18 ст. 203 этот декрет называется "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви".) Это отделение государства от Церкви было не простым размежеванием государственной и Церковной власти, а в скрытом виде анафемой, которой Советское государство подвергало антисоветскую (по своей духовной природе) Церковь. Взаимная анафема, взаимное отсечение чуждых, враждебных, несовместимых начал: власти атеистически-материалистического богоборческого антихристианского государства и власти воинствующей Православной Христианской Церкви, – были вполне естественны. Советское государство и Православная Церковь  действительно две вещи совершенно не совместные.
 
Борьба была неизбежна, ее характер ясен. Антихристианская богоборческая атеистически-материалистическая идеология диктовала определенные методы борьбы: прежде всего ЛОЖЬ, а затем соблазн, обман, пропаганда, клевета, террор, насилия, гонения, пытки, мучения, полное физическое и духовное порабощение, а потом и полное уничтожение не только Церкви, но и всякой религии в душах людей. Русская Православная христианская воинствующая Церковь, в свою очередь, диктовала диаметрально противоположные методы борьбы: прежде всего, исповедание веры и правды, обличение соблазнов и обмана, мужественная апология, самоотверженная проповедь, исповедничество и мученичество, стояние за Христа и Его Непорочную Невесту-Церковь до смерти.
 
Сущность и основа большевицкой коммунистической идеологии в этой борьбе сразу же выявилась как фанатически религиозная. Можно верить или не верить в существование Бога и сатаны, но нельзя отрицать существования идей, связанных с этими понятиями. Большевицкая коммунистическая идеология определенно и цинично откровенно связана с идеей отрицания Бога и Его Правды, ненавистью к ним и борьбой с ними, т. е., иными словами, связана с идеей сатаны.
 
Итак, с самого начала столкновения Церкви и государства в Советском Союзе, Церковь декларировала служение Христу, а государство – служение сатане и антихристу. Борьба не на жизнь, а на смерть началась. Перед каждым верующим православным человеком встала дилемма: или идти на мученичество, или на компромисс со своей совестью. Для мученичества надо было быть святым, ибо жестокость мучений, которым стала подвергать своих врагов Советская власть,  превзошла все известные в истории человечества пытки и насилия. Усиливая мучения, Советская власть одновременно с этим усиливала и требования духовного порабощения.
 
Глубоко справедливо и ярко характеризует невыносимое положение русского народа г. С. П. в своей замечательной брошюре "О Церкви в СССР", Париж, 1947 г.:
 
"Словом, выбор был и ныне остался простой и недвусмысленный: геройство и мученическая смерть или же порабощение и пособничество. Русские народные массы поняли это в первые же годы – попытались уйти в маскировку. И вот всё политическое развитие революции м. б. описано как систематический нажим на маскирующихся, а, с другой стороны, маскирующиеся изобретали все новые способы остаться незамеченными, уйти от нажима, они изыскивали все новые жизненные маскировки, новые формулы нейтральности и полу-лояльности, новые закоулки быта, новые "леса", "овраги", "тундры" – для спасения... Понятно, что от этой дилеммы, от этой маскировки не могли уйти и деятели Православной Церкви...»

 

Священник Иван Сергеевич Антонов. Тюремная фотография. Зырянский край. 1928 год.
 
Если каждый верующий человек должен был решать эту трагическую дилемму только за себя или, в крайнем случае, за судьбу своей семьи и друзей, – то Глава Православной Церкви должен был решать ее за всю Церковь. Имеется много документальных данных о том, что от одного слова Патриарха Тихона часто зависели жизни многих людей, а иногда и характер их жесточайших пыток.
 
Для облегчения невыносимых страданий духовенства и мiрян, гонимых безбожной властью, Патриарх Тихон шел на целый ряд уступок и компромиссов. Но Советская власть не удовлетворялась ими и требовала полного духовного порабощения Церкви государству, усиливая гонения. Видя эти нарастающие жесточайшие гонения, духовные и телесные пытки и истязания систематически истребляемых духовенства и верующих мiрян, видя, как один за другим соблазнялись и падали "даже избранные", – св. Патриарх Тихон прилагал все силы своего ума и сердца, чтобы облегчить участь своей паствы. Он пошел на дальнейшие, возможные для религиозной совести православного христианина, уступки богоборческой власти. Но была граница,  которую он не перешел: духовной свободы Церкви  слугам сатаны не отдал. Св. Патриарх Тихон был величайшим великомучеником этой эпохи. Это был воистину мученик распинаемого духа. Сердце его разрывалось за духовные страдания и судьбу Русского Православия, от которого Советская власть требовала измены Христу, и за судьбы своей паствы, страдания которой превосходили всякую меру.
 
Дьявольская ложь Советской власти прежде всего заключалась в том, что религиозные гонения именовались политической борьбой, а исповедание веры и правды квалифицировались как политическое преступление. Напрасно Патриарх всенародно объявлял о запрещении всякой политической борьбы, напрасно сам он "каялся" в своих "политических" преступлениях и заявлял, что  "не враг" (политический) Советской власти. Та всякое чисто религиозное сопротивление верующих рассматривала как сопротивление политическое. Патриарх Тихон с ужасом убеждался, что предел "политических" требований Сов. власти лежит за пределами верности Церкви и Христу.
 
"Маскировка" строгой каноничностью, которая помогла в борьбе с обновленческим расколом, была учтена Сов. властью. Учитывая каноны как стену, о которую разбивались все насилия и террор против верующих, Сов. власть поставила  целью духовно поработить Церковь при условии СТРОЖАЙШЕГО СОБЛЮДЕНИЯ КАНОНИЧЕСКОЙ ЗАКОННОСТИ. Для этой цели она стала соблазнять, терроризировать и пытать не отщепенцев, готовых попрать св. каноны, а тех, кто был верен им. Задача оказалась в высшей степени трудной: те, кто охотно шли на сотрудничество с богоборческой властью, оказывались нарушителями канонов; те же, кто не соглашался на измену канонам, отказывался изменять и духу Христа. Подобно Иуде в среде апостолов, Сов. власти нужен был новый Иуда в среде строго канонического епископата.
 
По свидетельству близкого друга св. Патриарха Тихона профессора доктора медицины М. А. Жижиленко, бывшего главного врача Таганской тюрьмы в Москве, а затем первого тайного катакомбного епископа Серпуховского МАКСИМА, Патриарх, незадолго до своей кончины, высказал мысль о том, что, по-видимому, единственным выходом для Православной Русской Церкви сохранить верность Христу – будет в ближайшем будущем уход в катакомбы. Поэтому св. Патриарх Тихон благословил профессору доктору Жижиленко принять тайное монашество, а затем в случае, если высшая иерархия Церкви изменит Христу и уступит Сов. власти духовную свободу Церкви, – стать тайным епископом.
 
Св. Патриарх Тихон скончался 25 марта 1925 г., будучи, по свидетельству епископа Максима, отравленным. Оставшееся после смерти Патриарха "Завещание" – было, безусловно, подложным. "Завещание"-подлог Сов. власти не помогло.
 
Тогда при ближайшем участии Е. Тучкова, этого чекистского кровавого палача Русской Православной Церкви, была составлена глубоко продуманная дьявольски хитрая "Декларация", которую Сов. власть решила выпустить от имени высшей и канонически совершенно правильной иерархии Русской Православной Церкви. Декларация эта должна была превратить Русскую Православную Церковь  в канонически абсолютно правильно оформленную Советскую Церковь, служащую сатанинским антихристианским планам Советского государства.

  

Иосифляне весной 1929 года. 1-й ряд (слева-направо): епископ Сергий (Дружинин), архиепископ Димитрий (Любимов), протоиерей Василий Верюжский. 2-й ряд: протоиерей Никифор Стрельников, Николай Петровых, протоиереи Иоанн Быстряков и Викторин Добронравов, архимандрит Клавдий (Савинский). 3-й ряд: протодиакон Михаил Яковлев, протоиерей Филофей Поляков, иподиаконы Андрей Кардев, Петр Сазонов, Андриан.

Св. Патриарх Тихон в свое время от подписания подобной Декларации категорически отказался. Отказался подписать такую "Декларацию" после смерти Патриарха Тихона и законный Местоблюститель Патриаршего Престола – Митрополит ПЕТР. За это он был арестован (в декабре 1925 г.), сослан и  расстрелян через 11 лет после смерти Патриарха, в 1936 г.
 
После ареста Митрополита Петра заместителем местоблюстителя Престола стал Митрополит Сергий (Страгородский). Митрополит Петр при этом не только не отказался от местоблюстительства, но призвал, даже в случае известий о его смерти, поминать его имя – Главы Русской Православной Церкви – как символ единства и верности этой Церкви. (Об этом свидетельствовал священномученик епископ Дамаскин, имевший, по его словам, в своих руках это последнее распоряжение Местоблюстителя Патриаршего Престола).
 
Выставление кандидатуры митрополита Сергия на пост “заместителя местоблюстителя” было невольной ошибкой Местоблюстителя митрополита Петра. Митрополита Сергия ни в коем случае нельзя было допускать стать во главе Церкви уже по одному тому, что во время ареста Святейшего Патриарха Тихона он изменил Православию и стал обновленцем. После неожиданного для всех освобождения патриарха Тихона, митрополит Сергий “покаялся”, но, как выразился о нем оптинский старец Нектарий, “яд в нем остался”.
 
Отказался подписать "Тучковскую Декларацию" и глубокочтимый всей Русской Церковью старший иерарх и первый (намеченный Патриархом Тихоном) кандидат в местоблюстители – Митрополит Кирилл. Посетившие его в ссылке о. Илия Пироженко и о. П. Новосильцев написали о нем:
 
"Рассказывал нам, как все исполненное Митрополитом Сергием (Страгородским) было предложено ему, и он рад, что остался на прямолинейном пути...»
 
Митрополит Кирилл скончался в ссылке в 1936 г. (год гибели и Митрополита Петра).
 
Аналогичные предложения (подписать Декларацию) получили в свое время: Митрополит Агафангел, Митрополит Иосиф и Архиепископ Углический Серафим, т. е. все самые выдающиеся по духовным качествам и канонически безусловно правильно поставленные иерархи.
 
Наконец, нашелся епископ-Иуда, канонически правильный (правда, в самый тяжкий момент Истории Русской Церкви, когда начинали торжествовать обновленцы, уклонившийся в обновленчество, но потом канонически правильно покаявшийся) – Митрополит Сергий (Страгородский), который предал Православную Русскую Церковь в руки врагов Христа, оформив строго канонически свое предательство. Он подписал "Тучковскую Декларацию", отшлифовав ее формулировку. Декларация появилась от имени заместителя местоблюстителя Патриаршего Престола 16 (29) июля 1927 г. Напрасно умоляли Митрополита Сергия верные епископы, клир и мiряне не уподобляться Иуде, а взять пример с апостола Петра и, горько оплакав свой грех, раскаяться в измене Христу. Увещания не помогли, произошел церковный раскол 1927 г.
 
Исповедников Правды в Церкви Советская власть стала арестовывать. На допросах ликующие чекисты-следователи со злорадством и сарказмом доказывали "строгую каноничность" Митрополита Сергия и его Декларации, которая "не изменила ни канонам, ни догматам".
 
Во главе истинно православных людей, оставшихся верными св. патриарху Тихону, проклявшему советскую власть и звавшему верных чад Православной Церкви на мучения, и митрополиту Петру, сосланному на страдания за то, что он не согласился подписать той декларации, которую подписал митрополит Сергий, – стал Петроградский митрополит Иосиф. Приверженцев митрополита Сергия стали называть “сергианами”, а последователей митрополита Иосифа, – “иосифлянами”.



Монахиня Ия, в миру Репина Ольга Ивановна. Тюремная фотография. 1929 год.
  
Одобрение позиции митрополита Иосифа было получено из ссылки от митрополита Петра Крутицкого и от митрополита Кирилла Тамбовского.
 
Центром истинного Православия 1928-1929 гг. становится в Петрограде “Храм Воскресения на крови” (на месте убиения императора Александра II). Настоятелем этого храма был митрофорный протоиерей о. Василий Верюжский. Кроме этого храма, в руках “иосифлян” было еще несколько церквей в Петрограде и его окрестностях: Петроградский храм во имя св. Николая-чудотворца, при убежище престарелых артистов на Петровском острове (настоятелем этого храма был протоиерей о. Викторин Добронравов); храм во имя Тихвинской Божией матери в Лесном (где настоятелем был протоиерей о. Александр Советов; храм в Стрельне (настоятель – о. Измаил) и некоторые другие. В храме Воскресения на крови, кроме о. Василия Верюжского, выступали замечательные проповедники: протоиерей о. Феодор Константинович Андреев (друг о. Павла Флоренского), бывший профессор Московской духовной академии, и протоиерей о. Сергий Тихомиров. Отец Феодор был духовником многих академиков Академии Наук и профессоров Петроградского университета.
 
В 1929 году умер замученный пытками на допросах в тюрьмах и выпущенный “умирать дома” о. Феодор, профессор Андреев. Похороны этого замечательного проповедника приняли грандиозно демонстративный характер. “Со времён похорон Достоевского Петербург не видел такого скопления народа”, – писал профессор А. И. Бриллиантов своему другу.
 
К 1930 году были закрыты все “иосифлянские” церкви, за исключением одной (Тихвинской Божией Матери в Лесном). В 1930 году были расстреляны все наиболее видные “иосифляне”: епископ Максим, протоиерей Николай Прозоров, протоиерей Сергий Тихомиров, протоиерей Александр Кремышанский, иерей Сергий Алексеев и др. Архиепископ Димитрий (Гдовский) был заточен на 10 лет в Ярославский политизолятор, где и погиб. Митрополит Иосиф, епископ Сергий Нарвский со множеством духовенства и мiрян были сосланы в концлагеря. Многие мiряне были арестованы и высланы только за то, что они посещали единственную иосифлянскую церковь в Лесном. В 1936 году эта церковь была тоже закрыта.
 
Также сопротивление  исповедников "тихоновцев" и "староцерковников", которых тоже стали называть "иосифлянами", было сломлено физически советской властью при помощи советской церкви. Массовые расстрелы, гонения и пытки, обрушившиеся на верную Христу Церковь, не поддаются описанию. По официальным данным научно-исследовательского криминологического кабинета, в советских концлагерях в 1928 г. количество осужденных по церковным делам достигло 20%  всех заключенных. Истинной Православной Русской Церкви, верной до конца Христу, не оставалось иного выхода, как уйти в катакомбы.
 
Еще с 1928 года начались в Петрограде отдельные тайные богослужения по домам. После 1930 года количество тайных богослужений значительно увеличилось. А с 1937 года можно считать Катакомбную Православную Церковь вполне оформленной.
 
В остальной России, особенно в Сибири, катакомбные церкви создались несколько раньше. В Москве катакомбных богослужений было недостаточно, и многие москвичи “окормлялись” в Петрограде. Никакого административного центра и управления катакомбными церквами не было. Духовными руководителями считались митрополит Кирилл и митрополит Иосиф.



Архиепископ Димитрий (Любимов). Тюремная фотография. 1929 год.

Духовным отцом, породившим самую идею катакомбной Церкви, – был св. Патриарх Тихон. Не имеющая в первые годы своего существования ни организации, ни администрации, разрозненная физически и географически Катакомбная Церковь объединялась только именем Митрополита Петра. Позднее, не имея долгое время никакого общения с Митрополитом Петром, духовным своим вождем и Главой Катакомбная Церковь признала Митрополита Кирилла.
 
С 1936 г., после смерти Митрополита Петра и Митрополита Кирилла, духовным и административным Главой Катакомбной тайной Церкви, уже создавшей к этому времени подобие некоторой организованности,  становится Митрополит Иосиф. В конце 1938 г. именно за возглавление и  руководство Тайной Катакомбной Церковью Митрополит Иосиф был расстрелян. После его смерти Катакомбная Церковь стала еще более строго хранить свои тайны, особенно имена и местопребывание духовных вождей.
 
Я имел счастье и радость состоять в Катакомбной Церкви с 1927 г. по 1944 г. За время пребывания в качестве заключенного в Соловецком концлагере (1928-1932 гг.) мне пришлось быть свидетелем многих тайных хиротоний, совершенных епископами Максимом, Виктором, Иларионом (викарием Смоленским) и Нектарием. Подобные тайные епископские хиротонии происходили и в других концлагерях, напр., в Свирлаге, Белбалтлаге и в лагерях Сибири.
 
Появились тайные епископы и огромное количество тайных священников. Мне лично известна лишь Петроградская область и происходившие в ней тайные катакомбные богослужения за период с 1937 по 1941 гг. включительно. Затем мне пришлось встретиться с участниками катакомбных богослужений в 1942-1945 гг. из разных мест России, а после 1945 года у меня сведений нет.
 
В Петрограде и Петроградской области с 1937 по 1941 год было чрезвычайно много катакомбных богослужений. Где только эти богослужения ни происходили! На квартирах некоторых академиков, профессоров Военно-Медицинской Академии и Петроградского университета, в помещении морского техникума, школе подводного плавания, в школе взрослых водного транспорта, в помещениях больниц, в некоторых учреждениях, куда вход был только по пропускам. Очень интенсивно шли тайные богослужения в пригородах Петрограда и в более отдалённых от него местечках: в Шувалово, Озерках, деревне Юкки под Левашево, на станции Поповка, в Колпино, Саблино, Чудово,  в Малой Вишере, Окуловке, на станции Оксочи (в детской колонии им. Ушинского), в Гатчине (на квартире почитателей знаменитой подвижницы матушки Марии), в Елизаветино, Волосово, Ораниенбауме, Мартышкино, Стрельне (где подвизался замечательный священник о. Измаил) и во многих других местах.
 
Гонения на Катакомбную Церковь, которую митрополит Сергий, признав “контрреволюционной”, а молящихся в ней, – “политическими преступниками”, предал на растерзание безбожной власти,  были необычайно жестокие. Особенно много прихожан было арестовано и запытано до смерти за время 1937-1938 гг. в так называемое “ежовское время” (от фамилии тогдашнего главы НКВД Ежова. – В.Ч.-Г.).
 
Поэтому с 1939 года катакомбные храмы  стали чрезвычайно оберегаться, и попасть в них было чрезвычайно трудно. Но искренно ищущие люди находили. И, если количество тайных катакомбных богослужений в 1939 году значительно сократилось, то качество их необычайно духовно выросло. Воистину, это были новые первохристианские времена: легенда о невидимом дивном граде Китеже превращалась в явь!
 
Как мне пришлось слышать позднее, за время Второй мировой войны, особенно после избрания митрополита Сергия советским патриархом, катакомбные богослужения, несмотря на жесточайшие гонения, вновь усилились, ибо истинно православные люди не могли примириться с полным духовным порабощением Православной Церкви проклятому антихристову режиму. При патриархе Алексии (Симанском) гонения еще более усилились, ибо тогда уже не стало никаких оправданий тем, кто не посещает открытых храмов и совершает тайные богослужения на дому. Как писали: “Участники катакомбных церквей причислены к самым тяжким политическим преступникам!” Но “к злодеям причтён” был  и Сам Спаситель!



Монахиня Елена Васильевна Домнышева. Тюремная фотография. 1929 год.
  
Наиболее тяжким испытаниям "тайная", "пустынная", "катакомбная", как ее различно называют, Церковь в Советской России подверглась после 4 февраля 1945 года. Это случилось после интронизации советского патриарха Алексия, когда все духовенство, находившееся в лагерях, прошло специальную перерегистрацию, во время которой  опрашивали: признают ли они нового Патриарха Алексия. Не признававшие получали новые сроки наказания, а иногда и расстреливались. Признававшие же и дававшие об этом особую подписку часто досрочно освобождались и получали назначения.
 
Имеются сведения об одном священнике, который после такой регистрации сказал своей жене и двум дочерям, прибывшим к нему на свидание, чтобы они по возвращении домой перестали бы посещать патриаршую советскую церковь.
 
"Лучше не посещать никакой церкви и не причащаться вовсе, чем соприкасаться с церковью лукавнующих", – сказал он.
 
Вдову этого священника (муж ее после свидания был расстрелян) и ее двух дочерей стали травить священники советской церкви, называя  "раскольниками" и "сектантами". Окормлялись они в Катакомбной Церкви, храня Св. Дары на дому (1945 г.).
 
"Преследования тайных священников и епископов были настолько жестоки", – пишет один корреспондент, беженец "оттуда", – "что найти тайную Церковь было очень трудно". Имена епископов и священников Катакомбной Церкви окружены строго хранимой благоговейной тайной. О количестве их вообще не представляется возможности получить более или менее точных сведений, хотя о деятельности свыше десяти тайных епископов дошли сведения и до Зарубежья.
 
Священников (в большинстве случаев тайных иеромонахов) учесть невозможно. Известно только, что их было крайне недостаточно, чтобы окормлять желающих, ибо паствы, жаждущей таких пастырей в Советской России "как песок морской" (по выражению одного тайного епископа).
 
Недостаток священников восполнялся главным образом многими тайными монахинями (явление, принявшее стихийный характер и показавшее новую лучезарную духовную красоту русской женщины, преимущественно – бабушки) и мiрянами, посвящающими себя служению Тайной Церкви (совершающих чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые "собраниями на свещу"). Этих благочестивых людей, самоотверженно служащих Тайной Церкви, некоторые тайные епископы именовали "подпасками". Из-за недостатка пастырей эти "подпаски", которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной Церкви. Подпаски же большей частью хранят на домах и Св. Дары, получаемые с большим трудом, величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями.
 
По сведениям позднейших беженцев (1947-48 годов), в концлагерях окормление верующих тайными пастырями до 1945 г. (до интронизации патриарха Алексия и перерегистрации духовенства)  было значительно легче, чем на "воле". После же 1945 г., наоборот, в концлагерях оно стало более затруднительно, чем на "воле".
 
В первые годы германской  оккупации бывшее подсоветское население не могло разобраться в различных юрисдикциях Православной Церкви за рубежом и одинаково относилось ко всем. Но постепенно оно стало разбираться и, с глубокой радостью приветствуя именно Русскую Соборную Зарубежную Церковь, возглавляемую Митрополитом Анастасием, стало с негодованием отзываться о других церковных юрисдикциях. Этим объясняется то обстоятельство, что подавляющее большинство так называемой новой эмиграции влилось активно в Соборную Зарубежную Церковь.

  

Священник Николай Иванович Сапожков. Тюремная фотография. 1930 год.

Сподвижник митр. Сергия (Страгородского) Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) распространил свою церковную власть на Псковский и Новгородский округа во время немецкой оккупации. Он тщетно боролся, грозя прещениями, с частым нарушением его распоряжений о поминовении Советского Митрополита Сергия (Страгородского). Священники Катакомбной Церкви, начавшие служить в открываемых в большом количестве немцами православных храмах, категорически отказывались поминать советского митрополита.
 
Так, например,  в г. Сольцы Новгородской епархии митрофорный протоиерей о. В., бывший благочинный церквей города Минска, а затем ставший катакомбным священником, несмотря на строжайший приказ благочинного Новгородского района о. Василия Рушанова (посланного экзархом-митрополитом), категорически отказался поминать советского митрополита Сергия. Это было в 1942 году, а в 1943 и в 1944 гг. о. В. стал тайно поминать Митрополита РПЦЗ Анастасия».

ИСТОРИЯ КАТАКОМБ. Изложение сайтом «Русская Катакомбная Церковь» юрисдикции вл. Амвросия (Сиверса)
 
Ситуаций, когда в некоем государстве существует нелегальная Христианская Церковь, в истории масса. Положений, подобных тем, что сложились у нас, весьма много похожих, но прямой аналогией, несомненно, являлась Римо-Католическая Церковь во Франции времен Великой Революции, т. е. имеются в виду общины т. н. "неприсягнувшего священства". Сии общины не приняли решений революционных гражданских властей и подверглись за это жестоким репрессиям. Они также не признали легитимность Наполеона I и его конкордат с Ватиканом и отказались от общения с официальным клиром. Когда вернувшиеся Бурбоны попытались урегулировать положение Латинской Церкви, некоторые общины "неприсягнувшего священства" вышли из подполья, но нормализации отношений между ними и официальными церковными властями достигнуто так и не было.



Нарышкина Софья Павловна. Тюремная фотография. 1931 год.
  
Имеются сведения, что общины "неприсягнувшего священства" просуществовали чуть ли не до франко-прусской войны, позже вымерев или слившись со старо-католиками. Подобное было и в более древние времена: несомненно, общая основа имелась и в донатистском движении,  и еще больше у православных во времена господства арианства, позже монофелитства и, наконец, иконоборчества. Такая же оценка вполне подходит и к русскому старообрядчеству. Однако при всей схожести имеются принципиальные различия, речь о коих пойдет ниже.
 
Возвратимся к истории отечественных "катакомб". Хотя многие исследователи называют датой основания Катакомбной Церкви 1927 год,  сие не совсем правильно. Реально она стала возникать лет на пять раньше, первоначально – как реакция на большевицкие гонения и изъятие церковных ценностей, а с 1923 г. – уже с резким антиобновленческим протестом. Следует указать, что первоначально инициатором сети нелегальных приходов и монастырей выступила влиятельная "даниловская" группа во главе с архиеп. Феодором (Поздеевским) Волоколамским (†1937), ставшая в оппозицию не только к обновленцам, но и к пошедшему на компромиссы с Советской властью Патр. Тихону. Также с "даниловцами" всегда был идеологически связан Андрей (кн. Ухтомский), архиеп. Уфимский (†1937).

 


Епископ Глазовский Виктор (Островидов). Тюремная фотография. 1933 год.
  
Но окончательные действия по переводу как можно большего количества приходов и монастырей на нелегальное положение начались в 1927-28 гг., сразу после опубликования "Декларации" митр. Сергия (Страгородского) (†1944). Сему способствовали образовавшиеся, помимо "даниловцев" и "андреевцев", антисергианские группы: "иосифлян" во главе с Иосифом (Петровых), митр. Петроградским (†1937), "викториан" во главе с Виктором (Островидовым) (СМ. ЕГО ВЕРХНЕЕ ФОТО), архиеп. Вятским (†1934), "украинцев" во главе с Антонием (кн. Абашидзе), схиархиеп. Таврическим (†1943). Наряду с ними существовали отдельные "непоминающие" архиереи, придерживавшиеся подобной практики. Интересно, что некоторые антисергианские деятели не без основания указывали на невозможность легального служения в СССР  при еще имеющихся храмах, справедливо предупреждая свою паству, что "открытые храмы становятся рассадниками агентов ГПУ".

Уже в 1930-33 гг. по всему СССР была проведена широкомасштабная кампания по ликвидации точек истинно-православных христиан (ИПХ).  Причем, сами церковные здания их подвергались уничтожению (даже те, чьи "двадцатки" успевали переметнуться к сергианам), а сохранившиеся до того дня или использовались под нежилые помещения, или же – как храм Спаса-на-Крови – не могли быть взорваны лишь по тектоническим соображениям, оставаясь в запустении. Можно констатировать, что первый жестокий удар на "катакомбы" обрушился в 1928-34 гг., когда клир и активисты подлежали ликвидации или многолетнему сроку концлагерей, а паства зачастую депортировалась в суровые края.
 
Второй период пришелся на 1937-38 гг., когда выявлялись уже скрывавшиеся лица и уничтожались отбывающие сроки заключения вожди антисергиан. II-я Мировая война также оставила в жизни Катакомбной Церкви свой след: если немецкие власти весьма благосклонно относились к ИПХ (за исключением территории Псковской миссии), а последние охотно сотрудничали с первыми, то советские власти, напротив, попытались в 1943-46 гг. произвести в "катакомбах" небывалый разгром, что им почти удалось.

 


Священник Сухоруков Сергей Петрович. Тюремная фотография. 1932 год.
  
В 1944 г. почти все ИПХ, выявленные на неоккупированной немцами европейской части СССР, были депортированы или заключены в лагеря; в 1946 г. прошло жестокое выявление ИПХ на бывших оккупированных территориях с аналогичными действиями. Тут следует указать, что с самого начала НКВД в отношении Катакомбной Церкви действовало трояко: во-первых, просто и однозначно подвергал тотальному уничтожению всех непримиримых; во-вторых, "ломал" нестойких, присоединяя их к Московской Патриархии (МП), как было с группой еп. Афанасия (Сахарова) (†1962); и, в-третьих, создавал псевдо-катакомбы, через кои пытался выйти на невыявленных нелегалов. Существование в Петербурге «иосифлянского» прихода в Лесном – классический пример. Не секрет, что сие заведение выявляло симпатизирующих ИПХ, в то время как настоящие катакомбники напрочь отрицали сей приход. Ликвидирован он был, лишь когда Сталин установил МП в положении "Государственного Исповедания".
 
В 1950-53 гг. вновь начались гонения на ИПХ по всей стране, но со смертью Сталина затихли и вспыхнули с невероятной жестокостью уже при Хрущеве в 1958-63 гг. С сего времени официальную практику физических репрессий можно считать прекращенной, – она была заменена почти пожизненными сроками в концлагерях, психобольницах и ссылках. Тогда же стали широко применяться небольшие сроки заключения, кои бесконечно продлевались, и таким образом люди попадали в неволю чуть ли не на десятилетия.
 
В 1961 г. госорганы, наконец, подвели черту под многочисленными актами против подпольных христиан, издав постановление, в коем говорилось:



Протоиерей Алексий Иосифович Западалов. Тюремная фотография. 1932 год.
  
"Не подлежат регистрации религиозные общества и группы верующих, принадлежащих к сектам, вероучение которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты, ИПХ, ИПЦ, адвентисты-реформисты, мурашковцы и т. п. "
 
Стоит ли говорить, что нерегистрируемые религиозные общества в советском понимании считались незаконными, а имеющие антигосударственный и изуверский характер должны были тем более немилосердно искореняться. Правда, возникали некоторые вопросы. "Как, например, следует понимать термин "секта"? Являются ли униаты и Истинно-Православная Церковь сектами и почему? В чем заключается изуверский и антигосударственный характер их вероучения?" Особых объяснений не последовало, лишь было указано, что к "т. п." относятся: "молчальники", леонтьевцы, "краснодраконовцы", иннокентьевцы, иоанниты, федоровцы, чуриковцы, униаты, баптисты-инициативники, Основное звено Христа, Апокалипсисты, "Божьи дети" и т. п.
 
Новое оживление борьбы с ИПХ началось в начале 1970-х гг., и хотя оно было достаточно масштабным, но не таким жестоким, как прежде. Тем не менее, борьба оказалась весьма успешной: за прошедшее десятилетие КГБ смог сформировать и упрочить разнообразные псевдо-"катакомбы", а также внедрить своих агентов в исторические общины ИПХ. Несколько таких агентов смогли со временем внести разделения в среду "катакомбников" и взять под контроль значительную часть ИПХ. К числу удачных чекистских мероприятий по созданию псевдо-"катакомб" относятся первоначальные действия митр. Арсения (Стадницкого) (†1938) по искоренению "иосифлян" в Средней Азии в 1930-е годы. В то время масса депортированных ИПХ не могли, потеряв связь, найти контакт со своими и часто попадали в существующие как бы "подпольно" общины, кои на деле оказывались просто провокацией.

 

Монахиня Ангелина, в миру Чистякова Мария Николаевна. Тюремная фотография. 1932 год.
 
Еще более удачным продолжателем подобной провокации был выдававший себя за "иосифлянина" архим. Гурий (Егоров) (†1961), имевший тайные контакты с митр. Арсением и в 1934-44 гг. ликвидировавший большинство "катакомбных" общин в Ср. Азии. Видимо, за сии "заслуги" перед МП впоследствии он стал первым наместником возобновленной в 1946 г. Троице-Сергиевой Лавры, архиереем и, под конец жизни, митрополитом Крымским. Таким же деятелем по увеличению лже-"катакомб", напрямую связанных с МП, являлся Константин Вендланд, духовное чадо митр. Арсения, в сергианстве достигший митрополичьей кафедры (митр. Иоанн Ярославский, †1989) и долго участвовавший по линии ОВЦС за границей на всяких экуменических переговорах. Его задача заключалась в поставлении как бы "подпольных" клириков. В связи с этим утверждение знаменитого религиозного авантюриста Виктора Чекалина, известного как епископ Яснополянский, что он был поставлен в архиереи митр. Иоанном Ярославским, митр. Алексием Калининским и еп. Владимиром (Абрамовым), представляется вполне возможным.
 
Еще более активные действия по увеличению псевдо-"катакомб" начались с 1958 г. Они связаны с движением Григория Секача (†1987), в свое время изгнанного с сергианского прихода и впоследствии известного как "схимитрополит Геннадий". Он создал самую многочисленную в подполье "секачевскую иерархию", к которой относятся и Виктор Чекалин, и еп. Владимир (Абрамов) (†1987), и появившийся в 1992 г. еп. Никон (Сергей Ломекин), и даже Константин Васильев, скандально известный под именем "Лазарь, епископ Каширский, архиепископ Московский, блаженный митрополит Сибирский, патриарх Всея Руси, Император, Агнец Завета"! Даже он поставлялся митр. Иоанном (Бондарчуком) вместе с "секачевцами".
 
Впрочем, нет никакой возможности объять всю тему истории существования КЦ, посему обозначу отдельно  Санкт-Петербург и его область, указывая истоки и связи местных катакомб.
 
Итак, Санкт-Петербург – быв. столица быв. Российской Империи,  город, откуда началась революция, – в начале 1920-х гг. имел великое значение в церковном устроении, и именно здесь с особой силой проявилось т. н. “обновленческое” движение – “Живая Церковь”,  своими корнями уходящее в дореволюционные времена. Появление обновленчества как господствующей Церкви – вот первая и самая сильная причина возникновения тайной Церкви, чье служение должно было проходить нелегально, в “катакомбах”.  На такое служение всех ИПХ благословил весьма известный Оптинский старец преп. Нектарий (Тихонов) (†1928), что имело большой авторитет среди верных.



Священник Александр Дмитриевич Нечаев. Тюремная фотография. 1933 год.
  
Кто же были те лица, ушедшие в “первые” катакомбы еще задолго до сергианства? В основном, се лица, выступавшие против изъятия церковных ценностей и ревнители Православия: вошедшие в конфликт с Патриархом Тихоном (Беллавиным) (†1925) и митрополитом Вениамином (Казанским) (†1922), кои шли на компромиссы с  сов. властью. Таковыми  являлись, прежде всего, т. н. “даниловская” группа в Москве  и соприкасавшийся с ней через своего представителя епископа Иоасафа (Удалова) Чистопольского (†1937) Владыка Андрей (кн. Ухтомский), архиепископ Уфимский (†1937). Но кто же таковыми являлся в Петрограде?
 
Следует указать двух лиц, кои удерживали с 1923 г. Истинную Церковь среди – вначале обновленчества, позже – сергианства. Се есть б. настоятель Воскресенско-Макарьевского монастыря (на ст. Любань) св. новомученик Макарий (Васильев), схиепископ Маловишерский (†1944) и св. новомученик Стефан (Бех), б. еп. Ижевский (†1933).
 
До сегодняшнего дня не дана оценка схиеп. Макарию ни как аскетическому, ни как церковному деятелю. Известно, что его монастырь был весьма почитаемым еще до революции, а во время обновленческого лихолетья оставался единственной староцерковнической точкой. Почитателем Вл. Макария являлся архиеп. Андрей (кн. Ухтомский), коий пытался вместе с “даниловской” группой (т. н. “параллельным Синодом”, располагавшимся в Даниловом монастыре) выработать общую линию сопротивления не только обновленцам, но и “тихоновцам”, – т. е. группе лиц, окружавшей Патриарха и склонявшей его на компромиссы.
 
В то время Вл. Андрей решился рукоположить архимандрита Кирилла во епископа, призвав для сего своего давнишнего товарища, проживавшего тогда на покое в Оптиной пустыни, Вл. Михея (Алексеева), б. еп. Уфимского (†1931), а также Вл. Стефана (Бех). Они втроем тайно поставили архим. Кирилла в епископа Маловишерского, а в 1924 г. в Александро-Невской Лавре Вл. Стефан постриг его в схиму с именем Макарий . На тот момент только Вл. Макарий и Вл. Стефан являлись единственными бескомпромиссными архиереями в Петрограде и обл.,  основное служение которых проходило тайно. Следующим их серьезным актом было, как впрочем и у Вл. Андрея, – непризнание в 1925 г. митр. Петра (Полянского) Патриаршим Местоблюстителем, поскольку его полномочия основывались на неких неканонических “завещаниях” Патр. Тихона”.



Епископ Уманский Макарий, в миру Григорий Яковлевич Кармазин. Тюремная фотография. 1934 год.
  
Чтобы яснее представить себе значение и влияние Вл. Макария и его монастыря в истории Катакомбной Церкви, хочу отметить, что у него почти все наши монашествующие Отцы побывали кто монахом, кто послушником. И если пастырскому служению и церковному осмыслению они научились у Вл. Андрея, то аскетика – вся была заложена Вл. Макарием.
 
Хотелось бы особо остановиться на таком важном явлении, как “иосифлянское” движение, вокруг коего также сотворено много легенд со всех сторон. Дабы правильно понять сей феномен в Ленинграде, следует выяснить, кем являлись лица, его возглавлявшие.
 
Хотя движение и названо по имени митр. Иосифа (Петровых) Петроградского (†1937), было бы совсем неправильно персонифицировать в его лице всю сущность движения, которое на самом деле имело разные оттенки в своей позиции. Сия фигура до сегодняшнего дня также не понята до конца и посему обрела легендарные очертания. Более интересны  его последователи-“иосифляне”, пребывавшие поблизости Ленинграда: Димитрий (Любимов) архиеп. Гдовский (†1935), Сергий (Дружинин) еп. Копорский (†1937), Григорий (Лебедев) архиеп. Шлиссельбургский (†1937). Дабы понять их действия, согласимся с метким замечанием патриархийного митр. Иоанна (Снычева), писавшего о разделении в Серпухове, что там имелись как бы “двойные прослойки стен”. Сие  именно так, ибо все вышеуказанные трое так или иначе примыкали к “даниловской” группе: архиеп. Димитрий Гдовский – постриженник Данилова мон-ря, еп. Сергий Копорский – сам член “параллельного Синода”, архиеп. Григорий – б. насельник Данилова мон-ря. Таким образом, в создавшейся тяжелейшей обстановке “даниловская” группа, вслед за архиеп. Андреем Уфимским, в 1923-25 гг. смогла продвинуть в Петроград своих архиереев, что позже и легло в основание т. н. “иосифлянского” движения.
 
Но возвратимся к личности митр. Иосифа. Так как вокруг него и его дела наговорено много неправдоподобного, следует указать, что на самом деле не он был вдохновителем антисергианского движения, названного впоследствии его именем. Хотя доктринально и идеологически он был последовательным и весьма стойким антисергианином,  лично же являлся человеком очень мягким и иногда даже нерешительным, в отличие от иных своих сподвижников. Вообще, даже самые причины его отделения от Сергия были несколько иными, нежели у остальных. Так, например, “Ярославская Автокефалия”, где он себя практически никак не проявил, в своей подготовительной работе опять-таки являлась некоей “пробой пера” со стороны все тех же “даниловцев”. На переговоры с Агафангелом (Преображенским), митр. Ярославским (†1928), и Евгением (Кобрановым), еп. Ростовским (†1937), в 1926 г. от них ездил Серафим (Звездинский), еп. Дмитровский (†1937), и со стороны архиеп. Андрея Уфимского  на переговоры с митр. Агафангелом ездил, знакомый с последним еще с дореволюционного времени, Петр (Лодыгин), схиеп. Нижнегородский (†1956).



Епископ Нарвский Сергий (Дружинин). Тюремная фотография. 1937 год.

Однако митр. Иосиф, несмотря на свою мягкость, стал именно тем лицом, по имени коего часть истинно-православных христиан стали называть “иосифлянами”. Это, видимо, в какой-то мере и обусловило дальнейшие его действия, если не брать во внимание смехотворное утверждение сергиан о том, что весь кофликт с м. Сергием был основан на перемещении его последним из Петрограда в Одессу. Истинная же причина иная:  митр. Иосиф являлся именно тем Чрезвычайным Местоблюстителем (по решению Поместного Собора РПЦ от 25 янв. 1918 г.), о чем никто, даже митр. Петр (Полянский), ничего точно не знали. Но надо сразу оговориться: митр. Иосиф – есть митр. Иосиф, а “иосифляне” – есть “иосифляне”, и между ними существовали некоторые противоречия.
 
Так, к примеру, митр. Иосиф, видимо, до конца признавал Местоблюстительство митр. Петра, коего такие “иосифляне”, как архиеп. Димитрий (Любимов), архиеп. Григорий (Лебедев) и другие (т. е. связанные с “даниловцами”), а также схиеп. Макарий (Васильев) и еп. Стефан (Бех) (т. е. связанные с “андреевцами”), абсолютно не почитали и не признавали. По сей причине, несмотря на давнишние товарищеские отношения, у митр. Иосифа с архиеп. Андреем возник серьезный конфликт, приведший в итоге к тому, что даже в Башкирии появились чисто “иосифлянские” приходы, а в Ленинграде – чисто “андреевские”.
 
Следующий весьма важный факт, уже подмеченный некоторыми исследователями, но так и не получивший никакого здравого осмысления, – то, что основная энергия “иосифлянского” движения имела место быть не тотчас по издании “Декларации” митр. Сергия, а в 1928-29 гг. Дабы понять сие, следует, наконец, приоткрыть завесу над тайным т. н. “Кочующим Собором”, нелегально проходившим с весны по август 1928 г. в разных местах. Предварительные документы организаторами Собора были получены от “иосифлян”, “андреевцев” (а через них – и от “единоверцев”), “даниловцев” [через них – от “украинцев”– т. е. группы Антония (кн. Абашидзе), схиархиеп. Таврического (†1943)] и “викториан”. Полномочные представители возглавителей вышеозначенных групп выработали основополагающие принципы и Определения.
 
Резкий протест против решений Собора высказали (через своих представителей) митр. Кирилл (Смирнов) Казанский (†1937) и митр. Петр; не согласились из “даниловцев” – Гавриил (Абалымов) еп. Осташковский (†1958), Григорий (Козырев) еп. Суздальский (†1937) и Афанасий (Сахаров) еп. Ковровский (†1962); согласились с выводами, но подписать отказались – представители Серафима (Самойловича) архиеп. Угличского (†1937), Аркадия (Остальского) еп. Лубенского (†1937) и др.



Епископ Арсений (Жадановский). Тюремная фотография. Апрель 1937 года.
  
В итоговом документе “Кочующего” Собора указывалось нижеследующее:
 
“1. Сергиане – еретики, и равны по нечестию обновленцам, но превосходят последних лютым зверонравием; 2. Благодати у сергиан нет, таинства не совершаются, а вместо священнодействий – сквернодействия; 3. Прекратить принятия обновленцев и сергиан посредством покаяния, отныне народ и клир принимаются через Миропомазание (если крещены не погружением, а обливанием или кроплением, то крестить); 4. Обновленческого и сергианского поставления клир является простыми мужиками, но не священнослужителями; 5. Подтверждение анафемы на обновленцев;
6. Сергианам – анафема ”.

 
Именно решения сего Собора обусловили столь бурное развитие антисергианского движения в Ленинграде в 1928-30 гг.; но дабы узреть всю полноту картины, необходимо рассмотреть связи катакомб в Ленинграде со своими единомышленниками в иных местах.



Михаил Иванович Сазонов. Председатель "двадцатки" храма Воскресения Христова в Ленинграде. Тюремная фотография.
  
Итак, никакого хаоса среди ИПХ первоначально не было: “даниловцы” – архиеп. Димитрий Гдовский и архиеп. Григорий Шлиссельбургский – по-прежнему контролировали Ленинградскую обл. и смежные с ней. Хаос и даже конфликт произошел позже, когда архиеп. Димитрий принял под свой омофор приходы в Новгородской епархии (окормлявшиеся схиеп. Макарием), поставил на Кубань священников [без согласия архиеп. Агафангела (Садковского) (†1932)], принял приходы и поставил священников в Киев и Харьков [без согласия схиархиеп. Антония (кн. Абашидзе)] и, наконец, поставил в Серпухов еп. Максима (Жижиленко) (†1931), кафедра коего была занята еп. Арсением (Жадановским) (†1937). Одновременно с сим архиеп. Димитрий простер свой омофор над приходами на Урале, в Красноярске, в Витебской и Архангельской епархиях.
 
Вызывало некоторое недоумение отмежевание в Ленинграде от сергианства “единоверцев”. Но удивляться сему не стоит, ибо не надо забывать, что в то время в Ленинграде постоянно пребывал крупнейший “единоверческий” деятель, известный ученый Алексей Алексеевич кн. Ухтомский– брат Вл. Андрея Уфимского, являвшегося с 1919 г. Первоиерархом всех “единоверцев”. Интересно, что только один “единоверческий” архипастырь Павел (Волков) еп. Керженецкий (†1951) проявлял некоторые колебания в отношении сергианства, – вся же остальная “единоверческая” иерархия сергианство отвергла полностью .
 
Также особого внимания заслуживают связи катакомб Ленинграда с “викторианами”. Здесь имеются интересные нюансы. Так, например, Виктор (Островидов) архиеп. Вятский (†1934), Нектарий (Трезвинский) еп. Яранский (†1937) и Иларион (Бельский) еп. Котельнический (†1937) – все прежде были насельниками Александро-Невской Лавры, имели в Петрограде прочные связи, а последний являлся к тому же сыном петербургского священника. Вместе с тем, в Ленинграде постоянно проживал Вл. Стефан (Бех), б. еп. Ижевский, коий являлся духовником Вл. Виктора. Так, даже отбывая в заключении, Вл. Виктор отсылал своих сподвижников не только для окормления, но и для рукоположения именно к нему в Ленинград.
 
В 1929-31 гг. прошли массовые “антииосифлянские” аресты, и официальная историография указывает как бы на полное замирание духовной жизни ИПХ. Это, конечно, не так: с сего времени церковная жизнь полностью приняла образ нелегальный – катакомбный. В 1930-х гг. священников имелось еще достаточно, но ситуация в дальнейшем сложилась  вовсе критической, если бы в 1928 г. “иосифлянами” не были  тайно (по благословению митр. Иосифа) поставлены, кроме иных, два епископа: Роман (Руперт) и Модест (Васильков). Так как всё их служение полностью проходило в катакомбах, хотелось бы рассказать о них подробнее.
 
Епископ РОМАН. В миру Райнгольд Иероним Руперт. Род. ок. 1895 г. в Австро-Венгрии в католической семье. В 1915 г. попал в русский плен. В 1917 г. принял Православие и остался в России. С 1919 г. насельник Воскресенско-Макарьевского мон-ря. В 1923 г. пострижен в мантию с именем Роман и рукоположен в иеродиакона Вл. Макарием (Васильевым). В 1924 г. рукоположен в иеромонаха. В нач. 1928 г. тайно поставлен в епископа Ингерманландского архиеп. Григорием (Лебедевым), еп. Стефаном (Бех) и схиеп. Макарием. Скрывался всегда в деревнях, но очень часто переезжал, окормляя многочисленную паству. Обладал обширными гуманитарными и техническими знаниями. Скончался в сентябре 1964 г.



Схиепископ Паисий, в миру Петр Петрович Рожнов. Тюремная фотография. 1949 год.
  
Епископ МОДЕСТ. В миру Матвей Васильков. Род. ок. 1895-96 гг. в Псковской губ. в семье священника. Являлся родственником архиеп. Сергия (Василькова) Новосибирского (†1937). С детства ушел в Воскресенско-Макарьевский мон-рь. В 1914 г. пострижен в мантию с именем Модест. В 1923 г. рукоположен Вл. Макарием в иеромонаха. Летом 1928 г. поставлен в еп. Вытегорского Василием (Докторовым) еп. Каргопольским (†1938), еп. Стефаном (Бех) и схиеп. Макарием (Васильевым). После ареста еп. Василия окормлял его паству, после ареста в 1928 г. Алексия (Буй) еп. Воронежского (†1937) принял паству последнего. По завещанию Иерофея (Афонина) еп. Велико-Устюжского (†1928) принял и его паству. В 1945 г., после гибели Вл. Макария, принял титул покойного – еп. Маловишерский. После смерти Вл. Романа с клиром и народом последнего возник конфликт, не разрешившийся, несмотря на их уход к иному архипастырю, почти до самой его смерти. Имел вспыльчивый характер. Перед смертью принял схиму с именем Макарий и примирился с клиром, народом и с принявшим их архипастырем. Скончался 5.07.1971 г.
 
Существует одна знаменательная деталь. Еще в разгар “иосифлянского” движения в Ленинграде, когда митр. Иосифа поминали 42 храма, схиеп. Макарий и еп. Стефан возвысили свой голос с предупреждением, что все закончится полным разгромом, ибо через легальное существование приходов непременно внедрится масса агентов ОГПУ.
 
С сего времени (1928 г.) Вл. Макарий повелел своим духовным чадам ни под каким видом не посещать открытые храмы, особенно – храм Спаса-на-Крови; у многих людей вообще возникали подозрения и в отношении клира сего храма. Существовали обвинения в стукачестве прот. В. Верюжского, прот. Ф. Андреева и прот. И. Никитина, служивших там и считавшихся весьма яркими “иосифлянами”. После же закрытия всех “непоминающих” храмов появилось великое множество общин, ушедших в катакомбы. Интересно, что имелись и чисто национальные общины: финская, шведская, французская, немецкая и т. д. Известно имя настоятеля шведской общины – о. Теодор Ольмгрен (†1935), в нач. 1920-х г. перешедший в православие из лютеранства.

С остатками остальных общин я имел личное общение (ПРИМЕЧАНИЕ вл.Амвросий /Сиверс/ из "КЦ"), а финны еще в 1980-х гг. имели даже двух иереев, живших, правда, далеко от Ленинграда: прот. Яакоба (р. ок. 1863, †1984) и свящ. Элиаса (†1985).
 
Всем хорошо известен “антииосифлянский” разгром 1929-31 гг., но мало кто помнит ужасные 1933-34 гг. – т. н. “кировскую чистку”, когда из Ленинграда высылали (в лучшем случае) целыми кварталами. То был более чувствительный удар по Катакомбной Церкви, ибо здесь страдала, в первую очередь, паства – надежда и опора скрывающегося клира. К тому же, гонение сопрягалось с паспортизацией, когда при получении документа требовалось заполнять обширные анкеты, что приводило к арестам “бывших”. Именно тогда в катакомбах возникло движение “беспаспортников” (не говорим о деревне, где паспортов не выдавали вообще), имевшее благословение почти от всех катакомбных Архиереев.
 
Даже 1937 г. не так затронул Катакомбную Церковь, как массовая “антииосифлянская” акция на Сретение Господне 1938 г., когда в Ленинграде и обл. было арестовано почти все потаенное духовенство. Но, как ни удивительно, до самой войны схиеп. Макарий курировал (как Духовный Наставник) подпольную Духовную Академию и Семинарию, куда тайно приезжали слушать лекции люди из весьма отдаленных мест. Лекции здесь читали оставшиеся в живых преподаватели имперских Духовных Школ, а также философы – С. Аскольдов, И. Андреевский (см. его текст выше. ­– В.Ч.-Г.) и даже изредка – А. Майер.
 
Война кое в чем облегчила существование ИПХ под Ленинградом на территориях, освобожденных немцами. Вл. Макарий даже переехал жить в Псково-Печерский монастырь, однако ситуация не нормализовалась полностью, т. к. немецкие власти, через сподвижника митр. Сергия (Страгородского) Экзарха Балтии митр. Сергия (Воскресенского) (†1944) учредили т. н. “Псковскую Миссию”, в деятельность коей входило и выявление “катакомб”. Именно тогда у Вл. Макария и скрывающегося в катакомбах Иоанна (Лошкова), еп. Псковского (†1945), возник, к сожалению, неудавшийся, план связаться с РПЦЗ, – точнее, с  ее Высокопреосвященнейшим Серафимом (Лядэ), митр. Берлинским и Германским (†1950).



Групповая фотография лагерников и ссыльных ИПХ в Воркуте. 1954 год: 1-й ряд (сидят): Чесноков И.Ф., Чесноков Ф.Ф., Чесноков Ф.И., Чесноков И.Ф. 2 -й ряд (стоят): Чеснокова А.Г., Ряховская М.Т., Пригарина А., Еремин П., Чеснокова Е.Н., Чеснокова П.В.
  
После войны, когда сергианская МП чрезвычайно усилилась, вновь начались розыски “катакомб”, но скрываться в потоке беженцев и блокадников было, конечно, легче. Именно с тех времен в С.-Петербурге существуют две наиболее крупные общины ИПХ: община иеромонаха Никифора (фон Рихтер-Меллин) (†1983) и община иерея Михаила Рождественского (†1988). Сии клирики были последними из известных нам, посему хотелось бы рассказать о них подробнее.
 
Иеромонах Никифор. В миру Николай Сергеевич фон Рихтер-Меллин. Род. в 1900 году в Павловске в семье принявшего православие остзейского аристократа. Учился в военном училище. Участвовал в походе ген. Юденича на Петроград, ранен под Гатчиной, остался в расположении красных. С 1921 г. – насельник Воскресенско-Макарьевского мон-ря. В 1923 г. пострижен в мантию с именем Никифор схиеп. Макарием. Ок. 1923-24 гг. рукоположен в иеродиакона Вл. Стефаном. В 1926 г. рукоположен в иеромонаха Вл. Григорием (Лебедевым). Служил исключительно нелегально даже до Декларации митр. Сергия; открытое служение имело место не более 20 раз до 1929 г. по благословению Архиереев. В 1929 г. – ответственный за эвакуацию из Ленинграда Вл. Григория (Лебедева). В июле1941 г. переместился под Гдов, где дождался немецких войск. Сопровождал Вл. Макария в Псково-Печерский мон-рь. В 1943 г. был командирован с прошением от схиеп. Макария и еп. Иоанна (Лошкова) к митр. Серафиму (Лядэ), но снят немцами с поезда по пути в Кенигсберг и отослан назад. После войны – вновь в Ленинграде, клирик Вл. Романа. После смерти последнего в 1964 г. перешел со своими различными общинами под омофор Вл. Владимира (барона фон Штромберг), еп. Уфимского (†1981). Автор многочисленных работ по эгзегетике, преподавал на “Богословских Курсах III-х ступеней”. Пастырь, по словам др. блаженных Отцев, абсолютно лишенный страха. Скончался в 1983 г.

  

Отец Михаил Рождественский после лагеря. Середина 1950-х.

Иерей Михаил Васильевич Рождественский родился в 1901 г. в семье потомственного священника. Брат св. новомученика о. Измаила Рождественского, изображенного на известной иконе Свв. Новомучеников и Исповедников Российских. Рукоположен в иерея до 1926 г. для б. придворной Преображенской церкви в Стрельне. Акт духовенства Петрограда о неприятии «Декларации» митр. Сергия подписан братьями Рождественскими под №№ 51-52. Окормлял приход Петропавловского храма в Вырице. С конца 1927-29 гг. скрывался у знакомых по одной ночи. В конце 1929 г. арестован и этапирован на строительство Беломорканала. Освободился, без права проживания в крупных городах, в 1938 г. и нелегально прибыл в Ленинград. Служил по ночам. Блокаду Ленинграда провел в осажденном городе, но на Крещение Господне 1943 г., во время Божественной Литургии, арестован: срок 10 лет Воркутинских лагерей. В 1953 г. новый срок – 10 лет. В 1955 г. отпущен на поруки к детям. В 1957 г. переехал в Брянскую обл., но продолжал окормлять свою паству в Ленинграде. В 1962 г. арестовывался, но был отпущен. Некоторое время был под омофором Вл. Модеста (Василькова). В 1981-82 годах – кандидат на епископский сан в РПЦЗ, что не удалось. С 1985 г., после Чернобыльской катастрофы, весьма болен. Скончался 29.08(10.09).1988 г.
 
Дабы понять связи ленинградских катакомб после войны, назову только те географические точки, куда постоянно ездили последние их клирики, и откуда постоянно прибывали прихожане. Исторически сложившаяся паства о. Никифора проживала в Ленинграде и смежных обл., в Карелии, Прибалтике. А сам он постоянно посещал Москву,  Поволжье,  Киев, Башкирию – т. е.  места, искони контролировавшиеся “андреевцами”. Отец  Михаил, проживая в Брянской обл., ездил в Ленинград, Белоруссию, Воронежскую, Липецкую области и изредка – в Армавир. Если учесть, что паства покойного Вл. Модеста проживала в Ленинграде, Вологодской, Архангельской, Воронежской, Брянской областях, а также кое-где на Дону, то становится очевидным, что о. Михаил не оставлял вниманием и прихожан Вл. Модеста.

( Источник: http://www.katakomb.ru/menu3.html )

ИЗ ИСТОРИИ ГОНЕНИЙ ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНОЙ (КАТАКОМБНОЙ) ЦЕРКВИ. Конец 1920-х — начало 1970-х годов. Очерк с сайта «Новомученики и исповедники Российские пред лицом богоборческой власти»
 
«Не человецы спасают Церковь, и ничтоже пользует
согласие со враги ея, но Церковь спасает человеки
силою Христовою, якоже подвиг ваш показа...»
  
В последнее время издано много книг, посвященных истории Российской[1] Православной Церкви после большевистского переворота, при написании которых использовались документы закрытых ранее для исследователей архивов. В этих книгах рассматривались важные для Православия вопросы исповедничества и мученичества, которые приобретали для каждого пастыря и верующего особое значение в годы непрекращавшегося террора, массовых арестов и расстрелов, поскольку определяли его последующий путь — либо мученичества и исповедничества за веру Христову, либо путь сотрудничества с богоборческой властью или приспособленчества. В послереволюционной истории Церкви было несколько критических моментов, угрожавших ее единству, причем инициировались они жесткой политикой власти, поставившей своей целью окончательное уничтожение Православия.

Весной 1922 года был нанесен первый удар по Патриаршей Церкви. Арест патриарха Тихона и вынужденный отказ его от руководства Православной Церковью, раскольническая деятельность "обновленцев" с захватом к концу года двух третей из действующих в то время церквей, поддержанный властями, создание самочинного ВЦУ с признанием его власти известными архиереями, проведение "Собора" и заочного суда над патриархом с лишением его священнического сана — все это нанесло серьезный удар по единству духовенства. Лишь активное противостояние верных патриарху архиереев и клириков позволило объединить антиобновленческие силы в противостоянии расколу. Последующее освобождение патриарха Тихона из-под домашнего ареста в Донском монастыре после вынужденного "покаяния", возвращение к управлению Церкви, его Послание от 28 июня о неправомочности "Собора" и всех его решений, принятие патриархом после покаяния отпавших в "обновленчество" архиереев РПЦ и части новопоставленных иерархов в лоно Патриаршей Церкви, массовое возвращение отобранных ранее храмов и прекращение дела по обвинению патриарха Тихона[2] в "антисоветских преступлениях" — все это успокоило верующих, и стабилизировало обстановку в стране и за рубежом.



Священник Владимир Владимирович Криволуцкий. 1950-е годы.
  
Однако Послание патриарха к Церкви, подписанное в день его кончины 7 апреля 1925 года[3] и опубликованное в газетах, вызвало большое смущение и возмущение, поколебав единство духовенства и мирян. Причем, в стане оппозиции оказались самые стойкие и непримиримые архиереи, не согласные с антицерковной политикой большевиков и активно не принявшие в этом выступлении патриарха его призыва к "искренности" в отношениях с богоборческой властью, к работе с ней "на общее благо"[4]. Многие открыто говорили об опасности этого пути в будущем. 12 апреля, после погребения патриарха Тихона в Донском монастыре, 59 представителей высшего духовенства, прибывших в столицу на его похороны, после ознакомления с завещанием о Местоблюстителе, подписали заключение о вступлении в эту должность митрополита Крутицкого Петра (Полянского). Но правящим в столице архиереям властями был преподан вскоре жесткий урок "покорности и послушания" — на примере трагической судьбы почитаемых архиереев[5], отправленных в тюрьмы, лагеря и ссылки. Именно с того времени органами госбезопасности стали активно разрабатываться в первую очередь священнослужители, убежденные в необходимости сохранения лучших традиций Православия, называемые чекистами "тихоновцами". В мартовском отчете ОГПУ за 1925 год констатировалось, что на конец 1924 года в стране оставалось еще 8195 "тихоновцев", что составляло 67% от общего числа священнослужителей, и далее сообщалось об активизации работы по сорока шести агентурным разработкам "контрреволюционных организаций церковников"[6].

Переломным моментом в истории Церкви стал 1927 год — после опубликования 16/29 июля знаменитой Декларации[7] митрополита Сергия (Страгородского), в то время заместителя Патриаршего Местоблюстителя. Провозглашение же в особом Указе митрополита Сергия требования о молении за советскую власть[8] стало уже свидетельством перехода Церкви с позиции аполитичности и лояльности на позицию внутренней духовной солидарности с властью, не прекращавшую гонений духовенства и мирян. Все это вызвало серьезный раскол среди духовенства Патриаршей Церкви. На уверения митрополита Сергия и его единомышленников, что их действия вызваны желанием спасти Патриаршую Церковь, жестко ответил епископ Павел (Кратиров): «Церковь Христова — это не что иное, как царство Божие, а царство Божие, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это "царство Божие внутри нас" нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митр. Сергий во взаимоотношениях с внешними? Неужели из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храм, здания, утварь) можно продать Христа и царство Божие? Какая же тогда разница между Иудой и современными Христопродавцами?»[9]. Вскоре часть архиереев со своей паствой решительно прервали молитвенное общение с митрополитом Сергием и его Синодом[10]. Повсюду стали появляться "антисергианские" приходы и отдельные "непоминающие"[11], причем, их неприятие Сергия и его политики было в каждом случае различным. Одни считали его просто превысившим свои полномочия, другие — нарушителем канонических устоев Церкви, третьи — еретиком, а иные — даже богоотступником.

Сам митрополит Сергий (Страгородский), возглавлявший РПЦ, избрав путь сотрудничества с властями, утверждал, что провозглашенное в Декларации требование лояльности к советской власти необходимо ради преемственности "законного" Православия[12]. Но в результате эта формальная "легализация" РПЦ в дальнейшем потребовала от ее руководителей согласия на полный контроль государственных органов над внутрицерковной жизнью, особенно, в кадровой политике. Он сам и его сторонники, шантажируемые угрозой ареста всей православной иерархии, надеялись, что уступки властям помогут прекратить дальнейшие репрессии священнослужителей и мирян. Но уже с осени 1928 года началась масштабная операция органов госбезопасности по вскрытию и ликвидации "филиалов" «Всесоюзной контрреволюционной церковно-монархической организации "Истинно-Православная Церковь"» во многих регионах страны.

Необходимо отметить, что для успешного проведения этой операции, то есть массовых арестов оппозиционного духовенства и мирян одновременно по всей стране, с 1925 года в приходские общины было внедрено большое число "добровольных помощников" чекистов из церковного клира и прихожан. Например, расходы на оплату работы секретных осведомителей и их количество в "Смете расходов" по регионам объяснялось так: «Синодальное движение используется нами для разложения "тихоновщины", как группировки, крайне реакционно настроенной и имеющей большой авторитет среди верующей массы. Руководство работой синодальцев в целях успешного разложения "тихоновщины" возможно при наличии секретных работников как в той, так и в другой группировке, посредством коих возможно будет проводить желательную для нас линию. С этой целью в прилагаемую "Смету" мы вносим минимальное количество осведомов[13], по 2 человека на группировку в каждом округе»[14].



Слева направо: Надежда Васильевна Ершова, заключенный Михаил Васильевич Ершов -- иеромонах и Василий Владимирович Калинин. Свидание в Озерлаге. 1957 год.
  
ктивной работе секретных осведомителей и полученных с мест агентурных сообщений, к началу операции стало известно о размахе движения ИПЦ, об именах иереев и активных верующих в регионах, а также именах архиереев, возглавивших там оппозицию Сергию. О размахе первого этапа операции — с марта по октябрь 1929 года — говорят цифры арестованных священнослужителей — более 5000 человек, что почти в три раза превышало число осужденных пастырей в 1928 году. Второй этап операции, нацеленный, в основном, на Украину, Центрально-Черноземную область, Черноморье и Северный Кавказ был осуществлен с сентября 1929 по апрель 1930 года. На третьем этапе — с апреля по декабрь 1930 года — прошли повторные аресты в столицах, а также по областям центральной и южной части России, Украины и Белоруссии. О масштабе операции в 1930 году можно судить по числу арестованных по групповым делам ИПЦ — свыше 13 000 священнослужителей, что более чем в 2 раза превысило число осужденных в 1929 году.

В начале 1931 года прошли повторные массовые аресты в Московской, Ленинградской, Псковской и Новгородской областях. С начала 1931 по апрель 1932 года поле деятельности чекистов значительно расширилось, и массовые аресты прошли повторно не только в Европейской части, но также в Сибири и Северном крае, при этом число арестованных иерархов за два года превысило 19 000 человек. Эта операция позволила властям за четыре года уничтожить наиболее непримиримых и твердых в вере священнослужителей и мирян[15]. Заметим, что до 1932 года массовых репрессий против священнослужителей, кроме "иосифлян", "викторовцев", "дмитровцев" и других оппозиционеров, не было. Но уже с середины 1932 года началось повсеместное закрытие храмов и аресты "сергиевского" и обновленческого духовенства. Количество арестованных священнослужителей в 1933 году — более 8700 человек — казалось бы, незначительно отличается от числа осужденных в 1932 году, но очевидно, что число истинно-православных клириков составляло не больше половины. Ведь выявление и арест пастырей и активных членов общин истинно-православных христиан были теперь крайне затруднены, о чем постоянно сообщалось в отчетах органов НКВД. Например, в отчете за 1933 год утверждалось, что «полная ликвидация этого института тайного священства и монашества потребует еще значительных усилий со стороны наших органов в силу гибкости и подвижности этой агентуры».

Результатом развернувшейся в стране паспортизации населения в 1933 году стало массовое выселение из крупных городов страны остававшегося на свободе духовенства: в первую очередь, это коснулось "иосифлян", на основании  секретного указания «Не выдавать паспортов служителям культов "иосифлянского" вероисповедания», во вторую очередь, — "сергиевских" клириков, так как теперь отношение властей к ним ужесточилось: «При выдаче справок и получении паспортов особенно крепко подходить к Сергиевской ориентации и мягче к обновленцам». К этому же времени практически все храмы в Москве, Ленинграде и других городах, руководимые оппозиционными митрополиту Сергию и его Синоду священнослужителями перешли под управление официальной Церкви, и, как правило, вынуждено, под угрозой ликвидации церкви. Позднее большая часть этих храмов была закрыта, то есть легальная деятельность "непоминающих" была запрещена властями.

Но окончательно уничтожить оппозицию не удалось, так как наиболее стойкая часть клириков, сторонников митрополита Иосифа, избрала катакомбный путь служения, продолжая проводить нелегальные службы, тайные рукоположения в священство и пострижения в монашество. В последующие два года, в период 1935-1936 годов, «вскрытие и ликвидация контрреволюционных монархических организаций церковников» продолжались, но обвинения, которые теперь предъявлялись руководителям "организаций" отличались от прежних, теперь их обвиняли «в шпионаже» и «террористической деятельности». Особенностью групповых процессов в этот период является наличие «доказательств» вины арестованных в виде агентурных сообщений либо более основательных "Меморандумов", представляющих собой обзор доносов за определенный период времени. На основании этих агентурных данных производился арест и затем осуждение обвиняемого[16]. Число арестованных священнослужителей за два года, с 1934 по 1935 год, составило не более 5300 человек, что в 1,6 раз было меньше, чем за один, 1933 год. Можно предположить, что процент истинно-православных клириков среди арестованных в эти годы сокращался, так как большинство из них находилось на нелегальном положении, о чем постоянно доносили "добровольные помощники" чекистов. Но теперь чекистами уже не делались различия, к какому течению примыкал обвиняемый: к "сергиевцам", "иосифлянам", "непоминающим" или "обновленцам". Теперь и лояльному к властям духовенству стало ясно, что надежды митрополита Сергия и его последователей спасти РПЦ от уничтожения были тщетны.



Группа истинно-православных христиан с отцом Филаретом (Русаковым). 1957 год.
  
Когда же началась вакханалия массовых арестов и расстрелов в период 1937-1938 годов, то "доказательства" вины обвиняемых уже не требовалось. Следствие велось ударными темпами, так как соответствовало указанию заместителя наркома НКВД Заковского: «Бить морды при первом допросе, брать короткие показания на пару страниц от "участника организации" о новых людях». Избиения заключенных в Таганской тюрьме самим Заковским, показавшем на личном примере, как нужно допрашивать, «вызвали массовые, почти поголовное избиение арестованных и вынужденные, клеветнические показания арестованных не только на себя, но и на своих знакомых, близких сослуживцев и даже родственников, а также на лиц, которых они никогда не знали»[17]. Деятельность Особой Тройки НКВД СССР, определяющей окончательный приговор обвиняемым, также основывалась на указании Заковского — «судить только по I-ой категории[18] и только в исключительных случаях небольшое количество дел осуждать по II-ой категории»[19]. О скорости, с которой вершился приговор, показал позднее на допросе М. И. Семенов, с декабря 1937 по июль 1938 года бывший председателем Особой Тройки НКВД по Москве и области: «За один вечер мы пропускали по 500 дел и судили людей по несколько человек в минуту, приговаривая к расстрелу при рассмотрении дел "альбомным" порядком». Трудно представить душевное состояние пастыря, обреченного ради сохранения прихода на многолетнее унизительное моление на богослужениях за "успехи и радости" богоборческой власти, а порой даже на сотрудничество с ее карательными органами, и в результате — этой же властью арестованного «за контрреволюционную деятельность» и приговоренного к расстрелу!
 
+ + + 
Активная антирелигиозная политика государственных органов ярко продемонстрировала неприемлемость и даже провокационность компромиссной политики митрополита Сергия и его последователей с властью, провозгласившей воинственное и нетерпимое отношение к Церкви. Но была ли альтернатива "сергиевскому" направлению в Патриаршей Церкви? Ведь оппозиционное митрополиту Сергию духовенство предлагало с самого начала другой путь: во времена гонений разумнее было бы вместо административного централизованного единства Патриаршей Церкви перейти на самоуправление епархий и приходов, а в случае закрытия церквей — на создание нелегальных общин и проведение тайных богослужений, посвящений и пострижений. Именно такой путь, по их убеждению, сохранил бы «глубочайшие основы строя церковной жизни», «чистоту и внутренний свет истинного Православия».

Ведь и патриарх Тихон видел, что единственно возможный способ существования Церкви в советском государстве, очевидно, катакомбный, к чему он уже склонялся. И, находясь под домашним арестом в Донском монастыре, с террасы своей кельи он кричал епископу Андрею (Ухтомскому: «Владыко, посвящай больше архиереев!» Позднее приходящим к нему епископам он не раз говорил: «Большевики хотят всех архиереев и священников перестрелять. Чтобы Церковь не осталась без епископата, а также без архиереев[20], необходимо посвящать в священство и постригать в монашество как можно больше». Об этом же позднее свидетельствовал и М. А. Жижиленко: «В одной из бесед святейший патриарх Тихон высказал владыке Максиму (тогда еще просто доктору) свои мучительные сомнения в пользе дальнейших уступок советской власти. Делая эти уступки, он все более и более с ужасом убеждался, что предел "политическим" требованиям советской власти лежит за пределами верности Христу и Церкви. Незадолго же до своей кончины Святейший патриарх высказал мысль о том, что, по-видимому, единственным выходом для Русской Православной Церкви сохранить свою верность Христу — будет в ближайшем будущем уход в катакомбы»[21].

Но в то время многим архиереям Церкви уход в "катакомбы" представлялся тупиковым, по их убеждению, миллионы верующих лишились бы тогда возможности принимать участие в открытых богослужениях и приобщаться Святых Таинств. Хотя были ли на самом деле эти миллионы верующих после массовых арестов и высылок духовенства и мирян в 1920-е — середины 1930-х годов? Да, во время переписи населения они заявили о себе, особенно в сельских районах страны[22]. Но в городах, как правило, большая часть открыто боялась признавать себя верующими: они посещали богослужения в храме и крестили своих детей тайно, опасаясь быть уволенными с работы или не принятыми в учебные заведения. Только старому поколению верующих аресты не грозили, хотя и об этом надо говорить с большими оговорками, ведь их активность могла повредить родным. Так или иначе, но многим верующим, причисляющим себя к официальной Церкви, приходилось исповедовать веру тайно и молиться по домам, часто скрывая это от атеистически настроенных родных и соседей.

 


Группа подростков из семей истинно-православных христиан Аксубаевского района Татарии со своим батюшкой. 1957 год.
  
К 1939 году Русская Православная Церковь как централизованная структура была практически разгромлена, на свободе осталось лишь четыре правящих архиерея РПЦ и около десяти архиереев находились на покое или совершали богослужения как настоятели храмов. В стране действовали лишь около сотни храмов, епархии, как административные единицы, уже почти не существовали, лишь отдельные приходы рисковали поддерживать нерегулярную связь с Патриархией, так как общение с «церковниками» считалось признаком неблагонадежности. Патриархия в значительной степени была отрезана от своей паствы, и по своему фактическому положению официально не запрещенная Церковь стала как бы нелегальной организацией. Ситуация изменилась к концу 1939 года, когда начались групповые процессы над следователями-"ежовцами". Смена руководства НКВД, пересмотр небольшой части групповых дел, последующие осуждения особо ретивых "виновников" фальсификаций — все это вызвало, очевидно, новые установки для следователей. Вновь в материалах групповых дел появляются "доказательства" вины арестованных в виде "агентурных сообщений" или в форме "Меморандумов". И в рамках общего пересмотра части следственных дел, были освобождены и сотни священнослужителей, в их числе было и несколько архиереев.

На этом фоне в секретных отчетах органов госбезопасности не раз упоминалось о деятельности катакомбных пастырей, отмечалось, что «новая форма борьбы с соввластью — институт тайного священства и монашества — распространилась по всему Союзу и, невзирая на почти полную ликвидацию очагов "истинного православия", продолжает существовать и проводить свою контрреволюционную работу». Руководители "Союза воинствующих безбожников" в своих выступлениях призывали активизировать борьбу с религией и церковниками, с возмущением упоминая о переезжающих с места на место "бродячих попах-передвижках", которые в местах, где нет уже ни религиозных общин, ни церквей, продолжают свою тайную «антисоветскую деятельность». Даже в партийной прессе отмечалось, что закрытие церквей ведет к увеличению нелегальных религиозных организаций. Хотя до осени 1939 года серьезных перемен в отношении Церкви не произошло, «третья безбожная пятилетка» для окончательного преодоления «религиозных пережитков» так и не была провозглашена. Очевидно, присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии, а позднее Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины к СССР с гораздо более сильным влиянием Церкви на население вынудило власти проводить более осмотрительную религиозную политику.

В 1940 году положение РПЦ немного улучшилось: угроза ее ликвидации была снята, митрополит Сергий вновь стал совершать хиротонии архиереев, стали замещаться пустующие кафедры. Весной Патриархия приступила к «устройству церковных дел» в присоединенных областях. В основном воссоединение местного духовенства с Московской Патриархией проходило добровольно, а тех иерархов, кто пытался отстоять принципы автокефалии, власти высылали в Сибирь. Деятельность Церкви активизировалась и на остальной территории страны, ощущение приближающейся войны, страх за родных и близких, за свою судьбу — все это усиливало религиозные настроения в предвоенный год. В середине 1940 года в ЦК ВКП (б) стали поступать докладные властям о тревожной ситуации на «церковном фронте». Реакция властей последовала незамедлительно, вновь начала ужесточаться религиозная политика государства. Закрытие и ликвидация храмов Православной Церкви продолжились, к началу войны на основной территории СССР количество уцелевших храмов и священнослужителей составляло менее 5% от уровня конца 20-х годов, при этом вновь начались аресты духовенства и мирян.

В первые дни войны митрополит Сергий обратился с "Посланием пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви", благословившим "всех православных на защиту священных границ нашей Родины". 26 июня в Богоявленском соборе он отслужил молебен "о даровании победы", — таким образом, началось активное участие РПЦ в патриотической борьбе[23]. Но, судя по отчетам органов госбезопасности, репрессии против духовенства усилились, особенно, против иерархов и мирян Истинно-Православной (Катакомбной) Церкви. Во-первых, при стремительном наступлении немецких войск прошли массовые расстрелы заключенных в тех районах, куда приближалась линия фронта, в их числе были и священнослужители. Во-вторых, по законам военного времени, расстреливались верующие, призванные в армию, но отказавшиеся от присяги по религиозным убеждениям. В-третьих, арестовывались клирики и активные миряне из общин ИПЦ, обнаруженные по доносам в тылу, их отправляли либо на фронт, либо в лагеря с огромными сроками. В-четвертых, в лагерях по законам военного времени расстреливались заключенные, отказывающиеся от работы в воскресные и праздничные дни по религиозным убеждениям.

В изменении политики государства в отношении к Церкви следует также учесть и тот факт, что на оккупированных территориях произошло массовое и стихийное пробуждение религиозной жизни: воздвигались разрушенные храмы, приносилась тайно оберегаемая церковная утварь и иконы, приглашались чудом выжившие священники, храмы освещались ими и проводились открытые богослужения. Сначала это поддерживалось оккупационными властями, как враждебное большевикам, — «даровать верующим религиозную свободу», умиротворяя местное население. Причем, Православная Церковь, в отличие от Католической, пользовалась явным покровительством немецких властей[24]. Например, в Центрально-Черноземной области, особенно в Брянской, Воронежской, Орловской и других областях открылись многие храмы;  там, где сохранились колокола, немцев встречали колокольным звоном, как освободителей. По рассказам очевидцев, к православным клирикам отношение офицеров и солдат было хорошее; оккупационные власти считали для себя даже обязательным посетить местный храм; значительно хуже было отношение эсесовцев, хотя при этом к клирикам ИПХ последние относились достаточно благосклонно. Но позднее были приняты меры к ограничению деятельности больших религиозных объединений, к разделению их по национальному и территориальному принципу. Не вызывает сомнения, что в случае победы гитлеровской Германии РПЦ была бы уничтожена как носитель враждебной немцам русской национальной идеи. Это подтвердили действия оккупационной армии при отступлении: массовое разграбление и сжигание храмов, депортация и убийства священнослужителей и мирян.

Несомненно, трагические события первых месяцев войны вынудили власти изменить отношение к гонимой ранее Церкви и пойти ей на уступки, но при условии абсолютной лояльности. Уже к осени 1941 года аресты клириков РПЦ прекратились, хотя это не коснулось священников-нелегалов ИПЦ. В сентябре 1943 года, в связи с изменением хода войны после победы под Сталинградом, митрополит Сергий с двумя архиереями был принят Сталиным в Кремле. Сразу же после этого приема большая группа иерархов, оставшаяся в живых в лагерях, была срочно привезена самолетами в Москву и приняла участие в архиерейском Соборе. 8 сентября митрополит Сергий был провозглашен Патриархом Московским и всея Руси, часть ограничений на церковную деятельность была снята, возобновилась деятельность духовной семинарии и академии. Инициированы они были лично Сталиным с определенными политическими целями, после их провала власти вновь вернулись к прежней политике ограничений свободы Церкви и гонений духовенства и мирян.

Уже с конца 1942 года в отчетах органов госбезопасности появились сообщения о появлении массы "бродячих" священников и монашества, агитирующих верующих на подачу ходатайств об открытии храмов и организующих религиозные шествия женщин. Оживление религиозной жизни в стране породило множество различных слухов, встревоживших власти, так что был предпринят ряд мер по ограничению их влияния на население. Особенно показательно это было в отношении истинно-православных христиан, в конце войны органы госбезопасности взялись за их окончательную ликвидацию. 4 июля 1944 года Сталину было передано секретное письмо Берии: в нем говорилось, что «выявлена антисоветская сектантская организация "Истинно-православных христиан", состоящая в основном из бывших кулаков и ранее судимых за антисоветскую деятельность», и группы этой организации имеются в Воронежской, Рязанской и Орловской областях, но что «аресты активных участников не оказали должного воздействия на членов организации, в силу существующего у них поверия: "Кто арестован и сидит в тюрьме, тот избран Богом, находится на кресте, и ему обеспечено царство небесное». Предложение Берии сводились к тому, чтобы всех участников ИПЦ вместе с членами их семей переселить в Омскую, Новосибирскую области, Алтайский и Красноярский край, рассредоточив их в нескольких спецпоселениях, где они будут находиться под наблюдением. Переселение истинно-православных христиан из 87 населенных пунктов и 538 хозяйств предлагалось провести ударными темпами — в течение одного дня, 15 июля 1944 года, при этом общее число высылаемых составило 1673 человека. Предлагаемая акция МГБ получила одобрение, летом-осенью 1944 года во многих регионах страны прошли массовые аресты и выселения, при этом обнаруженные священнослужители и миряне-активисты были частично расстреляны, частично приговорены к 10-25 годам ИТЛ.



Священник Лукиан Георгиевич Васенев. Начало 1960-х годов.
  
Все военные годы аресты священнослужителей и особо активных мирян ИПЦ не прекращались, и согласно отчетам, за пять лет войны, с 1941 по 1945 год, число вновь арестованных священнослужителей составило около 7500 человек. При этом следует учесть, что начиная с 1944 года в сводных отчетах, кроме итоговой цифры арестованных священнослужителей, стали приводиться цифры арестованных по следующим категориям: «православные и сектанты, католики, униаты, лютеране, мусульмане, буддисты, раввины». За два года войны (1944-1945) из общего числа осужденного духовенства католики и униаты составляли не более 10 %, а мусульмане — 5 %. Кроме того, монашествующие ИПХ при аресте обычно называли лишь свое монашеское имя, поэтому в отчетах их приписывали к сектантам. Так что приведенная цифра арестованного духовенства за пять лет войны — 7500 человек, при учете других конфессий и части сектантов, для православного духовенства должна составлять примерно 6000 человек (что в полтора раза меньше осужденных лишь за 1930 год). Как правило, это были священнослужители-нелегалы, что для ИПЦ, практически уже разгромленной, являлось серьезным ударом.

Подводя итоги взаимоотношений Церкви с властями, следует отметить, что изменения в государственной религиозной политике, произошедшие с началом войны, оказались небольшими. А в 1947 году появились первые признаки охлаждения государственно-церковных отношений, когда стали ясны ограниченные возможности использования Патриархии на международной арене. Количество официально открытых храмов снизилось вдвое по сравнению с 1946 годом; сборы Церкви на патриотические цели, поднимающие ее авторитет, были официально прекращены; суммы налогов и обязательной подписки духовенства и прихожан на займы для восстановления народного хозяйства резко увеличены. Летом 1948 года последовали первые существенные ограничения деятельности официальной Церкви: запрещены крестные ходы и духовные концерты в храмах вне богослужений, ограничены разъезды иерархов по районам, насильственно закрыт ряд только что открытых церквей с переоборудованием их под клубы, значительно увеличились налоги. Судя по отчетам органов госбезопасности, за три года — с 1946 по 1948 год — в стране было арестовано еще около 3500 священнослужителей[25], и несомненно, большая часть арестованных были тайными клириками ИПЦ, выявленными по доносам "добровольных помощников" чекистов, а также "повторники", то есть пастыри, недавно освободившиеся из лагерей и появившиеся на родине. Согласно сводному отчету ГУЛАГа, на 1 октября 1949 года в лагерях страны находилось 3523 священнослужителя, из которых — 1876 человек (около 50%) было в Унжлаге, 521 человек — в Дубравлаге (Особлаг № 3), 266 человек — в Минлаге (Особлаг № 1), 140 человек — в Степном и Озерном лагерях (Особлаги № 4 и № 7). Все перечисленные Особые лагеря принадлежали к лагерям каторжного режима.

В начале 1950-х годов была взята на вооружение тактика повсеместного ограничения влияния Церкви при сохранении внешне ровных отношений: значительно участились случаи арестов наиболее активных священников и архиереев; стали активно преследоваться коммунисты
и комсомольцы, совершавшие религиозные обряды. Но развернувшаяся к концу 40-х годов антирелигиозная пропаганда была вновь свернута.

 

  
Иеромонах Михаил (Ершов). Дубравлаг. 1970-е годы.

Смерть Сталина вызвала глубокие перемены в жизни страны, не обошли они стороной и МП РПЦ. С одной стороны, проснулись надежды на будущее религиозное возрождение, с другой — возникли опасения ужесточения государственной политики, которые вскоре подтвердились. 7 июля 1954 года вышло первое Постановление[26]: довоенная политика «наступления на религиозные пережитки» возвращалась. Это вызвало сильнейшую негативную реакцию духовенства и мирян, уже в сентябре Хрущев со своими сторонниками вынужден был отступить. А весной 1956 года началось массовое освобождение духовенства из лагерей, сначала по амнистии, позднее — по реабилитации.

Но из священнослужителей ИПЦ освобождение коснулось сначала лишь тех немногих из них, кто был осужден до войны и чудом выжил в лагере; арестованные же после войны на временно оккупированных территориях и приговоренные к 15-25 годам амнистии не подлежали. Освобождению не подлежали также и истинно-православные христиане из общин, высланных из областей Черноземья в конце войны в Сибирь; немногим из них удалось вернуться на родину в 1960-е годы, после многочисленных проверок и при гарантии в их лояльности властям. При этом каждый истинно-православный христианин, освобожденный после заключения и вернувшийся на родину, должен был решить для себя — как жить дальше? Духовно и религиозно они определились давно — для них официальная Церковь и открытые храмы были "обновленческими", пастыри, активно сотрудничавшие с богоборческой властью, были "обновленцами", допускавшими даже при богослужениях ряд канонических отклонений, а постоянное восхваление в конце их богослужений руководителей государства приравнивалось к служению сатане. В свою очередь, духовенство МП РПЦ называла их раскольниками и предала анафеме, а официальные власти фактически объявили вне закона, как «сектантов, изуверов и фанатиков».

Для официальной Церкви 1955-1957 годы стали самыми благоприятными: возобновились богослужения в закрытых ранее храмах, возросло число молящихся в церквях, продолжились хиротонии новых епископов, увеличилось число священнослужителей, увеличился прием в духовных учебных заведениях, в монастыри поступило много молодежи. Происходящие события вселили надежду на нормализацию отношений между Церковью и государством, хотя в свете неоднократных обвинений Хрущевым в частных беседах высших иерархов в "низкопоклонстве" перед Сталиным, у них были опасения, что избавление страны от сталинизма может вызвать наступление на религию. Так что относительное благополучие РПЦ было непрочным, постоянно предпринимались попытки ужесточить курс религиозной политики в стране, вызванные возрастающей тревогой руководства страны, в связи с активизацией широких слоев традиционно верующих при изживании страхов сталинской эпохи.

К началу 1958 года государственно-церковные отношения стали обостряться. 4 октября началась первая атака на религию. Секретным постановлением всем партийным, общественным организациям и государственным органам предписывалось развернуть широкое наступление на "религиозные пережитки". Затем с принятием следующих постановлений против монастырей начались масштабные антицерковные акции, связанные с экономическим ограблением Церкви. При этом запрещалось применять в монастырях наемный труд, было сокращено количество насельников, значительно уменьшались земельные наделы; вновь вводился налог со строений и земельная рента, повышены ставки налога с земельных участков. Гонения на монастыри были не случайны, так как их духовная роль всегда была важной в России и сохранила свое значение к этому времени. Поход на монастыри набирал темпы, с января 1959 года монашество стало просто выселяться из обителей.

Тяжелый удар был нанесен и по материальной базе Патриархии, повышение налога на доход свечных мастерских коснулось каждого прихода, резко уменьшились доходы священства, оно стало буквально разоряться. Новым ударом наступления на Церковь стала широкая кампания закрытия церквей по всей стране и немногих духовных семинарий; чистка всех церковных библиотек, ограничения поступлений новых изданий; прекращение паломничества к "святым местам". Газеты и журналы заполонили антирелигиозные статьи, давление на Церковь все усиливалось. В 1959 году наступление на Церковь продолжилось: летом прекратилась благотворительная деятельность религиозных организаций; приняты меры об окончательном прекращении ходатайств об открытии новых храмов; к ноябрю закрыты тринадцать монастырей и намечена ликвидация еще семнадцати. Резко усилилась деятельность и органов госбезопасности по сбору данных о "подрывных актах церковников".

В январе 1960 года были приняты новые партийные постановления[27], активизирующие антирелигиозную войну на новом уровне. Далее уже местным властям предлагалось перейти к плановому сокращению церквей, монастырей, духовных учебных заведений, епархий и епархиальных центров, а также самого духовенства. В 1961 году наступление на Церковь продолжалось. 16 марта было принято новое постановление, которое передавало "контролировать" деятельность религиозных организаций особым комиссиям, созданным при местных органах власти, — это позволило им активно вмешиваться во внутрицерковную жизнь. С явным попустительством властей хулиганствующая молодежь стала врываться в кафедральные соборы, стрелять в окна из ружей, разбивать окна камнями, проводить в религиозные праздники безобразные антирелигиозные демонстрации. В марте же руководству Патриархии была предложена "церковная реформа", суть которой заключалась в отстранении священников от руководства приходом. Роль главы общины переходила от настоятеля к приходскому совету, ему же передавалась и финансово-хозяйственная деятельность. Фактическим руководителем общины становился староста, назначаемый райисполкомом из людей, часто не церковных, а иногда и неверующих.

Продолжилась ликвидация монастырей, силой выдворялось оттуда монашество; закрывались духовные учебные заведения, принудительно сокращалось число учащихся в них. Начались отстранения от службы неугодных иерархов, отправка их в бессрочные "отпуска", перемещения на другие кафедры, аресты и осуждения самых активных. В апреле 1962 года было принято постановление, позволяющее на законном основании лишать родителей прав на ребенка, если он посещает храм, при этом ребенок принудительно передавался в интернат. К осени столкновения местных властей с духовенством и мирянами достигло особенного ожесточения — дошло до "боевых действий", потребовавших даже вызова воинских частей, вооруженных автоматами. Тяжелым ударом для Церкви стало и прекращение богослужений в Киево-Печерской лавре, ее монашество вынуждено было оставить ее.

В апреле 1962 года было принято постановление, позволяющее на законном основании лишать родителей прав на ребенка, если он посещает храм, при этом ребенок принудительно передавался в интернат, причем, в большей степени это коснулось общин истинно-православных христиан. В период с 1958 по 1962 год по групповым процессам «участников антисоветского подполья так называемой Истинно-Православной Церкви "тихоновской" ориентации» были арестованы и отправлены в лагеря и ссылки священнослужители и истинно-православные христиане во многих регионах страны. При этом обычно осуждались оба родителя, а их дети, как дети "сектантов", по суду отправлялись в интернаты. И в последующие годы гонения как на РПЦ, так и на ИПЦ продолжались, согласно отчетам, за следующие четыре года, с 1961 по 1964 год, было арестовано 1234 священнослужителя.

К середине 1964 года антирелигиозная истерия захлестнула страну, и это всколыхнуло и западную общественность. Период с 1958 по 1964 год стал для Православной Церкви самым тяжелым. Осенью 1964 года, после снятия Хрущева, напряженность вокруг религиозной проблемы было смягчено рядом мер. Новое руководство страны было вынуждено признать свое поражение. Откровенные гонения на Церковь не принесли желаемых результатов, "хрущевская" кампания явно провалилась: вместо того, чтобы обратить верующих в атеистов, она загнала религиозную жизнь в подполье, привлекла симпатии безразличных людей к страданиям верующих, пробудило их интерес к ним и религии. С этого времени власти перешли к более умеренной тактике постепенного вытеснения религиозных организаций из общественной жизни страны.

В 1965 году были освобождены из лагерей и ссылок многие священники официальной Церкви, но это не коснулось клириков и мирян ИПЦ. На них гонения продолжались с прежней жесткостью, при этом им инкриминировалось несоблюдение законодательных актов, принятых в эти годы против ИПЦ, ведь она была включена в список запрещенных религиозных организаций. Священнослужителей и мирян ИПЦ арестовывали и приговаривали к большим срокам заключения за участие в тайных богослужениях, за отсутствие у них паспортов, обвиняли их в "бродяжничестве"[28] и "тунеядстве"[29]. И все-таки тайные богослужения истинно-православных христиан, пострижения и посвящения в иереи ИПЦ продолжались по многим регионам страны.

   
Епископ Гурий. Последняя фотография. Октябрь 1995 год.

Сегодня, как и ранее, митрополиту Сергию ставится в заслугу та компромиссная политика лояльности к богоборческой власти, позволившая частично сохранить организационную структуру Церкви. Сейчас представляется более вероятным, что не политика Сергия, а начавшаяся Вторая мировая война, то есть внешняя причина, приостановила на время гонения на священнослужителей и мирян, что просто катастрофа первых месяцев войны вынудила власти обратиться за помощью к пастырям гонимой Церкви, пойдя на уступки, но при условии ее абсолютной лояльности, а точнее — зависимости. Но что могли дать верующим пастыри, чудом оставшиеся в живых после многих лет гонений или освобожденные из лагерей и ссылок? И на какое дальнейшее сотрудничество с властями должны они были пойти, дабы не быть вновь арестованными? Избрать назначенного богоборческой властью патриарха? Продолжать молиться за "успехи и радости" этой власти, поставившей главной своей целью уничтожение Православия? Благословлять свою паству к послушанию и призывать к бесконечному терпению? Сообщать в соответствующие органы о настроениях паствы, нарушая тайну исповеди? Выдавать властям своих верующих, просивших сохранить в тайне крещения и венчания родных? И с чем приходили в храм искренне верующие, часто подозревающие пастырей в сотрудничестве с карательными органами власти?

Скорее всего, как митрополит Сергий, так и последующие руководители Церкви, согласившись сотрудничать с богоборческой властью, пытались тем самым сохранять лишь организационную структуру Церкви. И действительно, ее сохранили...

Но что важнее для Православия — сохранение церковной структуры и храмов, где воздаются почести богоборческой власти, или бескомпромиссная чистота веры в душе народа? И какая молитва более угодна Богу — в оскверненном храме или тайная, но с чистой совестью?

ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Это название связано с историческим названием Православной Церкви в России до и после революции, с избранием на Священном Соборе Православной Российской Церкви 1917-1918 годов патриарха Тихона как «Патриарха Московского и всея России» и с назначением Заместителей Патриаршего Местоблюстителя Российской Православной Церкви.
[2] 21 марта 1924 года.
[3] Получившее в газетах название "Завещание".
[4] Правда, подлинность этого документа многими ставилась под сомнение.
[5] Вскоре были арестованы и осуждены митрополиты Петр (Полянский), Кирилл (Смирнов), Арсений (Стадницкий), архиепископы Иларион (Троицкий), Феодор (Поздеевский), Пахомий (Кедров), Гурий (Степанов), епископы Стефан (Бех), Арсений (Жадановский), Серафим (Звездинский), Виктор (Островидов), Агафангел (Преображенский), Варлаам  и  Герман (Ряшенцевы), Нектарий (Трезвинский), Вениамин (Троицкий), Иоасаф (Удалов), Дамаскин (Цедрик) и др.
[6] Например: "Шпионская организация церковников" во главе с митр. Петром (Полянским) и архиеп. Феодором (Поздеевским); "Гнездо" во главе с еп. Вениамином (Троицким); "Ревнители православия", руководимые М. А. Новоселовым; "Поповская Академия" с профессурой во главе; "Корреспонденты" с "тихоновцами", информирующие прессу за рубежом о гонениях на веру.
[7] Обратим внимание, что Послание (Декларация) Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) и возглавляемого им Синода об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти было обращено к «Преосвященным Архипастырям, боголюбивым пастырям, честному иночеству и всем верным чадам Святой Всероссийской Православной Церкви».
[8] «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Из Декларации митрополита Сергия от 16/29 июля 1927 года. Акты Святейшего Патриарха Тихона. М. 1994. С. 510.
[9] Из письма от 3 апреля 1928 года.
[10] И на вопрос прихожан —  «Можно ли молиться за врагов Божиих, а если можно, то, как молиться», — одноименное воззвание, распространявшееся по церквям, отвечало следующими цитатами Свящ. Писания: «И сказал мне Господь: ты не молись о народе сем во благо ему. Ты не проси за этот народ и не возноси за них молитвы и прошений; ибо Я не услышу, когда они будут взывать ко Мне в бедствии своем».
[11] "Непоминающие" — термин, обозначающий священнослужителей, не поминающих на службах советскую власть и митрополита Сергия.
[12] Отметим, что власти не верили в искренность намерений самого Сергия, и пресса вволю поиздевалась в фельетонах и статьях над его призывом лояльности. Позднее в материалах следственных дел об этом писалось так: «Составленная по соображениям приспособленчества к объективным условиям, эта Декларация являлась по сути одним из тактических приемов церковников в борьбе с Советской властью и ее мероприятиям на данном этапе».
[13] "Осведом" — осведомитель.
[14] Из «Объяснительной записки к смете расходов на работу ГПУ среди религиозных группировок на первое полугодие 1928 года» // Архив ЦГАОО Украины.
[15] О масштабе завершившейся операции по ликвидации движения ИПЦ красноречиво говорят цифры — число арестованных священнослужителей за пять лет, с 1929 по 1933 год, — в семь раз превысило число осужденных иерархов за такой же период, с 1924 по 1928 год. К сожалению, о количестве мирян, осужденных в те же годы по групповым делам ИПЦ, сообщить точные цифры не представляется возможным, но даже предварительные расчеты, в зависимости от региона, дают 2-5 кратное превышение числа осужденных.
[16] Можно предположить, что такая предусмотрительность чекистов вызывалась групповыми процессами в отношении бывших сотрудников органов НКВД из команды Ягоды, обвиняемых, в числе прочего, и в фальсификации следственных дел.
[17] Далее все документы приводятся из: Следственное дело М. И. СЕМЕНОВА // Центральный Архив ФСБ РФ.
[18] I категория означала расстрел.
[19] II категория означала 10 лет лагерей.
[20] Так в тексте. Очевидно, имелись в виду иереи.
[21] Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. Ч. II. C. 21.
[22] Из 97 521 тысячи ответивших на вопрос о религии — 55 278 тысяч заявили о своей вере в Бога (56,7 %), хотя многие в обстановке террора уклонились от ответа.
[23] Всего за годы войны Патриарший Местоблюститель обращался к верующим с патриотическими посланиями 24 раза, поощряя к самоотверженному труду и мужественному участию в боевых операциях, поддерживая веру в победу над врагом.
[24] Следует учитывать также наличие у Германии  православных союзников — Румынии и Болгарии.
[25] При этом в этой цифре учтены арестованные католики, униаты, лютеране, раввины, мусульмане и буддисты, составившие от общего количества лишь 20%.
[26] "О крупных недостатках  в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения".
[27] В них отмечалась пассивная позиция партийных организаций в отношении религиозной идеологии; говорилось о нарушениях духовенством советского законодательства о культах.
[28] Отсутствие паспорта и соответственно прописки в нем.
[29] Отказ от работы в государственных учреждениях или колхозах.

( Источник: http://www.histor-ipt-kt.org/index_1.html )

Конец IV части. Продолжение следует

ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ>>> [2]
 

Эта статья опубликована на сайте МЕЧ и ТРОСТЬ
  http://apologetika.eu/

URL этой статьи:
  http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=2271

Ссылки в этой статье
  [1] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=2167
  [2] http://apologetika.eu/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=2167