В.Черкасов-Георгиевский «Октябрь 2014 года. Старый боевой советский полковник в Крыму» -- Очерк
Послано: Admin 19 Окт, 2014 г. - 20:28
Дни нашей жизни
|
Это настоящий боевой советский 65-летний полковник. Воевал по делам СССР по всему миру; чеканное воинское лицо, снайперски прищуренные глаза; уже сплошь седые, но густые волосы. Родился в Воронеже, куда всегда возвращался, хоть немного побыть, с очередной войны, чтобы снова отправиться в бои. Некогда было толком познакомиться с путевой девушкой, дабы завести семью. После выхода в отставку по тяжелому ранению помешала полковнику для женитьбы эта рана, располосовавшая грудь. Ему нельзя волноваться, тогда потроха разбитой груди мучительно давят удушьем, лезут из орбит глаза, замираает сердце – точно как при пытке с полиэтиленовым пакетом на голове. Беспомощность. Кому такой нужен? Такому ли довериться на всю жизнь любой женщине?
Изнуряло удушье, когда психовал, а смерти полковник давно профессионально не боялся. Это лишь щелчок пули на фронте, щелчок болезни на «гражданке» с последним ударом сердца. Вот и жил одиноко: мать, отец, родня ушли на тот свет, – и тут ему не повезло. Долго был друг – немецкая овчарка, за стать, боевой взгляд он называл пса Немец. Да кобель сдох год назад. И так было горько полковнику потерять верного товарища, что как изображение любимой женщины поставил он фото овчарки в мобильник, часто на него смотрел, вздыхал. На работу по инвалидности не брали, тягучими днями сидел полковник в своей однокомнатной квартире, тупо глядя в телевизор. Иногда приводил женщину, выпивал с соседями. Дружбы с мужиками тоже не получалось, слишком кошмарен был полковничий боевой опыт, а эти штатские что в жизни повидали?
Он полковник, которому никто никогда уже не напишет.
Было у полковника единственное счастье в году – поездка в пансионат или санаторий по бесплатной путевке, строго положенной ему как заслуженному фронтовому ветерану-инвалиду. Он всегда выбирал Анапу на Черноморье, если можно было выбирать. Раз в год он вырывался из своей норы на душевное приволье, где вокруг плечом к плечу много людей.
Как пели в прекрасные для полковника 1970-е годы?
Надену я чёрную шляпу,
Поеду я в город Анапу,
Где пенится берег морской
Со своей неуёмной тоской.
Однако полковнику там всегда было не тоскливо. Он любил двухместные номера, чтобы хоть кто был рядом. Казармы, бивуаки приучили. А в столовке всегда за столом вчетвером, и куда бы не двинул: очереди на процедуры, питье минералки в бювете, болтовня на пляже, вечерняя выпивка лучшего вина в мире, сухой кубанской «Изабеллы», – среди реющими здесь братскими сердцами мужиков. Да и курортные женщины на всякое добры. Море и в октябре еще ласково для купания, не успело остыть, двадцать градусов сверху и так же тепло овевает лазурная вода под раскидистым солнцем.
В октябре 2014 года всем, кому в Воронеже положено, в собесе стали настойчиво предлагать путевки в Крым. Не то что бабье, а даже мужчины от путевок туда отказались. Полковнику стало обидно, что таковы земляки его города, стоящего на казачьем Дону. Что им так в Крыму отвратительно или чего-то струсили? Да живут же в воронежских краях издавна и пресловутые ныне хохлы, говорят на своей мове, правда, не такой хохляцко-забористой, как на Украине. Они соседи здесь, и какая беда, что хозяйничали в Крыму? Той давно захваченной русскими землей хохлы временно повладели. Полковник вызвался в Крым, дали путевку в пансионат Евпатории.
Теперь – как полковнику ехать? Самый короткий, удобный путь ему через Донбасс, но в той его части, где правил Киев. Ребята рассказывали: по вокзалам висят объявления, что для проверки задерживаются все мужчины, прибывшие из России, до 65-ти лет – точь-в-точь его возраст. А сколько будут проверять? Отсидишь в кутузке и месяц, если заподозрят, что шпион. А в полковнике за версту видно офицера.
Поехал полковник в измот по «единому билету» на перекладных. Сначала поездом в Краснодар, который шел по югу Ростовской области двенадцать километров на территории Украины, контролируемой Киевом. Полковник пил чай из вагонного стакана с подстаканником, озадаченно думал:
«-- Что за штука? Эти два куска по шесть километров хохлам нарезали, когда делили Союз. Российские поезда преспокойно идут и идут здесь по рельсам, потому что окрест нет других. Мы с Украиной воюем, а наши поезда идут. Куда ж смотрят бандеровцы? Ведь они Киев взяли».
Из Краснодара полковник дальше добирался три часа автобусом до кубанского порта Кавказ у Темрюка на Тамани. А парома через Керченский пролив в порт Крым ждал четыре. Тут всего-то с полчаса до крымского берега, но паром ходил редко: в основном перекидывал грузы для Крыма, не пассажиров.
Наконец добрался полковник в Евпаторию и восхитился ее красой покруче анапской. Белые песчаные пляжи, а в Анапе такой насыпной лишь в центре перегруженной аттракционами, ресторанами набережной, другие – в булыжниках. В Анапе развеселый город окружил бухту, а Евпатория потише, вокруг озера-лиманы с целебными грязями и солями. Из Анапы основной вид на море, гористая часть берега в стороне, в Евпатории видны и горы. Все как-то покурчавее природно.
Понравилось и восьмиэтажное здание пансионата, с модной мебелью вестибюль. Оформился полковник, взял ключ от, как всегда, нужного ему двухместным номера на шестом этаже. Поднялся к себе, в номере соседа еще нет. Разобрал из чемодана вещи и что-то его насторожило.
«-- Что за штука? Из коридора ни звука. Никто никуда не входит, не выходит, а сейчас уже время обеда. Мертвая тишина...»
Он пошел на обед, фронтовым оком, ухом ощупывая коридор со многими дверями, с три десятка их было. Но тихо за каждой -- как в гробах. Спустился в столовую, где жалкой россыпью заняли ее лишь на четверть едоки. Полковник поинтересовался у ставящей его на довольствие диетсестры:
-- Есть новоприезжие с шестого этажа, где я живу? Посадите, пожалуйста, меня за стол вместе с соседями.
Сестра глянула в карту по этажам, пояснила:
-- Вы на шестом этаже живете один.
-- Что, что? – выдохнул полковник.
Сестра добавила весело:
-- А шо ж вам плохого? Як олигарх. Я и за стол вас одного посажу, отдыхайте как в ресторане. Народу-то видите, всего сколько? То все ж население пансионата в этот заезд.
И полковника посадили за стол в одиночку. Он шевелил ложкой в тарелке супа, безвкусно глотал, чуя щемящую грудь с нарастающей тоской.
«-- Как дома. За столом один и на всем этаже – один! В Анапе-то сейчас в набитых столовых пансионатов, санаториев питаются в две смены... Люди купаются, а здесь из-за холодного течения море уже студено».
Тяжелы были его следующие дни. Евпатория, по справочникам, с сотней тысяч населения и еще в курортный сезон столько же отдыхающих, была пуста. Можно было прошагать два квартала и никого не встретить. А если виделся человек, у которого надо спросить, как куда пройти, то это был не местный, а такой же санаторский.
Полковник поинтересовался у такого прохожего:
-- Где ж местные?
Тот с пьяной улыбкой ответил:
-- Да где? В Одессе и Херсоне. Пойдем, выпьем.
Пить полковнику не хотелось. Неудивительно, что не стало жителей, какие зарабатывали лишь в курортный сезон на приезжающих, на чьи деньги потом зимовали. Но сезона нет -- лишь отдыхающие по соцстраховским путевкам в почти пустых здравницах. Он подумал, что кто-то из евпаторян остался, но, наверное, сидит дома, поглядывая из-за занавесок. Крымская новая жизнь научила. Будущими руинами стояли недостроенные дворцы богачей, зданий бизнеса, отелей, многие без крыш. Стены, фундаменты скоро затрещат, поползут под морскими ветрами. Их некому достроить, все придется сносить.
Группами маячили только патрули двух видов. Наряженные в казачью справу ухари с хамскими рожами при пистолетах. В камуфляже – молодчики с автоматами и собаками на поводке.
Скоро доконало полковника. Однажды он увидел, что в патруле автоматчиков камуфляжная баба ведет точно такого же пса, как его Немец. Очень похожа эта немецкая овчарка на того экстерьером, да не столь боевая -- зазевалась, пригнула на ходу голову и что-то понюхала на земле, тормознула, сбивая патрулю шаг. Баба ударила пса ногой в тяжелом берце по-самому больному, ребрам! Пес взвизгнул, а она стала избивать его тяжелым концом повода по морде, спине, уродуя плетью будто ненавистного врага. Пес выл, крутился в аркане ошейника, припадал к земле. Другие патрульные, остановившись, покуривая, с дружным весельем посматривали на расправу.
У полковника помутилось в голове.
«-- Если такова женщина, хозяйка этой собаки, то каковы же патрульные мужчины? Противоестественные животные! Сука истязает пса».
Он вдруг понял, что этой сволочи скучно в пустом городе под солнцем мертвых. Уже нет на улицах крымчан, которых можно гонять и бить. Но патрульных не уводили, не расформировывали «самооборону», платили хорошие деньги, зная, что и «казаки» с пистолетами, и автоматчики не пойдут теперь на обычную работу, а без «зарплаты» начнут грабить, возьмутся за «работодателей».
Полковника ударило приступом удушья. Едва добрел в пансионат, поднялся на лифте к себе в номер, хватая воздух пересохшим ртом.
Его пытали в Африке полиэтиленовым пакетом. Захватили диверсанты противника. Ни черта им не сказал! Призывал лишь смерть побыстрее. Смерть – щелчок. Давило в аду пакета, но здесь вокруг ведь столько чистого воздуха.
Задыхаясь, судорожно задирая голову, полковник понял, что нужно отходить из Евпатории. Вспомнил, что живет в Симферополе его однополчанин. Туда! Адрес в симферопольском справочном бюро найдет. Поговорить, пообщаться с боевым товарищем, чтобы напиться воды живой.
Полковник закричал на весь вымерший этаж, словно заваленный трупами его бойцов, будто под ураганным огнем в контратаке остатку своего подразделения:
-- Ничего, прорвемся!
+ + +
В Симферополь полковник ехал дорогой, единственной магистралью в Крыму, режущей его змеей. Сокрушенно думал, что на ней все как мухи на стекле. Какая узость! Для быстрого прохода боевой техники шоссе должно быть хотя бы раза в четыре шире. Но главное-то, что хохлы давно к нему теоретически пристрелялись. Они знают его наизусть, и если поползут здесь российские колонны, их сожгут высокоточным оружием как в тире. Сегодня по высшему счету воюют не людьми, а высокоточными ракетами. У хохлов их мало, но навалом у американцев, которые, когда нужно, перебросят их и другое вооружение к Перекопу. Там-то от хохлов шикарные военные подъездные пути. А что делать российским на этой единственной и бесполезной крымской трассе?
Полковник смотрел за окно автобуса и затосковал. Военную технику, мощное оружие из России в Крым можно переправить лишь морем, но как это долго! Керченский мост при российских темпах построится лишь года через два. При желании хохлам ничего не стоит отбить Крым уже сейчас, если натовцы помогут техникой, оружием. Удача, что их отвлек Донбасс, но сегодня присмиревшие Донецк, Луганск для удара по Крыму уже не помеха. Не случайно постоянно твердят бандеры: «Мы проведем парад в Севастополе!» Но Крым отличным военным плацдармом позарез нужен России!
Как военспец, полковник за долгую дорогу все прикинул и осознал, что Крым при военной западной помощи хохлы возьмут, как нечего делать. Они без боя ушли отсюда, чтобы когда-то обязательно вернуться. Что-то такое, как наши сначала отступили в Чечне...
Симферополь порадовал полковника: оживлен, народу, как в обычном курортном городе. Но справочной службы не оказалось. Полковник безуспешно бродил по разным учреждениям, где можно было узнать адрес однополчанина. Наконец пошел в полицию, показал офицеру удостоверение боевого ветерана. Уж полиция все про всех может узнать. Офицер печально взглянул на полковника и сказал начистоту:
-- Ничего нельзя сделать. Украинцы перед уходом уничтожили все электронные носители информации.
Полковник опешил не только потому, что не увидит однополчанина. Так вон как хохлы деловито отступали! Зато внушительно смотрелись по телевидению вежливые российские спецназовцы, казалось бы, просчитавшие ситуацию до любой ниточки...
Он вышел на улицу, бессильно опустился на скамейку. Полковника опять вломило удушье. Он для доступа воздуха рвал на груди рубаху и хрипел:
– Крым висит на волоске!
|
|
| |
|
