В.Черкасов-Георгиевский. Роман "РУЛЕТКА ГОСПОДИНА ОРЛОВСКОГО". Часть II. ХИТРОВКА
Послано: Admin 14 Ноя, 2011 г. - 20:35
Литстраница
|
ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ>>>
НА ФОТО прототип главного героя романа Виктора Глебовича Орловского -- Владимир Григорьевич Орлов
В.Г.Орлов родился в 1882 г. в Зарайском уезде Рязанской губернии в семье старинного дворянского рода. Учился в гимназии, в Варшавском университете. Начал работать юристом в Московском окружном суде. На русско-японской войне В.Г.Орлов добровольно воевал офицером крепостной артиллерии. В 1905-1906 судебный следователь и один из государственных обвинителей в Польше, принимающий участие в расследовании всех дел по шпионажу и государственной измене. В 1912 судебный следователь Варшавского суда по особо важным политическим преступлениям. В 1914 главный военный прокурор при штабе войск Западного фронта. В 1917 по поручению командования Добровольческой армии под именем Болеслава Орлинского работал в Петроградской следственной комиссии. В 1918 стал в Одессе начальником отдела в штабе Верховного командования и руководителем разведки. С 1921 по 1926 был прикомандирован к комиссии генерала барона П.Н.Врангеля в Берлине.
В Берлине середины 1920-х годов монархист В.Г. Орлов, мечтавший о создании "Белого Интернационала", начинает грандиозное сражение против ОГПУ на основе своего опыта, виртуозных умений, связей и огромной картотеки советской и чекистской агентуры, собранной за долгие годы. Это Орловская контратака за расправу чекистов над его гимназическим однокашником, и потом соратником Б.В.Савинковым, над другом Сиднеем Рейли, за всех, погибших в провокации ОГПУ "Трест". Противник подводит его под суд, выдвинув в центр беспрецедентного политического скандала в 1929 г. как главу "группы русских эмигрантов, промышлявших продажей сфальсифицированных документов".
В.Г.Орлов был арестован, его травили продажные СМИ и советский официоз, а честная европейская печать назвала этот процесс "победой Чеки в Германии". В результате всесторонне скомпрометированного Владимира Григорьевича выслали в Бельгию.
Кроме книги "The secret dossier" -- "Секретное досье", изданной в Англии, Владимир Григорьевич опубликовал в США книгу "Подполье и Советы", в Европе -- "Убийцы, фальсификаторы и провокаторы". К концу 1930-х у него были готовы в рукописи два объемистых тома о советских дипломатах, но Орлова устранили чекисты, которые до сих пор в своих публикациях сваливают это на гестапо. Ранним утром в конце июня 1941 года его труп был обнаружен в берлинском саду Тиргартен с пулевым отверстием в шее. Стреляли в В.Г.Орлова сзади.
Подробнее см.: В.Черкасов-Георгиевский. Дилогия документальных романов о Белом Деле. О ПРОТОТИПЕ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ В.Г.ОРЛОВСКОГО - В.Г.ОРЛОВЕ>>>
+ + +
ЧАСТЬ II. ХИТРОВКА
Глава первая
Москва, которую господин Орловский видел последний раз имперской, ошеломила его грязью и неустроенностью.
По утреннему Николаевскому вокзалу, куда прибывали петроградские поезда, болтались расхристанные, заросшие космами солдаты, лузгающие семечки. Они договаривались с размалеванными дешевыми проститутками, так же увлеченно грызущими подсолнухи.
На Каланчевской площади, где еще были Ярославский и Казанский вокзалы, мрачной под серым сегодня небом, стояли гвалт толпы и ругань извозчиков, неистово толклась невзрачная публика, таким образом старавшаяся держаться независимо в новейшей манере "свободных граждан".
Суетливая бестолковщина была отзвуком маховика, запущенного новыми хозяевами. Незваные владетели делили Москву, отбирая у хозяев, а потом выхватывая друг у друга особняки получше для своих учреждений.
Удивило, однако, петроградца, что от самого вокзала тянулись лавки и магазины с хлебом, колбасой, сырами, другой снедью, невиданными в таких количествах в городе на Неве.
Неподалеку остановился трамвай, Орловский лихо одним из первых залетел на площадку и полез внутрь, "напирая болваном". Этот номер удачно довез его до Страстной площади, откуда было удобно добраться, спустившись по Тверской, до Наркомюста на Никольской улице.
Выйдя на площади с величественным Страстным монастырем и памятником Пушкину, Орловский внимательно осмотрел ее вместе со стрелой Тверского бульвара, уходящего вбок от одноименной главной московской улицы. Кое-где еще виднелись следы прошлогодних боев.
По Тверской торопились куда-то тяжелые грузовики с вооруженными красногвардейцами. Но тянулись и спокойные легковушки: "Де Дион-Бутоны", "фордики", "Панар-Левассоры", - с какими-то пожилыми штатскими, знающими себе цену. Они ехали в общем потоке, где двигались и возы ломовиков, пролетки извозчиков, никого не обгоняя. Зато издалека начальственно гудели "хамовозы", для которых милиционеры то и дело останавливали движение из проездов вдоль бульварного кольца.
На тротуаре рядом с Орловским спорили две странные собеседницы: дама в ротонде, покрасневшая от волнения, и наглая курносая баба.
Указывая на колокольню Страстного, дама, путаясь, поспешно излагала:
- Это для меня вовсе не камень. Этот монастырь для меня священный храм, а вы стараетесь доказать...
- Мне неча стараться, - перебила баба, - для тебя он освящен, а для нас камень и камень! Знаем, видали! Взял маляр доску, намазал на ней, вот тебе и бог. Ну и молись ему сама.
Неподалеку бледный дед в генеральской папахе, очень скромный, что-то робко продавал, а рядом с ним бодрый старик с седой щетиной на щеках краснокирпичного цвета выговаривал глазеющему рабочему с папироской в щели рта:
- У вас, конечно, ничего теперь не осталось, ни Бога, ни совести.
- Да, не осталось, - отвечал тот.
- Вы вон уже мирных людей расстреливаете.
Рабочий выплюнул окурок.
- Ишь ты! А как вы триста лет расстреливали?
Орловский шел к Красной площади по Тверской улице с еще уцелевшими, но линялыми, выгоревшими, искореженными торговыми вывесками детской одежды, готового платья, ружейной и шляпной продажи. Много зеркальных витрин было разбито, исчезли роскошные выставки товаров в магазинах.
За "Филипповым" на площади увидел сброшенную с пьедестала бронзовую фигуру легендарного генерала Скобелева, прославившегося своим героизмом. Двое парней тыкали в нее пальцами и называли поверженного полководца "пьяным гусаром". Около Охотного ряда бродили проститутки, а дальше к Кремлю у Иверской часовни с Вратарницей-иконой покровительницы города Иверской Божией Матери молились православные.
Подошел туда Орловский, снял фуражку. Крестясь, он разглядывал молящихся, многие из них стояли на коленях.
Эти русские люди плакали, возглашали "Канон молебный ко Пресвятой Богородице", восклицая:
- Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево!
Через Воскресенские ворота резидент прошагал на Красную площадь, всю во флагах и транспарантах. По Торговым рядам тянулся самый длинный и широкий кумач с надписью: "Да здравствуют первые искры мирового пожара!" Занавесили красной тряпкой над Никольскими воротами Кремля образ Николая-угодника.
Недавно переехавший из Петрограда Народный комиссариат юстиции на Никольской улице занимал часть дома, отделанного для какого-то банка, и гостиницу "Славянский базар". Орловскому пришлось помотаться по крутым лестничным пролетам и круговым коридорам, чтобы отметить командировку. Вначале он было решил, что местные служащие помогут ему разобраться с банковскими делами, которые они с Крестинским наметили на эту поездку, но скоро понял, что надежда тщетна.
Никакого порядка тут не существовало. Орловскому не удалось даже добиться, куда и к кому ему адресоваться по своим вопросам, не говоря уж о розыске нужных по делам бумаг, которые в общих кучах вывезли из Петрограда. По содержанию они должны были находиться в уголовном отделении, но следы их сначала обнаружились в гражданском и административном, после чего документы снова канули куда-то.
Многое прояснилось, когда Орловский узнал, что прибывший сюда из Петрограда начальником уголовного отделения товарищ Беляев немедленно запьянствовал, и после громкого скандала в "Славянском базаре" его уволили. Многие сотрудники и жили тут же, занимая с семьями часть гостиничных номеров, что придавало комиссариату сходство с постоялым двором. Складывалось впечатление, будто воцарились тут горемыки-"пописухины", как по-московски на старинный лад называли мелких стряпчих, да "аблакаты из-под Иверской": грошовые составители прошений.
Наркомат под руководством товарища Стучки, говорившего с сильным латышским акцентом и пронизывавшего собеседников ледяным взглядом маленьких глазок на продолговатом неподвижном лице, плыл по течению, занимаясь лишь теми делами, что попадали сюда волею случая. Сам Стучка пока был наиболее известен тем, что по злобе, желая уничтожить Троцкого, опубликовал в "Правде" статью, утверждающую, будто тот является немецким шпионом, а ранее был сыщиком в нижегородском охранном отделении.
Ни на что не обращали внимания совслужащие, кроме прошений, жалоб, чересчур резко изложенных и вносивших сумятицу в их и без того дерганую жизнь. Наркомюст, как и все столичные большевистские учреждения, не представлял себе в точности своих функций, не имея четко очерченного круга обязанностей и полномочий, однако считал свою роль одной из важнейших в управленческих органах. Новая богоборческая власть, еще не разразившаяся кровавым террором, не могла остановить разброд и сплотить разрозненные частности в единое целое.
У его высокородия статского советника Орловского нарастало омерзение к неряшливой, уплотненной Москве, еще покорнее Петрограда позволившей попрать ее вековые твердыни, осквернить себя людьми, с презрительной усмешкой вычеркнувшими из своей жизни святая святых, повергшими в прах все духовные и идейные ценности Белокаменной. Он думал об этом, выйдя из наркомата и вдыхая весенний воздух, пахнущий здесь, казалось, не почками, а тленом.
Свернул резидент по переулку на Карунинскую площадь со зданием Биржи, закрытой большевиками. Тем не менее биржевое кафе работало весьма оживленно, что сразу заметил через его окна подошедший к зданию Орловский. Он толкнул двери, звякнувшие колокольчиком, и вошел в галдящий зал, битком набитый бывшими биржевиками, чем-то увлеченно занимающимися за столиками, уставленными кофейными чашками.
Разведчик сел в углу, дивясь на местных официантов во френчах, - почти у всех на груди Георгиевские кресты! Один из них промаршировал к Орловскому, держа "салфет" не хуже "версальского" Яшки.
Орловский не выдержал и, потеряв свойственную ему осторожность, спросил прямо:
- Вы офицер?
- Так точно.
- Почему же лакейничаете, а не идете на Дон?
Тот невозмутимо проговорил:
- Пускай дураки башкой пули ловят, мне и здесь неплохо. На чаевые жить можно.
Орловский от невиданной в былой офицерской среде беспардонщины так смутился, что подавальщику с Георгием его стало жалко.
Он склонился к уху Орловского, зашептав:
- Вижу, вы не москвич. Советую на эдакие темы тут не говорить, сударь. Люди всякие есть и среди нас. Двое офицерами никогда и не были, а ходят, как все мы, во френчах. Из этой самой Чеки приставлены, не иначе.
Орловский заказал и вскоре получил чашку чуть теплой бурды вместо кофе и два недожаренных пирожка "с таком". Окинув взглядом зал, он понял, что за посетители здесь собрались: все что-то продавали-покупали, будто Биржа переместилась сюда. Правда, вместо акций ходили по рукам какие-то потертые бумаги вроде железнодорожных накладных.
Рядом с разведчиком за столиком такой делец с окладистой купеческой бородой, постоянно торгуясь с коллегой, обладателем закрученных усищ, запихивал одни бумажки в боковые пиджачные карманы, другие - во внутренние.
Орловский улучил момент, когда биржевики сдвинули котелки на затылки, закурили, и поинтересовался:
- Простите, господа, я в этих делах несведущ, но, насколько понимаю, в сделках больше фигурируют железнодорожные документы?
Те заулыбались, а бородач пробасил:
- Совсем необязательно. Но в общем-то, сами не знаем, что продаем, что покупаем. Фальшивые ли, настоящие ли бумаги, кто разберет в такой обстановке? Больше по привычке, для имитации биржевого процесса одни предлагают, другие покупают.
- От разных учреждений есть и ордера на приобретение вещей в больших магазинах, - пояснил обладатель усов а ля кайзер Вильгельм. - Только купишь такой ордер и не знаешь, дадут тебе на него в магазине то, что ты хотел приобрести, или ничего не дадут, да еще и на Лубянку потянут. Ну, а туда попал - трудно выбраться! Надобно платить и платить! Да и то не всегда помогает. Директором там какой-то Дзержинский - поляк, а весь штаб у него из латышей да евреев.
Хмурым вышел Орловский из кафе и отправился по московским знакомым, чтобы остановиться на несколько дней. Ему не везло: кто-то был уже на службе, а кто-то и вовсе, как говорили соседи, уехал навсегда, и он стал искать место в гостинице. Однако и это в переполненной приезжими Москве не удалось. Поздним вечером Орловский решился позвонить "директору" Дзержинскому.
В ближайшем отделении милиции петроградскому комиссару разрешили связаться по телефону с Лубянкой, а там, когда он представился знакомым Дзержинского, соединили с ним. Тот не забыл их петроградскую встречу и предложил коллеге сейчас же заехать к нему. В ВЧК по служебному удостоверению комиссара Орлинского пропустили в здание.
Дзержинский сидел в своем кабинете, только что закончив ужинать, и пил чай из оловянной кружки. На столе около тарелки лежала оловянная ложка.
Орловский сразу показал председателю ВЧК удостоверение со своими новыми фамилией, именем, отчеством и объяснил:
- Это для того, чтобы мои старорежимные труды не подмочили авторитет советского следователя.
Дзержинский понимающе кивнул.
- Я не собираюсь подводить вас в этом.
Орловский стал рассказывать о текущей работе в своем петроградском комиссариате, о командировке в столицу и добавил:
- Несколько часов пытался найти тут пристанище на несколько дней и безуспешно. Теперь в Москве это, наверное, чрезвычайно трудно?
Собеседник показал в угол кабинета, где из-за складной ширмы виднелась походная кровать, а на вешалке висели какие-то вещи и кожаные бриджи. Потом Дзержинский достал из кармана ключ и протянул его Орловскому со словами:
- Это от моего номера в гостинице "Националь". Вы можете бывать там сколько хотите, а я постоянно живу здесь.
Орловский поблагодарил и взял ключ. Такого поворота событий он никак не ожидал, но к возможности личной встречи с председателем ВЧК тщательно подготовился еще дома.
Виктор Глебович прикладывал массу усилий, чтобы, пользуясь служебным положением, сблизиться с петроградской Чекой, быть в курсе ее оперативных и следственных действий. И это ему удавалось, так как в первые месяцы советской власти различных следственных органов в городе было с десяток. Работали они независимо друг от друга, часто - параллельно, без четкого разграничения своих целей и функций, поэтому ему как председателю наркомюстовской комиссии нередко удавалось заполучить некоторые дела по линии Чеки в свое ведение.
Для того чтобы еще более сблизиться с чекистами, комиссар Орлинский в своих докладных записках начальству постоянно подчеркивал значимость его работы для этого ведомства. Вот и перед поездкой в Москву он составил на взятые в командировку банковские дела сопроводительный документ для руководства Наркомюста. Наиболее убедительный абзац в нем гласил:
"Производя следствие по этим спекулятивным и мошенническим делам, я все время обнаруживал систематическую утечку банковских ценностей за границу и устанавливал лиц - обычно крупных капиталистов и банкиров, кои причастны к вывозу своих капиталов. Заграничные капиталисты шли им в этом отношении широко навстречу и покупали у русских банкиров аннулированные процентные бумаги и другие банковские ценности задним числом чтобы от имени своих правительств предъявить их к оплате России. Считая, что подобного рода деяния являются преступлением государственным, а я вправе расследовать только преступления уголовные, все сведения по этого рода делам направлял по принадлежности Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией спекуляцией".
На вопрос Дзержинского, что непосредственно привело его в Москву, Орловский и предложил прочитать эту бумагу.
Главный чекист республики внимательно пробежал глазами по строчкам, мгновенно отметил именно этот абзац, поскольку проговорил:
- Я знаю о ваших достижениях в расследовании шпионских акций германской разведки в период военных действий царской России. Что бы вы сказали, если бы я стал поручать вам конспиративные задания в этой сфере, помимо Петроградской Чрезвычайной комиссии?
- Рад помочь.
- Хорошо. В свою очередь, мне приятно оказать вам услугу и быть уверенным в дальнейшем нашем сотрудничестве.
Готовясь к возможной встрече в Москве с Дзержинским, Орловский из-за проявленного к нему Целлером интереса уточнил через агентов Орги особенности взаимоотношений его начальника Урицкого с председателем ВЧК. Он узнал, что Дзержинский знаком с Урицким с 1902 года по пересыльной тюрьме на реке Лена и не случайно поддержал Троцкого в выдвижении Моисея Соломоновича председателем Петрочеки. О противоборстве же ленинца Зиновьева с троцкистом и дзержинцем Урицким Орловский и сам хорошо знал, потому что Комиссариат юстиции был в распрях с Чекой.
Конфликт между людьми № 1 и № 2 красного Петрограда начался с того, что Зиновьев попытался ослабить позиции Урицкого, возглавлявшего, наряду с ПЧК, и Комиссариат внутренних дел. Он добился его передачи партии левых эсеров в числе нескольких комиссариатов. Те, чувствуя поддержку, стали требовать и ликвидации Петроградской Чрезвычайной комиссии.
Урицкий немедленно обратился к Дзержинскому, который принял необходимые меры и сообщил Зиновьеву:
"В газетах имеются сведения, что комиссариат юстиции пытается распустить комиссию Урицкого... Всероссийская конференция ЧК по заслушанным докладам с мест о политическом состоянии страны пришла к твердому решению о необходимости укрепления этих органов".
С учетом предложения Дзержинского быть Орловскому кем-то вроде его личного контрразведчика в противоборстве с немцами белый резидент решил продемонстрировать свою дальнейшую преданность и сразу сыграть на этом для возможного подавления Целлера, если тот продолжит им интересоваться.
- Феликс Эдмундович, наш комиссариат в лице подручного Зиновьева товарища Крестинского пытался неблаговидно вести себя по ликвидации такого действенного оружия против контрреволюции, как Петрочека. Я с самого начала отрицательно относился к этой затее, потому что без помощи чекистов не вижу возможности плодотворной работы нашего и других правовых учреждений города. Ежели негласные происки против товарища Урицкого в комиссариатских стенах будут продолжены, позвольте мне докладывать об этом лично вам или Моисею Соломоновичу.
Проницательный Дзержинский изучающе смотрел на бывшего высокопоставленного царского следователя, видимо, несколько удивленный его "самовербовкой" в осведомители. Все-таки признательно кивнул со словами:
- По этому и любому другому вопросу можете обращаться от моего имени к Моисею Соломоновичу.
Орловский на прощание с неподдельным удовольствием пожал ему руку. Он вышел в коридор, думая, что, пожалуй, все великие инквизиторы и палачи не имели личной жизни или в пылу своих дел забывали о ней. Беспристрастно отметил бывший следователь по особо важным делам и другое. Он встречался за свою практику с сотнями революционеров и большевиков, но с такими, как Дзержинский, - всего лишь дважды или трижды. Противников такой высокой пробы нельзя было купить, в то время как остальные различались лишь ценою.
+ + +
Проснувшись на следующее утро в номере "Националя" с видом на Кремль, предназначенном для человека № 3 в РСФСР, Орловский подумал о встрече с представителями разведки Франции.
В начале февраля 1918 года он завязал связи с заместителем резидента военной разведки Генштаба французской армии в России капитаном Шарлем Фо-Па-Биде и офицером 2-го бюро, как официально называлась их служба, капитаном Эдуардом Вакье, с которыми активно обменивался информацией и получал от них субсидии на разведывательную работу.
Об этом в своей служебной записке генералу Алексееву Орловский писал так:
"Представители французского командования в России, начальник 2-го Бюро генерала Д`Ансельма майор Порталь в курсе моей деятельности в Петрограде. Принимая во внимание большевистское проникновение в союзные страны, майор Порталь направил в Париж план моей работы по наблюдению за большевистскими агентами за рубежом с отдельной припиской. Было даже решено направить меня в Париж для организации "Центрального бюро регистрации" и установления связи с Советской Россией и различными зарубежными резидентурами...
Во 2-м Бюро и в разведывательной службе Штаба Верховного командования нет никакого списка большевистских агентов. Однако в Советской России есть резидентура разведывательной службы, которая может быть использована не только Францией, Англией, Америкой и Польшей, но и другими заинтересованными странами. Эта резидентура может держать нас в курсе и сообщать нам имена большевистских агитаторов, выезжающих из Советской России за границу. Нет никакой трудности наблюдать за агентами, которые переезжают из страны в страну, имеют связь с секретной организацией и занимаются конспиративной деятельностью во всех странах, где царит беспорядок. Нужно создать сеть негласных осведомителей контрразведки в каждой стране. Необходимо использовать международную большевистскую пропаганду и направлять в Москву агентов разведки, способных создать резидентуру.
Я располагаю списком агентов разведки, которые уже работали в Советской России и способны внедриться в важные центры большевистской администрации. Необходимо согласие всех заинтересованных правительств для организации общей разведывательной службы, в которой будут иметься специальные секции для каждой страны и которые будут информировать заинтересованные стороны о том, что происходит в мире с точки зрения большевиков.
План моей работы следующий:
1. Усилить уже существующую в Советской России резидентуру лицами, которые будут наблюдать за агитаторами по вышеупомянутой программе и иметь агентов-информаторов в следующих городах: Москва, Петроград, Самара, Киев, Одесса, Харьков, Ростов-на-Дону, Новороссийск. По три агента на каждый город. Всего - 24.
2. Для ускорения приема сведений организовать:
а) контрольные посты из двух агентов в городах: Выборг, Ревель, Рига, Варшава, Бухарест, Константинополь;
б) посты информации и связи (передача сведений) - по два агента в городах: Стокгольм, Копенгаген, Берлин, Прага, Вена, Рим (всего 12 агентов);
в) создать в Париже Центральное бюро регистрации для классификации и перепроверки полученных сведений. Его персонал должен состоять из 5 агентов.
Примечание: Посты контроля и приема сведений должны следить за русскими и большевиками за границей и облегчать местным властям борьбу против большевиков.
3. Обеспечивать связь внутри Советской России (12 агентов), между внутренней и внешней агентурой (12 человек). Внешняя связь из 2 человек. Всего - 26 человек.
Организация будет состоять из:
- агентов, проживающих в Советской России (24);
- агентов-регистраторов (29);
- агентов-связников (26).
Всего 84 человека.
4. Для связи между Сибирью и Америкой во Владивостоке будут находиться трое офицеров, пребывающих в курсе проводимой работы и получивших инструкции в ожидании приказов разведывательной службы Генштаба.
5. Лица, работающие в этой организации (Орге), будут получать поденную заработную плату. Расходы резидентур и расходы по связи будут отнесены на счет всех правительств, заинтересованных в защите их стран от большевистской пропаганды.
6. Поскольку вышеупомянутая организация (Орга) имеет секретный характер, все агенты должны использоваться в различных администрациях - коммерческих, промышленных, имея в виду, что наиболее приемлемыми являются кооперативы и комиссионные магазины по обмену товарами".
С телефона в своем номере Орловский позвонил через барышню-телефонистку во французское консульство. Из набора слов в телефонограмме, переданной им консульскому сотруднику на имя месье Вакье, тот должен был понять, что белый резидент ждет его в ресторане "Националя" в условленное время.
В Москве они всегда встречались в ресторанах в 20.00, и вечером Орловский с Эдуардом Вакье "случайно" оказались за одним ресторанным столиком "Националя", где не торопясь ужинали. Они обменивались на французском устной информацией, а под столом белый разведчик передал связному 2-го Бюро бумаги, а тот ему - деньги, которые Орловский убрал в принесенный баул. Эдуард, среднего роста моложавый мужчина с напомаженной шевелюрой, усиками на горбоносом подвижном лице, как всегда, беспрестанно говорил, а если затруднялся с ответом, без стеснения начинал размышлять о предмете вслух.
Покончив с делами по Орге, за десертом Орловский поинтересовался у Вакье, нет ли сведений в консульстве о продаваемых большевиками за границу музейных и художественных ценностях. Эдуард объяснил ему, что тут разведка ни при чем, и к этому причастны торговый атташе, а также представители французских фирм, пытающихся скупать задешево через посредников русские сокровища. Месье Вакье поинтересовался, отчего партнер затронул эту тему.
Орловский рассказал ему историю с изъятой большевиками серебряной ракой святого Александра Свирского, и француз сочувственно качал блестящей от бриолина головой.
Потом Эдуард стал анализировать ситуацию:
- Вам придется искать этот саркофаг в Москве?
- Обязательно, это святое дело.
- Прекрасно вас понимаю. Видимо, действовать будет очень непросто, раз ваша агентурная сеть находится в Петрограде. Много ли вы успеете в одиночку за несколько командировочных дней в таком огромном городе?
Резидент нахмурился.
- Что поделаешь, Эдуард... Я попытаюсь найти помощников среди знакомых подпольщиков.
- Возможно, у месье Савинкова? - угадал офицер 2-го Бюро, потому что этот российский террорист № 1 тоже получал деньги от французской военной миссии и руководил самым крупным антибольшевистским подпольем в Москве. - Но захотят ли его люди или еще чьи-то помогать вам в таком чисто православном деле? Среди савинковцев, например, много либералов, февралистов.
- Конечно, хотелось бы опереться на тех, кому я привык безоговорочно доверять, - на монархистов. Но, к сожалению, теперь среди офицерства не они задают тон, даже кадровые белые офицеры из Корниловского полка распевают марш со словами: "Царь нам не кумир".
Вакье прищурил черные глаза, пригладил усики и сказал:
- Я знаю, что вы за человек, и очень дорожу, как и месье Фо-Па, Порталь, нашим общим с вами делом. Поэтому осмелюсь кое-что подсказать, а вы сами решайте, насколько это вам нужно. У нас, как вы можете себе представлять, есть разные группы русских разведчиков, работающих против большевиков. В одной из них - бывший чиновник Министерства внутренних дел, который привлек себе в помощники еще при Временном правительстве прекрасного агента - полицейского чина при царе. Он служил в канцелярии министра-председателя Керенского и давал превосходную информацию, как у вас говорят, с пылу с жару. У бывшего чиновника в группе много прежних полицейских, специалистов по криминальным делам, причем несколько человек - москвичи и работают непосредственно здесь. Что если я попрошу у него выделить вам в помощь такого же надежного человека, как полицейский, служивший у Керенского? Я хорошо знаю того, кого предлагаю, он глубоко православный человек, монархист.
Дошлый Орловский сходу уловил, о каком руководителе шпионской группы идет речь, потому что сеть русских агентов французской резидентуры он изучал еще на посту контрразведчика Ставки, а потом уточнял для своей картотеки. Им являлся высочайший мастер сыскного и разведывательного дела Иван Николаевич Стояновский, зашифрованный у французов под псевдонимом "Барон". Однако своей осведомленности перед офицером 2-го Бюро Орловский не выказал, так как сегодня французы были союзниками Белой армии, а завтра... Никто не мог знать, что готовила русская рулетка самим ее породителям.
- Весьма благодарен, Эдуард, за ваше предложение о такой помощи, - искренне произнес Орловский, - непременно воспользуюсь ею, если заставят обстоятельства. Спаси вас Христос.
Господин Орловский все же надеялся, что его однокашник Боря Савинков лучше француза поможет в розыске раки с мощами, о которой молились уцелевшие русские иноки Александро-Свирского монастыря.
(Продолжение на следующих стр.)
|
|
| |
|
