К 65-летию ОКОНЧАНИЯ ВТОРОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ 1941-45 годов. Основатель Казачьей партии В.Мелихов о своем деде, воевавшим в РККА против немцев
Послано: Admin 06 Мая, 2010 г. - 12:37
Русская защита
|
Мой дед был призван в РККА (Рабоче-крестьянскую красную армию. – Прим.МИТ) в первые дни войны и прошел ее с боями, вырываясь из окружения до Сталинграда. Неоднократно был ранен. Бабуля даже получила похоронку и, собрав детей, в том числе и моего отца, оплакивала его. А он, во время разведки, попал в плен под Сталинградом. Из плена бежал, скитался по степи месяц, голодный и больной, потерял сознание. Случайно подобрали на поле женщины, каким-то чудом среди них оказалась знакомая казачка, которая перетащила его на хутор, а потом еле живого привезли домой. Бабушка его выходила, пряча в погребе.
Как только он очухался, пришла Красная армия – допросы, избиения, хорошо, что не расстреляли -- в части, которая освобождала Шахты, нашлись его сослуживцы, а у них все его документы и награды. Они-то и спасли ему жизнь. После того, как он выздоровел, на фронт его не взяли, а направили на восстановление шахт. В забое у него была бригада – один такой же, как и он (правда, отозванный прямо с фронта на восстановление) и 30 пленных немцев, которые через пару-тройку месяцев умирали от голода, а вместо них присылали других.
В эти голодные дни бабуля на тормозок (питание в забой шахтерам. -- Прим.МИТ) деду давала 1-2 початка вареной кукурузы, 3-4 картофелины, да бутыль звара, и вот, когда он садился перекусить, то тридцать голодных пар глаз смотрели на него. И он все отдавал им, оставаясь сам голодным – потому что глядя на пленных (вспоминая и свой плен), не мог есть при умирающих от голода немцах.
Бабуля об этом узнала, перестала ему давать тормозок, потому что дома были еще четверо детишек, тоже голодающих. Так дед тайком брал початок-другой кукурузы и несколько картофелин и относил в забой пленным немцам, которые, порезав сырую картошку и кукурузу вместе с кочерыжкой, делили ее меж собой и ели.
Его напарник, казак из Раздорской, заложил начальству об этих проступках – деда чуть не посадили, ограничились переводом с забоя на выгрузку с вагонеток угля – а там уже работали пригнанные мадьярки. И такая же история – месяц-два и вместо двадцати женщин, умерших от перегрузки (выгрузка-то – работа только для мужиков), присылали новых.
Чтобы хоть как-то облегчить им работу, дед придумал приспособление по опрокидыванию вагонеток – и вновь донос – теперь уже от казака-мастера смены (сам он был с Богаевской). И вновь мордобой, и вновь угрозы ссылкой. Заступился хохол – директор шахты – перевел на разработку нового штрека, где работали все местные.
Когда я ходил в школу, была такая традиция: на 23 февраля и 9 мая в школу приглашали ветеранов войны – родственников учащихся. Их торжественно встречали, вручали подарки, а они рассказывали о боевых буднях. Несколько раз я получал указания от классной руководительницы, пригласить и своего деда. Но он никогда не соглашался, он никогда не надевал свои боевые награды. И постоянно как-то уходил на другие темы, когда я спрашивал его о войне.
Вот про немцев на шахте, мадьярок, которые, умирая, оставались днями неубранными на шахтном дворе, он с горечью иногда говорил; наверное, стараясь передать то, что я еще тогда не осознавал.
Высказался он перед смертью, когда я, уже окончив институт, работал на заводе и, приехав в отпуск домой, видел, как мой дедуля угасает. У него был силикоз (профессиональная болезнь шахтеров), ему был трудно дышать и при каждом кашле он выплевывал частички своих легких, забитых угольной пылью. Он, наверное, понимал, что более уже меня не увидит, и поэтому решил дать последний совет:
-- Держись от власти как можно дальше, не давай себе в нее втянуться, они погубят и тебя, и твою душу.
Я был крайне удивлен, никогда на подобные темы он со мной не говорил. Никогда не рассказывал больше, чем, как он считал, нужно, чтобы не зарождать во мне какого-то противления тому устройству общества, в котором мы все жили. Он никогда это устройство не хвалил, но и при мне никогда не хаял. Сейчас уже припоминаю отдельные разговоры его при встречах со станичниками, но они переговаривались тогда меж собой, и в памяти это не откладывалось.
А тут вдруг такое! Меня и раньше-то всегда удивляло и то, что он так милостиво к пленным немцам относился – ведь они «фашисты, звери», а он им последнюю картофелину с дома приносил. Но то, что я услышал дальше, меня не только поразило, но прямо ошарашило:
– Приедешь хоронить, на кладбище медальки мои не несите, а лучше выбросить их.
Я даже не сразу и понял, начал было говорить, что, мол, еще нас всех переживешь, рано на тот свет собираться. Но, не обращая внимания на мои слова, он продолжал говорить, как бы наставляя меня в долгую дорогу. Он рассказал о том, как бабушка, записанная на выселки в Сибирь, была им украдена из-под ареста и они убежали с хутора в Шахты, где он и устроился в забой; о том, как приезжали к нему на шахту его земляки, убегающие от коллективизации, и как он их скрывал у себя в землянке, а потом помогал им устраиваться на работу; как все эти годы голодовали; как умерли их первые с бабушкой дети (мой отец, рожденный в 1932 году, был первым, кто остался жив), как пережили страшный голод, когда, пока дед был на шахте, бабушка ходила по дворам и продавала все, что у них еще оставалось. Дошло до того, что продали последнюю обувь и все ходили в обметках – и в мороз, и в слякоть. Он рассказывал о войне, ее ужасах, пьяных комиссарах, которые с перепою выстраивали солдат в окопах и производили «чистку» -- это когда после кровопролитных боев проверялась белизна воротничков на гимнастерках. Чем он больше говорил, тем меньше я осознавал услышанное. Сознание, воспитанное идеологией Советов, просто не могло физиологически это воспринять как факты.
Я слушал и не мог не то, чтобы поверить, а просто принять. Все внутри протестовало и не впускало информацию в сознание. Она отторгалась и не запечатлевалась в памяти. Мне говорил человек, такой же родной и почитаемый, как мои родители, человек, который с малолетства на все летние каникулы забирал меня с собой на хутор Варваринский и возился со мной целое лето, водя на сенокосы, в ночное, на рыбалку, по своим прежним друзьям, человек, которого я очень любил и уважал – он говорил, а я не мог это принять, думая, что он говорит это со злобы за все тяготы прошлых лет.
Сейчас, вспоминая этот разговор по истечению четверти века, я так и не могу понять, что же сидело тогда во мне этакое, что же за непроницаемая мгла окутала тогда мое сознание, что я не мог воспринять сказанное одним из самых близких мне людей? Сегодня этого ответ очевиден – многолетняя советская идеология и внешняя, за кругом семьи, среда. Эту пелену я разрывал в своем сознании потом долгие годы. К чему столь пространное и, казалось бы, не относящееся к рассматриваемому вопросу вступление? А оно вот к чему.
Вначале я ответил, где сражался мой дед. И ни осуждать, ни упрекать я его никогда не буду – он действовал так, как диктовали обстоятельства его жизни, живя всегда по совести и чести. Но, главное, для чего я написал это -- следующее.
Вы (обращение к оппоненту на форуме сайта «Донские казаки в борьбе с большевиками». – Прим.МИТ), наверняка, долгое время, изучая казачью историю и взаимоотношения казаков с Россией, изо дня в день на протяжении нескольких лет формировали свои взгляды на данные вопросы. Я сейчас не говорю, правильны они или нет. Я хочу попробовать объяснить иное. Складывающееся мировоззрение подпитывалось мнениями единомышленников, разделяющих Ваши взгляды, все это усиливалось многократно в спорах с теми, кто высказывался иначе и т.п. Постепенно начала срабатывать та же самая система идеологических шор и завес, которая не пропуская новые знания и информацию, все сильнее укрепляла прежние убеждения. И уже иное мнение для Вас просто не воспринималось (как мне в последнем разговоре с дедом). Еще раз повторюсь, сказав – попробуйте, не отрекаясь от своего мировоззрения, посмотреть на мнение других не с точки отрицания, а с точки осмысления услышанного.
Вот посудите сами, ни я, ни cossacknn (ник форумчанина. – Прим.МИТ) ни словом не обмолвились ни на форуме, ни в беседах, об охаивании погибших в Красной Армии казаков во Вторую мировую войну. И в мыслях не было назвать их предателями! А что пишете Вы? – «Думаете, большинство казаков, у кого деды воевали за РККА, будут в восторге, узнав, что деды оказывается уже не герои, а предатели?» Мы этого не говорили и так не думаем – но Вы написали обратное. Что это, как не передергивание услышанного?
Или Ваше выражение «Понимаете, я не буду плевать в своих дедов». А кто здесь плюнул в своих дедов? Или в казачьи Роды? Если кто и обвинялись, так это те, кто, предав казачество, сам отрекся от него и ушел в интернациональное большевистское братство. Среди учеников Христа были и Иуда. Так, почитая Христа, неужто мы должны почитать и Иуду?
Или вот, в ответе cossacknn Вы пишете: «… да выясняется Ваше низкопоклонство перед вермахтом». Где он это утверждал? – он Вам так и ответил, что этого также ни в его словах, ни в его мыслях нет. Но Вы утверждаете обратное. Опять сработал уже имеющийся в сознании штамп. Ну и так далее…
То, что вы не адвокат коммунизма – это абсолютно ясно, но преуменьшать его тлетворную сущность и разлагающие действия (называя это второстепенным), на мой взгляд, такая же абсолютная ошибка, и именно в 21-м веке. Имея различную разновидность и формы, внедряемые в любые национальные движения, они неизменно приводят к уничтожению именно этого национального движения, превращая его неизменно в клановую борьбу.
(Источник: http://elan-kazak.forum2x2.ru/forum-f14/tema-t131-45.htm)
|
|
| |
|