Ключевский Василий Осипович
Курс русской истории
ЛЕКЦИЯ LXII
Значение военной реформы. - Положение дворянства. - Дворянство
столичное. - Троякое значение дворянства до реформы. - Дворянские
смотры и разборы. - Малоуспешность этих мер. - Обязательное обучение
дворянства. - Порядок отбывания службы. - Разделение службы. -
Перемена в генеалогическом составе дворянства. - Значение изложенных
выше перемен. Сближение поместий и вотчин. - Указ о единонаследии. -
Действие указа.
Переходим к обзору мер, направленных к поддержанию регулярного строя
сухопутной армии и флота. Мы уже видели способы комплектования
вооруженных сил, распространившие воинскую повинность на неслужилые
классы, на холопов, на тяглых людей - городских и сельских, на людей
вольных - гулящих и церковных, что придало новой армии всесословный
состав. Теперь остановимся на мерах для устройства команды; они ближе
всего касались дворянства, как командующего класса, и направлены были
к поддержанию его служебной годности.
ЗНАЧЕНИЕ ВОЕННОЙ РЕФОРМЫ. Военная реформа Петра осталась бы
специальным фактом военной истории России, если бы не отпечатлелась
слишком отчетливо и глубоко на социальном и нравственном складе всего
русского общества, даже на ходе политических событий. Она выдвигала
вперед двойное дело, требовала изыскания средств для содержания
преобразованных и дорогих вооруженных сил и особых мер для поддержания
их регулярного строя. Рекрутские наборы, распространяя воинскую
повинность на неслужилые классы, сообщая новой армии всесословный
состав, изменяли установившиеся общественные соотношения. Дворянству,
составлявшему главную массу прежнего войска, приходилось занять новое
служебное положение, когда б ряды преобразованной армии стали его
холопы и крепостные крестьяне, и не спутниками и слугами своих господ,
а такими же рядовыми, какими начинали службу сами дворяне.
ПОЛОЖЕНИЕ ДВОРЯНСТВА. Это положение не было вполне нововведением
реформы: оно подготовлялось давно ходом дел с XVI в. Опричнина была
первым открытым выступлением дворянства в политической роли; оно
выступило полицейским учреждением, направленным против земщины, прежде
всего против боярства. В Смутное время оно поддерживало своего Бориса
Годунова, низложило боярского царя Василия Шуйского, в земском
приговоре 30 июня 1611 г. в лагере под Москвой заявило себя не
представителем всей земли, а настоящею "всею землею", игнорируя
остальные классы общества, но заботливо ограждая свои интересы, и под
предлогом стояния за дом пресвятой богородицы и за православную
христианскую веру провозгласило себя владыкой родной страны.
Крепостное право, осуществившее эту лагерную затею, отчуждая
дворянство от остального общества и понижая уровень его земского
чувства, однако, внесло в него объединяющий интерес и помогло
разнородным слоям его сомкнуться в одну сословную массу. С отменой
местничества остатки боярства потонули в этой массе, а грубые
издевательства Петра и его худородных сподвижников над великородной
знатью роняли ее нравственно в глазах народа. Современники чутко
отметили час исторической смерти боярства как правящего класса: в 1687
г. запасный фаворит царевны Софьи из мужиков думный дьяк Шакловитый
объявил стрельцам, что бояре - это зяблое, упалое дерево, а князь Б.
Куракин отметил правление царицы Натальи (1689 - 1694 гг.) как время
"наибольшего начала падения первых фамилий, а особливо имя князей было
смертельно возненавидено и уничтожено", когда всем распоряжались
господа "из самого низкого и убогого шляхетства", вроде Нарышкиных,
Стрешневых и т. п. Аристократическая попытка верховников в 1730 г.
была уже глухим криком из-за могилы. Поглощая в себе боярство и
объединяясь, служилый люд "по отечеству" получил в законодательстве
Петра одно общее название, притом двойное, польское и русское: его
стали звать шляхетством или дворянством. Это сословие очень мало было
подготовлено проводить какое-либо культурное влияние. Это было
собственно военное сословие, считавшее своею обязанностью оборонять
отечество от внешних врагов, но не привыкшее воспитывать народ,
практически разрабатывать и проводить в общество какие-либо идеи и
интересы высшего порядка. Но ему суждено было ходом истории стать
ближайшим проводником реформы, хотя Петр выхватывал подходящих дельцов
и из других классов без разбора, даже из холопов. В умственном и
нравственном развитии дворянство не стояло выше остальной народной
массы и в большинстве не отставало от нее в несочувствии к
еретическому Западу. Военное ремесло не развило в дворянстве ни
воинственного духа, ни ратного искусства. Свои и чужие наблюдатели
описывают сословие как боевую силу самыми жалкими чертами. Крестьянин
Посошков в донесении боярину Головину 1701 г. О ратном поведении,
припоминая недавние времена, горько плачется о трусости, малодушии,
неумелости, полной негодности этого сословного воинства. "Людей на
службу нагонят множество, а если посмотреть на них внимательным оком,
то кроме зазору ничего не узришь. У пехоты ружье было плохо и владеть
им не умели, только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то
тупыми, и меняли своих голов на неприятельскую голову по три и по
четыре и гораздо больше. А если на конницу посмотреть, то не то что
иностранным, но и самим нам на них смотреть зазорно: клячи худые,
сабли тупые, сами скудны и безодежны, ружьем владеть никаким неумелые;
иной дворянин и зарядить пищали не умеет, а не то что ему стрелять по
цели хорошенько. Попечения о том не имеют, чтобы неприятеля убить; о
том лишь печется, как бы домой быть, а о том еще молятся богу, чтоб и
рану нажить легкую, чтоб не гораздо от нее поболеть, а то государя
пожаловану б за нее быть, и на службе того и смотрят, чтоб где во
время бою за кустом притулиться, а иные такие прокураты живут, что и
целыми ротами притуляются в лесу или в долу. А то я у многих дворян
слыхал: "дай бог великому государю служить, а сабли из ножен не
вынимать".
СТОЛИЧНОЕ ДВОРЯНСТВО. Впрочем, верхний слой дворянства по своему
положению в государстве и обществе усвоил себе привычки и понятия,
которые могли пригодиться для нового дела. Этот класс сложился из
служилых фамилий, постепенно оседавших при московском дворе, как
только завелся в Москве княжеский двор, еще с удельных веков, когда с
разных сторон начали стекаться сюда служилые люди из других русских
княжеств и из-за границы, из татарских орд из немцев и особенно из
Литвы. С объединением Московской Руси эти первые ряды постепенно
пополнялись новобранцами из провинциального дворянства, выдававшимися
из среды своей рядовой братии заслугами, служебной исправностью,
хозяйственной состоятельностью. Со временем по роду придворных
обязанностей в этом классе образовалось довольно сложное и запутанное
чиноначалие: то были стольники, при парадных царских обедах подававшие
ества и питья, стряпчие, при выходах царя носившие, а в церкви
державшие его стряпню, скипетр, шапку и платок, в походах возившие его
панцирь и саблю, жильцы, "спавшие" на царском дворе очередными
партиями. На этой чиновной лествице ниже стольников и стряпчих и выше
жильцов помещались дворяне московские; для жильцов это был высший чин,
до которого надобно было дослуживаться, для стольников и стряпчих -
сословное звание, которое приобреталось стольничеством и стряпчеством:
стольник или стряпчий не из боярской знати, прослужив 20 - 30 лет в
своем чине и став непригодным для исполнения соединенной с ним
придворной обязанности, доживал свой век дворянином московским. Это
звание не соединялось ни с какой специальной придворной должностью:
дворянин московский - это чиновник особых поручений, которого
посылали, по словам Котошихина, "для всяких дел": на воеводство, в
посольство, начальным человеком провинциальной дворянской сотни, роты.
Войны царя Алексея особенно усилили приток провинциального дворянства
в столичное. В московские чины жаловали за раны и кровь, за полонное
терпение, за походную или боевую смерть отца или родственников, а эти
источники столичного дворянства никогда не били с такой кровавой
силой, как при этом царе: достаточно было поражения 1659 г. под
Конотопом, где погибла лучшая конница царя, да капитуляции Шереметева
со всей армией под Чудновом в 1660 г., чтобы пополнить московский
список сотнями новых стольников, стряпчих и дворян. Благодаря этому
притоку столичное дворянство всех чинов разрослось в многочисленный
корпус: по росписи 1681 г. в нем числилось 6385 человек, а в 1700 г.
назначено было в поход под Нарву столичных чинов 11533 человека.
Притом, обладая значительными поместьями и вотчинами, столичные чины
до введения общих рекрутских наборов выводили с собою в поход своих
вооруженных холопов или выставляли вместо себя из них же даточных
людей, рекрутов, десятки тысяч. Привязанные службой ко двору,
московские чины ютились в Москве и в своих подмосковных; в 1679 - 1701
гг. в Москве из 16 тысяч дворов за этими чинами вместе с думными
числилось более 3 тысяч. На этих столичных чинах лежали очень
разнообразные служебные обязанности. Это был собственно двор царя. При
Петре в официальных актах они так и называются царедворцами в отличие
от "шляхетства всякого звания", т. е. от городовых дворян и детей
боярских. В мирное время столичное дворянство составляло свиту царя,
исполняло различные придворные службы, ставило из своей среды персонал
центрального и областного управления. В военное время из столичных
дворян составлялся собственный полк царя, первый корпус армии; они же
образовали штабы других армейских корпусов и служили командирами
провинциальных дворянских батальонов. Словом, это был и
административный класс, и генеральный штаб, и гвардейский корпус. За
свою тяжелую и дорогую службу столичное дворянство пользовалось
сравнительно с провинциальным и возвышенными окладами денежного
жалованья, и более крупными поместными дачами. Руководящая роль в
управлении вместе с более обеспеченным материальным положением
развивала в столичном дворянстве привычку к власти, знакомство с
общественными делами, сноровку в обращении с людьми. Государственную
службу оно считало своим сословным призванием, единственным своим
общественным назначением. Живя постоянно в столице, редко по
краткосрочным отпускам заглядывая в глушь своих разбросанных по Руси
поместий и вотчин, оно привыкало чувствовать себя во главе общества, в
потоке важнейших дел, видело близко иноземные сношения правительства и
лучше других классов знакомо было с иноземным миром, с которым
соприкасалось государство. Эти качества и делали его более других
классов сподручным проводником западного влияния. Это влияние должно
было служить нуждам государства, и его нужно было проводить в не
сочувствовавшее ему общество привыкшими распоряжаться руками. Когда в
XVII в. начались у нас нововведения по западным образцам и для них
понадобились пригодные люди, правительство ухватилось за столичное
дворянство как за ближайшее свое орудие, из его среды брало офицеров,
которых ставило рядом с иноземцами во главе полков иноземного строя,
из него же набирало учеников в новые школы. Сравнительно более гибкое
и послушное, столичное дворянство уже в тот век выставило и первых
поборников западного влияния, подобных князю Хворостинину,
Ордину-Нащокину,Ртищеву и др. Понятно, что при Петре этот класс должен
был стать главным туземным орудием реформ. Начав устроять регулярную
армию, Петр постепенно преобразовал столичное дворянство в гвардейские
полки, и офицер гвардии, преображенец или семеновец, стал у него
исполнителем самых разнообразных преобразовательных поручений:
стольника, потом гвардии офицера назначали и за море, в Голландию, для
изучения морского дела, и в Астрахань для надзора за солеварением, и в
Св[ященный] Синод "обер-прокурором".
ТРОЯКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДВОРЯНСТВА. Городовые служилые люди "по отечеству",
или, как называет их Уложение, "исстаринные природные дети боярские",
вместе со столичным дворянством имели в Московском государстве троякое
значение: военное, административное и хозяйственное. Они составляли
главную вооруженную силу страны; они же служили главным орудием
правительства, которое из них набирало личный состав суда и
управления; наконец, в их руках сосредоточивалась огромная масса
основного капитала страны, земли, в XVII в. даже с крепостными
землепашцами. Эта тройственность сообщала дворянской службе
беспорядочное течение: каждое значение ослаблялось и портилось двумя
другими. В промежутке между "службами", походами, городовые служилые
люди распускались по усадьбам, а столичные или также уезжали в
кратковременный отпуск в свои деревни, или, как и некоторые городовые,
занимали должности по гражданскому управлению, получали
административные и дипломатические поручения, бывали "у дел" и "в
посылках", как тогда говорили. Таким образом, гражданская служба была
слита с военной, отправлялась военными же людьми. Некоторые дела и
посылки освобождали от службы и в военное время с обязательством
высылать за себя в поход даточных по числу крестьянских дворов; дьяки
и подьячие, постоянно занятые в приказах, числились как бы в
постоянном деловом отпуску или в бессрочной командировке и, подобно
вдовам и недорослям, выставляли за себя даточных, если обладали
населенными имениями. Такой порядок и порождал много злоупотреблений,
облегчая уклонения от службы. Тягости и опасности походной жизни, как
и хозяйственный вред постоянного или частого отсутствия из деревень,
побуждали людей со связями добиваться дел, освобождавших от службы,
или просто "отлеживаться", укрываясь от походного призыва, а
отдаленные усадьбы в медвежьих углах давали к тому возможность.
Стрелец или подьячий поедет по усадьбам с повесткой о мобилизации, а
усадьбы пусты, никто не знает, куда девались владельцы, и сыскать их
было негде и некем.
СМОТРЫ И РАЗБОРЫ. Петр не снял с сословия обязательной службы,
поголовной и бессрочной, даже не облегчил ее, напротив, отяготил ее
новыми повинностями и установил более строгий порядок ее отбывания с
целью извлечь из усадеб все наличное дворянство и пресечь
укрывательство. Он хотел завести точную статистику дворянского запаса
и строго предписывал дворянам представлять в Разряд, а позднее в Сенат
списки недорослей, своих детей и живших при них родственников не
моложе 10 лет, а подросткам-сиротам самим являться в Москву для
записи. По этим спискам учащенно производились смотры и разборы. Так,
в 1704 г. сам Петр пересмотрел в Москве более 8 тысяч недорослей,
вызванных из всех провинций. Эти смотры сопровождались распределением
подростков по полкам и школам. В 1712 г. велено было недорослям,
жившим по домам или учившимся в школах, явиться в канцелярию Сената в
Москве, откуда их гужом отправили в Петербург на смотр и там
распределили на три возраста: младшие назначены в Ревель учиться
мореплаванию, средние - в Голландию для той же цели, а старшие
зачислены в солдаты, "в каковых числах за море и я, грешник, в первое
несчастие определен", жалобно замечает в своих записках В. Головин,
одна из средневозрастных жертв этой переборки. Высокородие не спасало
от смотра: в 1704 г. сам царь разбирал недорослей "знатных самых
персон", и 500 - 600 молодых князей Голицыных, Черкасских, Хованских,
Лобановых-Ростовских и т. п. написали солдатами в гвардейские полки -
"и служат", добавляет князь Б. Куракин. Добрались и до приказного
люда, размножавшегося выше меры по прибыльности занятия: в 1712 г.
предписано было не только по провинциальным канцеляриям, но и при
самом Сенате пересмотреть подьячих и из них лишних молодых и годных в
службу забрать в солдаты. Вместе с недорослями или особо вызывались на
смотры и взрослые дворяне, чтоб не укрывались по домам и всегда были в
служебной исправности. Петр жестоко преследовал "нетство", неявку на
смотр или для записи. Осенью 1714 г. велено было всем дворянам в
возрасте от 10 до 30 лет явиться в наступающую зиму для записи при
Сенате, с угрозой, что донесший на неявившегося, кто бы он ни был,
хотя бы собственный слуга ослушника, получит все его пожитки и
деревни. Еще беспощаднее указ 11 января 1722 г.: не явившийся на смотр
подвергался "шельмованию", или "политической смерти"; он исключался из
общества добрых людей и объявлялся вне закона; всякий безнаказанно мог
его ограбить, ранить и даже убить; имя его, напечатанное, палач с
барабанным боем прибивал к виселице на площади "для публики", дабы о
нем всяк знал как о преслушателе указов и равном изменникам; кто
такого нетчика поймает и приведет, тому обещана была половина его
движимого и недвижимого имения, хотя бы то был его крепостной.
МАЛОУСПЕШНОСТЬ ЭТИХ МЕР. Эти крутые меры были малоуспешны. Посошков в
сочинении О скудости и богатстве, писанном в последние годы
царствования Петра, яркими чертами изображает плутни и извороты, на
какие пускались дворяне, чтобы "отлынять" от службы. Не только
городовые дворяне, но и царедворцы при наряде в поход пристраивались к
какому-нибудь "бездельному делу", пустому полицейскому поручению и под
его прикрытием проживали в своих вотчинах военную пору; безмерное
размножение всяких комиссаров, командиров облегчало уловку. Многое
множество, по словам Посошкова, состоит у дела таких
бездельников-молодцов, что один мог бы пятерых неприятелей гнать, а
он, добившись наживочного дела, живет себе да наживается. Иной
ускользал от призыва подарками, притворной болезнью или юродство на
себя напустит, залезет в озеро по самую бороду - бери его на службу.
"Иные дворяне уже состарились, в деревнях живучи, а на службе одной
ногою не бывали". Богатые от службы лыняют, а бедные и старые служат.
Иные лежебоки просто издевались над жестокими указами царя о службе.
Дворянин Золотарев "дома соседям страшен, яко лев, а на службе хуже
козы". Когда ему не удалось отлынять от одного похода, он послал за
себя убогого дворянина под своим именем, дал ему своего человека и
лошадь, а сам по деревням шестериком разъезжал да соседей разорял. Во
всем виноваты приближенные правители: неправыми докладами вытянут у
царя слово из уст да и делают, что хотят, мирволя своим. Куда ни
посмотришь, уныло замечает Посошков, нет у государя прямых радетелей;
все судьи криво едут; кому было служить, тех отставляют, а кто не
может служить, тех заставляют. Трудится великий монарх, да ничего не
успевает; пособников у него мало; он на гору сам-десять тянет, а под
гору миллионы тянут: как же его дело споро будет? Не изменяя старых
порядков, сколько ни бейся, придется дело бросить. Публицист-самоучка
при всем своем набожном благоговении к преобразователю незаметно для
себя самого рисует с него до смешного жалкий образ.
ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ОБУЧЕНИЕ. Такой наблюдатель, как Посошков, имеет цену
показателя, во сколько следует учитывать действительное значение
идеального строя, какой созидался законодательством преобразователя.
Этот учет приложим и к такой подробности, как установленный Петром
порядок отбывания дворянской службы. Петр удержал прежний служебный
возраст дворянина - с 15 лет; но теперь обязательная служба осложнена
была новой подготовительной повинностью - учебной, состоявшей в
обязательном начальном обучении. По указам 20 января и 28 февраля 1714
г. дети дворян и приказного чина, дьяков и подьячих, должны обучиться
цифири, т. е. арифметике, и некоторой части геометрии, и полагался
"штраф такой, что не вольно будет жениться, пока сего выучится";
венечных памятей не давали без письменного удостоверения о выучке от
учителя. Для этого предписано было во всех губерниях при архиерейских
домах и в знатных монастырях завести школы, а учителями посылать туда
учеников заведенных в Москве около 1703 г. математических школ,
тогдашних реальных гимназий; учителю назначалось жалованья 300 рублей
в год на наши деньги. Указы 1714 г. вводили совершенно новый факт в
историю русского просвещения, обязательное обучение мирян. Дело
задумано было в крайне скромных размерах. На каждую губернию назначено
было всего по два учителя из учеников математических школ, выучивших
географию и геометрию. Цифирь, начальная геометрия и кой-какие
сведения по закону божию, помещавшиеся в тогдашних букварях, - вот и
весь состав начального обучения, признанный достаточным для целей
службы; расширение его пошло бы в ущерб службе. Предписанную программу
дети должны были пройти в возрасте от 10 до 15 лет, когда обязательно
кончалось учение, потому что начиналась служба. По указу 17 октября
1723 г. светских чинов людей держать в школах далее 15 лет не велено,
"хотя б они и сами желали, дабы под именем той науки от смотров и
определения в службу не укрывались". Но опасность грозила совсем не с
этой стороны, и здесь опять припоминается Посошков: тот же указ
говорит, что архиерейские школы в прочих епархиях, кроме одной
новогородской, до 1723 г. "еще не определены", а цифирные школы,
возникавшие независимо от архиерейских и предназначавшиеся,
по-видимому, стать всесословными, с трудом кой-где существовали:
инспектор таких школ в Пскове, Новгороде, Ярославле, Москве и Вологде
в 1719 г. доносил, что только в ярославскую школу выслано было 26
учеников из церковников, "а в прочие школы ничего учеников в высылке
не было", так что учителя без дела сидели и даром жалованье получали.
Дворяне страшно тяготились цифирной повинностью, как бесполезным
бременем, и всячески старались от нее укрыться. Раз толпа дворян, не
желавших поступить в математическую школу, записалась в духовное
Заиконоспасское училище в Москве. Петр велел взять любителей
богословия в Петербург в морскую школу и в наказание заставил их бить
сваи на Мойке. Генерал-адмирал Апраксин, верный древнерусским понятиям
родовой чести, обиделся за свою младшую братию и в простодушной форме
выразил свой протест. Явившись на Мойку и завидя приближающегося царя,
он снял с себя адмиральский мундир с андреевской лентой, повесил его
на шест и принялся усердно вколачивать сваи вместе с дворянами. Петр,
подошедши, с удивлением спросил: "Как, Федор Матвеевич, будучи
генерал-адмиралом и кавалером, да сам вколачиваешь сваи?" Апраксин
шутливо ответил: "Здесь, государь, бьют сваи все мои племянники да
внучата (младшая братия, по местнической терминологии), а я что за
человек, какое имею в роде преимущество?"
ПОРЯДОК ОТБЫВАНИЯ СЛУЖБЫ. С 15 лет дворянин должен был служить рядовым
в полку. Молодежь знатных и богатых фамилий обыкновенно записывалась в
гвардейские полки, победнее и худороднее - даже в армейские. По мысли
Петра, дворянин - офицер регулярного полка; но для этого он непременно
обязан прослужить несколько лет рядовым. Закон 26 февраля 1714 г.
решительно запрещает производить в офицеры людей "из дворянских
пород", которые не служили солдатами в гвардии и "с фундамента
солдатского дела не знают". И Воинский устав 1716 г. гласит:
"Шляхетству российскому иной способ не остается в офицеры происходить,
кроме что служить в гвардии". Этим объясняется дворянский состав
гвардейских полков при Петре; их было три к концу царствования: к двум
старым пехотным прибавлен был в 1719 г. драгунский "лейб-регимент",
потом переформированный в конногвардейский полк. Эти полки служили
военно-практической школой для высшего и среднего дворянства и
рассадниками офицерства: прослужив рядовым в гвардии, дворянин
переходил офицером в армейский пехотный или драгунский полк. В
лейб-регименте, состоявшем исключительно из "шляхетских детей",
числилось до 30 рядовых из князей; в Петербурге нередко можно было
видеть на карауле с ружьем на плече какого-нибудь князя Голицына или
Гагарина. Дворянин-гвардеец жил, как солдат, в полковой казарме,
получал солдатский паек и исполнял все работы рядового. Державин в
своих записках рассказывает, как он, сын дворянина и полковника,
поступив рядовым в Преображенский полк, уже при Петре III жил в
казарме с рядовыми из простонародья и вместе с ними ходил на работы,
чистил каналы, ставился на караулы, возил провиант и бегал на посылках
у офицеров. Так дворянство в военном строе Петра должно было
образовать подготовленные кадры или офицерский командный запас через
гвардию для всесословных армейских полков, а через Морскую академию -
для флотского экипажа. Военная служба в продолжение бесконечной
Северной войны сама собой стала постоянной, в точном смысле слова
непрерывной. С наступлением мира дворян стали отпускать на побывку в
деревни по очереди, обыкновенно раз в два года месяцев на шесть;
отставку давали только за старостью или увечьем. Но и отставные не
совсем пропадали для службы: их определяли в гарнизоны или к
гражданским делам по местному управлению: только никуда не годных и
недостаточных отставляли с некоторой пенсией из "госпитальных денег",
особого налога на содержание военных госпиталей, или отсылали в
монастыри на пропитание из монастырских доходов.
РАЗДЕЛЕНИЕ СЛУЖБЫ. Такова была нормальная военно-служебная карьера
дворянина, как ее наметил Петр. Но дворянин был нужен всюду: и на
военной, и на гражданской службе; между тем при более строгих условиях
первой и вторая в новых судебных и административных учреждениях стала
труднее, также требовала подготовки, специальных знаний. Соединять ту
и другую стало невозможно; совместительство осталось привилегией
гвардейских офицеров и высших генералов, которые долго и после Петра
считались годными на все руки. Служба "гражданская" или "штатская"
личным составом постепенно обособлялась от военной. Но выбор того или
другого поприща не был предоставлен самому сословию: дворянство,
разумеется, набросилось бы на гражданскую службу, как более легкую и
доходную. Установлена была обязательная пропорция личного состава из
дворянства на той и другой службе: инструкция 1722 г. герольдмейстеру,
ведавшему дворянство, предписывала смотреть, "дабы в гражданстве более
трети от каждой фамилии не было, чтоб служивых на землю и море не
оскудить", не повредить комплектованию армии и флота. В инструкции
высказано и главное побуждение к разделению дворянской службы: это -
мысль, что кроме невежества и произвола, прежде достаточных условий
для исправного отправления гражданской должности, теперь требуются еще
некоторые специальные познания. Ввиду скудости или почти отсутствия
научного образования по предметам гражданским, а особенно
экономическим, инструкция предписывает герольдмейстеру "учинить
краткую школу" и в ней обучать "гражданству и экономии" указанную
треть зачисленного на службу наличного состава знатных и средних
дворянских фамилий.
ПЕРЕМЕНА В ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОМ СОСТАВЕ ДВОРЯНСТВА. Ведомственное
разделение было техническим улучшением службы. Петр изменил и самые
условия служебного движения, чем внес новый элемент в генеалогический
состав дворянства. В Московском государстве служилые люди занимали
положение на службе прежде всего "по отечеству", по степени знатности.
Для каждой фамилии открыт был известный ряд служебных ступеней, или
чинов, и служилый человек, взбираясь по этой лествице, достигал
доступной ему по его породе высоты с большей или меньшей скоростью,
смотря по личной служебной годности или ловкости. Значит, служебное
движение служилого человека определялось отечеством и службой,
заслугой, и отечеством гораздо более, чем заслугой, служившей только
подспорьем к отечеству: заслуга сама по себе редко поднимала человека
выше, чем могла поднять порода. Отмена местничества поколебала
старинный обычай, на котором держалась эта генеалогическая организация
служилого класса; но она осталась в нравах. Петр хотел вытеснить ее и
отсюда и дал решительный перевес службе над породой. Он твердил
дворянству, что служба - его главная обязанность, ради которой "оно
благородно и от подлости (простонародья) отлично"; он указал объявить
всему шляхетству, чтоб каждый дворянин во всяких случаях, какой бы
фамилии ни был, почесть и первое место давал каждому обер-офицеру.
Этим широко растворялись двери в дворянство людям недворянского
происхождения. Дворянин, начиная службу рядовым, предназначался в
офицеры; но по указу 16 января 1721 г. и рядовой из недворян,
дослужившийся до обер-офицерского чина, получал потомственное
дворянство. Если дворянин по сословному призванию - офицер, то и
офицер "по прямой службе" - дворянин: таково правило, положенное
Петром в основу служебного порядка. Старая чиновная иерархия бояр,
окольничих, стольников, стряпчих, основанная на породе, на положении
при дворе и в Боярской думе, утратила значение вместе с самой породой,
да уже не стало ни старого двора в Кремле с перенесением резиденции на
берега Невы, ни Думы с учреждением Сената. Роспись чинов 24 января
1722 г., Табель о рангах, вводила новую классификацию служащего люда.
Все новоучрежденные должности - все с иностранными названиями,
латинскими и немецкими, кроме весьма немногих, - выстроены по табели в
три параллельных ряда, воинский, статский и придворный, с разделением
каждого на 14 рангов, или классов. Этот учредительный акт
реформированного русского чиновничества ставил бюрократическую
иерархию, заслуги и выслуги, на место аристократической иерархии
породы, родословной книги. В одной из статей, присоединенных к табели,
с ударением пояснено, что знатность рода сама по себе, без службы
ничего не значит, не создает человеку никакого положения: людям
знатной породы никакого ранга не дается, пока они государю и отечеству
заслуг не покажут "и за оные характера ("чести и чина", по тогдашнему
словотолкованию) не получат". Потомки русских и иностранцев,
зачисленные по этой табели в первые 8 рангов (до майора и коллежского
асессора включительно), причислялись к "лучшему старшему дворянству во
всяких достоинствах и авантажах, хотя б они и низкой породы были".
Благодаря тому, что служба всем открывала доступ к дворянству,
изменился и генеалогический состав сословия. К сожалению, нельзя точно
рассчитать, как велик был пришлый, недворянский элемент, вошедший в
состав сословия с Петра. В конце XVII в. у нас числилось до 2985
дворянских фамилий, содержавших в себе до 15 тысяч землевладельцев, не
считая их детей. Секретарь прусского посольства при русском дворе в
конце царствования Петра - Фоккеродт, собравший основательные сведения
о России, в 1737 г. писал, что во время первой ревизии дворян с их
семействами считалось до 500 тысяч человек, следовательно, можно
предположить до 100 тысяч дворянских семейств. По этим данным трудно
ответить на вопрос о количестве недворянской примеси, ранговым путем
вошедшей в состав дворянства при Петре.
ЗНАЧЕНИЕ ИЗЛОЖЕННЫХ ПЕРЕМЕН. Преобразование дворянского поместного
ополчения в регулярную всесословную армию произвело троякую перемену в
дворянской службе. Во-первых, разделились два прежде сливавшиеся ее
вида, служба военная и гражданская. Во-вторых, та и другая осложнилась
новой повинностью, обязательной учебной подготовкой. Третья перемена
была, может быть, самая важная для судьбы России как государства.
Регулярная армия Петра утратила территориальный состав своих частей.
Прежде не только гарнизоны, но и части дальних походов, отбывавшие
"полковую службу", состояли из земляков, дворян одного уезда. Полки
иноземного строя, набиравшиеся из разноуездного служилого люда, начали
разрушение этого территориального состава. Вербовка охотников и потом
рекрутские наборы довершили это разрушение, дали полкам разносословный
состав, отняв состав местный. Рязанский рекрут, надолго, обыкновенно
навсегда, оторванный от своей Пехлецкой или Зимаровской родины,
забывал в себе рязанца и помнил только, что он драгун фузелерного
полка полковника Фамендина; казарма гасила чувство землячества. То же
случилось и с гвардией. Прежнее столичное дворянство, оторванное от
провинциальных дворянских миров, само сомкнулось в местный московский,
столичный дворянский мир. Постоянная жизнь в Москве, ежедневные
встречи в Кремле, соседство по подмосковным вотчинам и поместьям
сделали Москву для этих "царедворцев" таким же уездным гнездом, каким
был город Козельск для дворян и детей боярских козличей.
Преобразованные в полки Преображенский и Семеновский и перенесенные на
невское финское болото, они стали забывать в себе москвичей и
чувствовали себя только гвардейцами. С заменой местных связей
полковыми казарменными, гвардия могла быть под сильной рукой только
слепым орудием власти, под слабой - преторианцами или янычарами. В
1611 г., в Смутное время, в дворянском ополчении, собравшемся под
Москвой под предводительством князя Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова,
чтобы выручить столицу от засевших в ней ляхов, какой-то инстинктивной
похотью сказалась мысль завоевать Россию под предлогом ее обороны от
внешних врагов. Новая династия установлением крепостной неволи начала
это дело; Петр созданием регулярной армии и особенно гвардии дал ему
вооруженную опору, не подозревая, какое употребление сделают из нее
его преемники и преемницы и какое употребление она сделает из его
преемников и преемниц.
СБЛИЖЕНИЕ ПОМЕСТИЙ И ВОТЧИН. Осложненные служебные обязанности
дворянства требовали лучшего материального обеспечения его служебной
годности. Эта потребность внесла важную перемену в хозяйственное
положение дворянства как землевладельческого класса. Вам известно
юридическое различие между основными видами древнерусского служилого
землевладения, между вотчиной, наследственной собственностью, и
поместьем, владением условным, временным, обыкновенно пожизненным. Но
задолго до Петра оба эти вида землевладения стали сближаться друг с
другом: во владение вотчинное проникали черты поместного, а поместное
усвояло юридические особенности вотчинного. В самой природе поместья,
как земельного владения, заключались условия его сближения с вотчиной.
Первоначально, при свободном крестьянстве, предметом поместного
владения по его идее был собственно поземельный доход с поместья,
оброк или работа тяглых его обывателей, как жалованье за службу,
похожее на кормление. В таком виде переход поместья из рук в руки не
создавал особых затруднений. Но помещик, естественно, обзаводился
хозяйством, строил себе усадьбу с инвентарем и рабочими холопами,
заводил барскую дворовую пашню, расчищал новые угодья, селил крестьян
со ссудой. Так на государственной земле, отданной служилому человеку
во временное владение, возникали хозяйственные статьи, стремившиеся
стать полной наследственной собственностью своего хозяина. Значит,
право и практика тянули поместье в противоположные стороны.
Крестьянская крепость дала практике перевес над правом: как могло
поместье оставаться временным владением, когда крестьянин укреплялся
за помещиком навсегда по ссуде и подмоге? Затруднение ослаблялось тем,
что, не касаясь права владения, закон, уступая практике, расширял
права распоряжения поместьем, допускал покупку поместья в вотчину,
обращение в иск, мену и сдачу поместья сыну, родственнику, жениху за
дочерью или племянницей в виде приданого, даже чужеродцу с
обязательством кормить сдатчика или сдатчицу либо жениться на
сдатчице, а иногда и прямо за деньги, хотя право продажи решительно
отрицалось. Верстаньем в отвод и в припуск (конец лекции XXXII)
выработалось правило, устанавливавшее фактически не только
наследственность, но и единонаследие, неделимость поместий. В
верстальных книгах это правило выражалось так: "А как сыновья в службу
поспеют, старшего верстать в отвод, а меньшему служить с отцом с
одного поместья", которое по смерти и справлялось целиком за
сыном-сослуживцем. В указах уже при царе Михаиле появляется термин со
странным сочетанием непримиримых понятий: родовые поместья. Этот
термин сложился из распоряжений тогдашнего правительства "мимо родства
поместий не отдавать". Но из фактической наследственности поместий
вытекало новое затруднение. Поместные оклады возвышались по степени
чинов и заслуг помещика. Отсюда возникал вопрос: как передавать отцово
поместье, особенно большое, сыну, еще не выслужившему отцова оклада?
Московский приказный ум разрешил эту кляузу указом 20 марта 1684 г.,
предписывавшим большие поместья после умерших справлять в нисходящей
прямой линии за их сыновьями и внуками, верстанными и наверстанными в
службу, сверх их окладов, т. е. независимо от этих окладов, сполна без
отрезки, а родственникам и чужеродцам отрезок не давать, при
отсутствии прямых наследников отдавать боковым на известных условиях.
Этот указ перевернул порядок поместного владения. Он не устанавливал
наследственности поместий ни по закону, ни по завещанию, а только
укреплял их за фамилиями: это можно назвать фамилиаризацией поместий.
Поместное верстание превращалось в разверстку вакантного поместья
между обильными наличными наследниками, нисходящими или боковыми,
следовательно, отменялось единонаследие, что вело к дроблению
поместий. Образование регулярной армии довершило разрушение основ
поместного владения: когда дворянская служба стала не только
наследственной, но и постоянной, и поместье должно было стать не
только постоянным, но и наследственным владением, слиться с вотчиной.
Все это повело к тому, что поместные дачи постепенно заменялись
пожалованиями населенных земель в вотчину. В сохранившемся перечне
дворцовых сел и деревень, розданных монастырям и разным лицам в 1682 -
1710 гг., редко, да и то только до 1697 г., отмечены дачи "в
поместье"; обычно имения раздавались "в вотчину". Всего роздано в эти
28 лет около 44 тысяч крестьянских дворов с полумиллионом десятин
пашни, не считая лугов и леса. Так к началу XVIII в. поместье
приблизилось к вотчине на незаметное для нас расстояние и готово было
исчезнуть как особый вид служилого землевладения. Тремя признаками
обозначилось это сближение: поместья становились родовыми, как и
вотчины; они дробились в порядке разверстки между нисходящими или
боковыми, как дробились вотчины в порядке наследования; поместное
верстание вытеснялось вотчинным пожалованием.
УКАЗ О ЕДИНОНАСЛЕДИИ. Таким положением дела вызван был указ Петра,
обнародованный 23 марта 1714 г. Основные черты этого указа, или
"пунктов", как его называли, таковы: 1) "Недвижимые вещи", вотчины,
поместья, дворы, лавки не отчуждаются, но "обращаются в род". 2)
Недвижимое по духовной переходит к одному из сыновей завещателя по его
выбору, а остальные дети наделяются движимостью по воле родителей; при
отсутствии сыновей так же поступать и с дочерьми; в случае отсутствия
духовной недвижимое переходит к старшему сыну или за отсутствием
сыновей к старшей дочери, а движимое делится между остальными детьми
поровну. 3) Бездетный завещает недвижимое одному из своей фамилии,
"кому похочет", а движимое передает своим сродникам или посторонним по
своему произволению; без завещания недвижимое переходит к одному по
линии ближнему, а прочее другим, кому надлежит, "равным образом". 4)
Последний в роде завещает недвижимое одному из женских лиц своей
фамилии под условием письменного обязательства со стороны ее мужа или
жениха принять на себя и на своих наследников фамилию угасшего рода,
присоединив ее к своей. 5) Вступление обделенного дворянина, "кадета",
в купечество или в какое знатное художество, а по достижении
40-летнего возраста и в белое духовенство не ставится в бесчестье ни
ему, ни его фамилии. Закон обстоятельно мотивирован: единонаследник
нераздельного имения не будет разорять "бедных подданных", своих
крестьян, новыми тягостями, как это делают разделившиеся братья, чтобы
жить по-отцовски, но будет льготить крестьян, облегчая им исправный
платеж податей; дворянские фамилии не будут упадать, "но в своей
ясности непоколебимы будут чрез славные и великие домы", а от
дробления имений между наследниками знатные фамилии будут беднеть и
превращаться в простых поселян, "как уже много тех экземпелев есть в
российском народе"; имея даровой хлеб, хотя и малый, дворянин без
принуждения служить с пользой для государства не станет, будет
уклоняться и жить в праздности, а новый закон заставит кадетов "хлеба
своего искать" службою, учением, торгами и прочим. Указ очень
откровенен: всемогущий законодатель сознается в своем бессилии
оградить подданных от хищничества беднеющих помещиков, а на дворянство
смотрит, как на сословие тунеядцев, не расположенных ни к какой
полезной деятельности. Указ вносил важные перемены в служилое
землевладение. Это - не закон о майорате или "о первенстве", навеянный
будто бы порядками западноевропейского феодального наследования, как
его иногда характеризуют, хотя Петр и наводил справки о правилах
наследования в Англии, Франции, Венеции, даже в Москве у иноземцев.
Мартовский указ не утверждал исключительного права за старшим сыном;
майорат был случайностью, наступавшей только при отсутствии духовной:
отец мог завещать недвижимое и младшему сыну мимо старшего. Указ
установлял не майорат, а единонаследие, неделимость недвижимых имений,
и шел навстречу затруднению чисто туземного происхождения, устранял
дробление поместий, усилившееся вследствие указа 1684 г. и ослаблявшее
служебную годность помещиков. Юридическая постройка закона 23 марта
была довольно своеобразна. Завершая сближение вотчин и поместий, он
устанавливал для тех и других одинаковый порядок наследования; но при
этом превращал ли он вотчины в поместья или наоборот, как думали в
XVIII в., называя мартовские пункты изящнейшим благодеянием, коим Петр
Великий поместные дачи в собственность пожаловал? Ни то, ни другое, а
сочетанием юридических особенностей поместья и вотчины создавался
новый, небывалый вид землевладения, который можно характеризовать
названием наследственного, неделимого и вечнообязанного, с которым
связана вечная наследственная и потомственная служба владельца. Все
эти черты существовали и в древнерусском землевладении; только две из
них не совмещались: наследственность была правом вотчинного
землевладения, неделимость - обычным фактом землевладения поместного.
Вотчина не была неделима, поместье не было наследственно; обязательная
служба одинаково падала на то и на другое владение. Петр соединил эти
черты и распространил их на все дворянские имения, да еще положил на
них запрет отчуждения. Служилое землевладение теперь стало более
однообразно, но менее свободно. Таковы перемены, внесенные в него
указом 23 марта. В этом указе особенно явственно вскрылся обычный
преобразовательный прием, усвоенный в перестройке общества и
управления. Принимая сложившиеся до него отношения и порядки, как он
их заставал, он не вносил в них новых начал, а только приводил их в
новые сочетания, приноровляя их к изменившимся условиям, не отменял, а
видоизменял действовавшее право применительно к новым государственным
потребностям. Новое сочетание сообщало преобразованному порядку как
будто новый, небывалый вид. На деле новый порядок строился из старых
отношений.
ДЕЙСТВИЕ УКАЗА. Закон 23 марта, выделяя единонаследника, освобождал
кадетов, безземельных его братьев и часто племянников от обязательной
службы, предоставляя им избирать себе род жизни и занятий. Для военной
службы Петру нужна была не вся служилая наличность дворянских
семейств, составлявшая прежде массу дворянской милиции. В
единонаследнике он искал офицера, имеющего средства исправно служить и
приготовиться к службе, не обременяя своих крестьян поборами. Это было
согласно с ролью, какую Петр назначал дворянству в своей всесословной
регулярной армии, - служить офицерской командой. Но и в этом законе,
как в других своих социальных реформах, преобразователь мало соображал
нравы, бытовые понятия и привычки. При строгом проведении в жизнь
закон раскалывал дворянство на два слоя, на счастливых обладателей
отцовских гнезд и на обездоленных, безземельных и бездомных
пролетариев, братьев и сестер, проживающих нахлебниками и нахлебницами
в доме единонаследника или "волочащихся меж двор". Понятны семейные
жалобы и распри, какие должен был вызвать закон, к тому же и сам мало
облегчавший свое применение. Он плохо обработан, не предвидит многих
случаев, дает неясные определения, допускающие разноречивые
толкования: в 1-м пункте решительно запрещает отчуждение
недвижимостей, а в 12-м предусматривает и нормирует их продажу по
нужде; устанавливая резкую разницу в порядке наследования движимых и
недвижимых имуществ, не указывает, что разуметь под теми и другими, а
это порождало недоразумения и злоупотребления. Эти недостатки вызывали
неоднократное разъяснение в последующих указах Петра, а после него
указ 1714 г. в новых пунктах 28 мая 1725 г. подвергнут был подробной
казуистической разработке, допустившей значительные от него
отступления, что еще более затруднило его исполнение. Кажется, и сам
Петр видел в своем указе не окончательное положение, а скорее
временную меру: допустив важные отступления от него, предписав в
дополнительном указе 15 апреля 1716 г. выдел из нераздельной
недвижимости умершего супруга четвертой части оставшемуся в живых в
вечное владение, царь пометил на указе: "До времени быть по сему".
Обязательная служба для кадетов не была отменена: недорослей
по-прежнему всех брали в военную службу и на смотры вызывали одинаково
строго и первенцев, и кадетов. Притом до конца царствования Петра
продолжались между родичами сутяжные разделы имений, доставшихся им
еще до "пунктов" по закону 1684 г., и, по-видимому, об этих разделах
говорит Посошков в сочинении О скудости и богатстве, яркими чертами
описывая, как дворяне после умерших своих сродников земли жилые и
пустые делят на дробные части, со ссорами, даже с "уголовщиной" и с
большим вредом для казны, одну какую-нибудь пустошь или деревню дробя
на ничтожные доли, словно закона о единонаследии и не существовало.
Эти разделы были признаны и пунктами 1725 г. Словом, закон 1714 г., не
достигнув предположенных целей, только внес в землевладельческую среду
путаницу отношений и хозяйственное расстройство. Итак, подготовленный
и обеспеченный неделимой недвижимостью офицер армейского полка или
секретарь коллегиального учреждения - таково служебное назначение
рядового дворянина по мысли Петра.
Содержание
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51-52-53-54-55-56-57-58-59-60-61-62-63-64-65-66-67-68-69-70-71-72-73-74-75-76-77-78-79-80-81-82-83-84-85-86-87-88
|